Но в голове звучит сверчок: «На болото, на болото».

Два дня назад, едучи с командировки по трассе домой, увидел как две стаи кряковых заходили на посадку из-за высоких сосен, что окружали это место, недалеко от заправочной станции «Белоруснефть», на которой в то время работал мой брат Леня. Нахлынули воспоминания. Как-то, мы вместе с ним взяли лодку, а также приехавший к нам на охоту генерал Саша и мой сын Алексей поехали с нами на вечернюю зорьку.

«Был месяц октябрь. Место для охоты тяжелое: высокий кочкарник, подход только с трассы, кое-где и дна не достать, и всего несколько чистых мест открытой воды», – рассказывал брат, – «Но уток тьма». Спустили лодку, брат и Саша вместе пересекли топкое место и спрятались в камыше и высокой осоке. Вечерняя зорка поздней осенью, когда утка идет почти в самых густых сумерках и без разведочных облетов садиться на вечерний отдых, очень скоротечная, но и добычлив бывает охотник, который найдет такой сад. Так было и тот раз. Утка садилась на болото просто валом. Сразу большие стаи, и после наших выстрелов, возвращались по три, по пять, одиночные. Выстрелы звучали, что канонада пушек на артподготовке. Быстро стемнело. И включив фонари мы еще битый час собирали трофеи. Алексей вышел с болота, неся в одной руке ружье, и пять кряковых уток, был мокрущий с ног, до головы.

– Смотри батька, какие утки, два селезня, всех стреляных нашел и добрал, а когда подранка добирал, там в осоке, то немного оступился, и попал в топкое место.

– Ну и потому и мокрый!

– Но не беда! Какая охота славная была, а, да утка смотри, какая тяжелая, оперение зимнее.

Приплыли брат и Саша. Генерал был в диком восторге. Он расстрелял все патроны, взял шесть селезней: «Только по ним стрелял, утки падали прямо перед мной».

– Так было, помнишь дядька, только на Гричиновичских болотах.

Уже в полной темноте вылез из болота и брат. Леня улыбнулся, да начал доставать с рюкзака добытых им уток: «Десять». Очень часто вспоминаю эту охоту. И брата Леньку, с доброй душой и пылкой охотничьей страстью.

Все, приехал! Зашел в резиновом костюме, через сосновый подлесок, с восточной стороны. Тихо крякнула утка. Октябрь, сейчас сорвутся и улетят. Заряжаюсь. Третий номер дроби, впереди небольшой лозовый куст. А там бугор, сухое место. Крадусь, что кот к мышке, а дно топкое. Стараюсь сапогами балансировать на тонких лозовых побегах. Наконец то, цепляясь руками за куст, вытягиваюсь, добрался до твердого места. Поднимаюсь во весь рост. И тут начинается такое утиное представление. Просто какое-то царство потревожил. С слезинок воды, с болота с шумом слетают кряквы, одна за одной, чуть успеваю поворачиваться. Стреляю, одни утки падают, другие улетаю прочь, взлетают новые… попадаю… не мажу… перезаряжаюсь, опять слетают. Все, вдруг стала тишина! Улетели не все, трех крякв сбил, на сегодня мне хватит. И тут слева от меня срывается селезень. Прекрасная птица, зеленая голова, стрелять неудобно, разворачиваю плечо, ловлю его дулом ружья. Огонь. Селезень комком летит в осоку. Меня охватывает такой дикий восторг, прекрасного осеннего утра и такой удачной охоты. Я на седьмом небе! Вдруг правая нога скользит вниз в болота, цепляет за вросший в землю лозовый корень и вот уже сам, как те сбитые мной утки, лечу в болото головой, вместе с ружьем. В полете успеваю отбросить ружье в сторону, на сухое место, оно разряжено. В один миг моя голова в воде. Вишу на привязи, как собака на цепи. Неимоверным усилием поднимаю голову над водой, глоток воздуха и опять в воду. Полный нос болотной грязи. Барахтаюсь изо всех сил, хватая руками осоку, порезал все руки. Но голова опять падала в болото, поднимал её «дурную», и снова хлебал болотную воду. «Батюшки! Неужели конец!» – подумалось мне. Я был в отчаянии, казалось, – нет спасенья. Все обстоятельства складывались против меня. «Но нет, нет! Я не хочу умирать!». Попытался снять резиновый костюм, вспоминая, как таким образом один раз спасся, когда охотился на Волчьем болоте. Но нет, не получается, ножа нет. Понимаю, что силы меня оставляют. И стал тонуть, захлебываться водой, закашлялся.Закричал, но понял, что кроме меня на болоте никого нет, а проезжающие рядом, по автостраде машины заглушают мой крик о помощи. Из последних сил, выкрутил ногу, аж, что-то хрустнуло в колене. Корень лозины, что держала мою ногу, вырвался из земли, и я всем телом бултыхнулся в болото. Стал на ноги. Мокрый с ног до головы, в тине и ряске, торфяной грязи. Стоял и долго смотрел на небо, на лес, что по-прежнему шумел на тихом восточном ветре. И тут меня начало так трясти… думал, что сердце из груди выскочит. Долго еще раздевшись, плавал по болоту, нашел всех уток и селезня, будь он неладен. Выкрутил воду из одежды, как говорят, промок до нитки. Натянул на себя, вылил воду из резинового костюма, опять одел, так как нужно было выбраться по осоке и старым ломаным камышам метров сто до сухого места. Стою и думаю: «Вылез и слава богу, но как же жене не попасть под горячею руку, увидит, что мокрая-то вся одежка, долго будет точить лясы.». Приехал домой, зашел в летнею кухню, сбросил все мокрую одежку, и как порядочный охотник, сухой, не мокрый, встал перед глазами Марии с утками.

