Один из героев А. Франса задумывается над такими истинами: «Языки подобны дремучим лесам, где слова выросли, как хотели, или как умели, встречаются странные слова, даже слова-уроды. В связной речи они звучат прекрасно, и было бы варварством подрезать их, как липы в городском саду... Такие слова, — несомненно, уроды. Мы говорим: «сегодняшний день», то есть «сего-дня-шний день», между тем ясно, что это нагромождение одного и того же понятия; мы говорим: «завтра утром», а это то же, что «за-утра утром», и тому подобное. Язык исходит из недр народа. В нем много безграмотностей, ошибок, фантазии, и его высшие красоты наивны. Создавали его не ученые, а люди, близкие к природе. До нас он дошел из глубины веков... Будем пользоваться им как драгоценным наследием. И не будем слишком придирчивы...»

Сравнение, сопоставление слов может выйти за пределы одного языка, и тогда открывается много общего и различного в миропонимании у разных народов. Слово, человеческая речь всегда казались людям явлением непостижимым, таинственным. Слову придавался особый, мистический смысл. Наиболее загадочными считались совпадения в звучании и значении слов, принадлежащих разным языкам. Для языковедов же подобные совпадения представляются обычными и в некоторых случаях даже закономерными. Они установили родство целого ряда «далеких» языков, распределив их по группам. И мистический налет снят даже с самых мистических слов.

Анализ этих слов помогает дать реальное, атеистическое объяснение религиозным понятиям.

Например, что значит слово бог? «По религиозно-мистическим представлениям: верховное существо, управляющее миром...» — отвечает словарь. Но всегда ли так было? И какой смысл вкладывали первоначально в это понятие? На эти вопросы можно ответить, сравнив несколько родственных языков. Предков и родственников слова бог мы легко находим прежде всего в славянских языках, что свидетельствует о глубокой древности слова.

Обратившись к другим индоевропейским языкам, мы обнаруживаем, что славянское бог родственно древнеиндийскому bhagah, которое обозначало 'богатство, счастье' и того, кто его дает, — 'податель, господин, владыка'. Древнеперсидское baga — 'господь, бог' восходит к древнеиндийскому bhajati — 'наделяет, дает'.

Таким образом, ученые приходят к выводу, что первоначальный смысл слова бог — 'податель благ, наделяющий благом'. Значение же 'верховное мифическое существо' вторично, развилось в славянских языках позднее. Теперь уже не покажется случайным созвучие слов бог и богатство, богатый и убогий, в котором приставка у- имеет отрицательное значение. Отсюда становится понятным и смысл имени древнерусского Дажбога (или Дажьбога). Известный писатель XVIII в. М. Чулков в «Словаре русских суеверий» пояснял: «Дажбог — славянский, киевский бог, почитали его богом — подателем благ, а также еще богом богатства». Дажь — повелительная форма глагола дата.

Является ли такое представление о боге всеобщим или другие народы вкладывали в слово бог иной смысл? Лингвистический анализ слова может осветить даже такие факты, о которых молчат документы или вещи. Латынь обозначала бога словом deus. Соответствия ему лингвисты открыли в санскрите и других древних языках. Все эти слова, по-видимому, восходят к древней форме deiwos. Но что могла она значить? Чтобы понять смысл этой формы, называвшей божество вообще, надо знать, что со словами, обозначавшими бога, божество, группировались (оказывались близкими, родственными) слова, обозначавшие небо и день. В латинском наряду с deus — 'бог' видим dies — 'день'. Наряду с литовским dievas — 'бог' находим в финском языке taivas со значением 'небо'.

Эти и другие формы позволяют заключить, что индоевропейский бог — 'нечто светящееся', существо 'светлое, небесное'. Санскритское слово, используемое в Древней Индии для обозначения света, светящегося, неба, дня, стало называть главного бога греков (Зевс) и римлян, которые, для того чтобы избежать односложности греческого слова, добавили к названию бога слово pater — 'отец' — Juppiter (Юпитер) — 'отец-небо'. Слово pater указывало на высокий сан, его употребляли, когда почтительно говорили о людях, о богах. Каждый народ выдумывал себе бога в соответствии со своими представлениями о мире.