– Ого, так быстро вернулся, – удивилась жена, – да и успел уже переодеться.

– Да, все хорошо, смотри какая дичь, – отвечаю, а сердце жим-жим, а вдруг сейчас спросит…

И она спрашивает: «Давай одежку, помою в стиральной машине».

– Да не надо, она не грязная.

– Грязная не грязная, давай неси!

Так и попал в женский капкан. Пришлось тащить мокрый охотничий костюм.

– Опять мокрый, ну пройдоха, где-то опять влез, ведь уже не лето, я же тебя просила, – чуть не плачет жена, и мне ее жаль, но разве ей все расскажешь.

– Да так, нечаянно…

Посмотрела на меня жена, подняв брови и понял я: «Не поверила»! Подумал про

себя, если бы ты только знала. Вот пишу и боюсь. Прочитает же.

Нырец

Набравшие жир утки осенью в большой цене. Осенью птицы летят высоко, очень высоко. Летать так летать, я им помашу рукой, – звучит песня Розенбаума с экрана телевизора. Отвечаю им мысленно: «Стрелять, так стрелять». На то мы и охотники, на то мы и добытчики.

Вот помню один случай, осенью было. Вечером собрались у клуба, как обычно кучки парней и девушек: на разные темы был разговор. Валентин, невысокого роста парень жаловался друзьям: «Иду возле речки, а там дикая утка плавает, подумал, наверное подранок, нужно добрать. Стреляю, но она успевают нырнуть раньше, чем долетит до них дробь, опять стреляю, утка скрылась под водой. Десять раз стрелял, вдруг утка срывается, бьет крыльями по воде и стремительно взлетает, потом снова садиться на воду, и все время ровно на средине реки. Так и не взял».

– Ежели ты стрелял по нырку, то все правильно, птица видит вырвавшийся из ствола дым, – вступаю в разговор. – Скрывшись под водой, нырки появляются вновь на поверхности воды где-нибудь поблизости.

– Да, откуда знаешь, – психует земляк.

– Книжки нужно читать, – отвечаю ему, и вся компания парней дружно рассмеялись.

А парень-то горячий,

– Сами попробуйте, гогочите тут.

– Так можно безрезультатно расстрелять весь патронташ, а, Валентин.

– И речи быть не может, так ты нырка просто не возьмешь.

– Хочешь, расскажу, сам пару нырковых уток взял осенью, но они рыбой отдают при готовке, и моя мама Вера не любит их готовит. Еще раз принесешь, будешь сам и есть, сказала мне, так что больше нырка не стреляю. Но хочешь, научу, как по ним стрелять.

– Давай, давай, расскажи нам, ты же учитель.

И вправду, я в то время работал второй год в соседней деревне Сторожевцы, в базовой школе. Учителем!

– Ну так, слушайте и запоминайте. Нужно незаметно подобраться к месту, где плавает нырок, как только он вынырнет, стреляй Валик птицу в тот момент, когда она только что появятся из воды. Вот и вся тебе грамота. Ты же должен знать вековую мудрость охотников, если ты первый зверя увидел, то и добыл.