Мир устроен так, что все в нем связано, все соотнесено. Так же и в языке, который отражает действительность. Внимательно приглядываясь к словам, вы можете открыть для себя много интересного.

Сопоставляя слова, можно понять, как в прошлом происходило образование новых слов и вообще развитие языка. Впрочем, основные закономерности действуют и сейчас. Новые слова появляются непрерывно. Появилась новая вещь — ее нужно как-то обозначить, назвать. Новая вещь часто приходит вместе со своим именем, иногда это название видоизменяется, приспосабливается, иногда возникает новое обозначение.

Показательна в этом отношении судьба воспетого в песнях картофеля. Хотя картофель используется индейцами Южной Америки уже более 14 тысяч лет, признание во всем мире он получил сравнительно недавно. В Европу (Испанию) картофель впервые завезен в середине XVI в. В 1616 г. картофель (он еще не стал картошкой) как редкость подавали во Франции к королевскому столу. Выращивали его в ботанических, садах, на специальных плантациях. Но народ, не доверяя новому продукту, предпочитал по-прежнему зерно и корнеплоды. Прусский король Фридрих II посылал драгунов наблюдать за тем, чтобы крестьяне действительно сажали картофель. В России это новшество связано с именем Петра I. Один историк сообщал: «Великий Петр выслал из Роттердама (Голландия) мешок картошки к Шереметеву и приказал разослать картофелины по разным областям России...»

Тартуфель — первое название картошки — подавали у нас на придворных банкетах уже в 1741 г. Но сколько? На банкет 23 июля 1741 г. отпущено тартуфлю... полфунта, т. е. примерно двести граммов. Картофель понравился. При Екатерине решили помочь «без большого иждивения» голодавшим крестьянам. Была создана специальная комиссия, которая рапортовала сенату в 1765 г., что лучший способ к прекращению бедствия «состоит в тех земляных яблоках, кои в Англии называются потетес, а в иных местах земляными грушами, тартуфелями и картуфелями». Тогда же повелением императрицы были разосланы семена и «Наставление о разведении земляных яблок, потетес именуемых...» В наставлении говорилось: «Ко толь великой пользе сих яблок, и что они при разводе весьма мало труда требуют, а оный непомерно награждают, и не токмо людям к приятной и здоровой пище, но и к корму всякой домашней животине служат, должно их почесть за лучший в домо-стройстве овощ, и к разводу его приложить всемерное старание, особливо для того, что... оному большого неурожая не бывает, и тем в недостатке и дороговизне прочаго хлеба великую замену делать может».

Предписывалось доставлять картофель в бочонках, увязанных рогожами, обкладывать сеном. По прибытии на место «бочки с яблоками перенесть как наискоре в холодные сухие покои, и, развязав и раскупорив, яблоки высыпать в кади, потом приуготовить сухого песку, хотя с черноземом смешанного, и обсыпав тем иные яблоки, содержать до весны».

Добавим, что вплоть до середины прошлого века картофель приходилось не столько сажать, сколько насаждать, вводить силой, преодолевая недоверие, предрассудки и даже открытое сопротивление.

Таким образом, выясняется, что картофель имел несколько названий. Индейцы называли его — потата, англичане переделали на свой лад — потэйто, французы до сих пор называют его «земляными яблоками». Итальянцы назвали его «земляным грибом» — тартуфоло; немцы это название переделали по-своему: картофель. Последнее название и закрепилось у нас, хотя, как мы видели, бытовали и другие.

Творец языка — народ. Народ создает и узаконивает слова. Но ведь сначала кто-то один создает слово. Сначала оно кажется странным, потом к нему привыкают, и оно входит во всеобщее употребление. Когда слова «оседают» прочно, их создателей, как правило, забывают, но иногда они сами напоминают о своем «авторском праве».