– Для протокола – я тебя не сдавал.

Хмурюсь: если не он, то кто?

– Ну да, папа будущее видеть научился…

– Вообще-то, всё гораздо прозаичнее – он видел в окно, как ты топала на учёбу пешком, ну и позвонил мне, чтобы узнать, почему. Я врать ведь не умею, да и зачем, если он уже всё знал?

Вздыхаю и мысленно даю себе подзатыльник: как я могла забыть про окна ректорского кабинета, выходящие прямиком на дорогу?

– Это уже не важно, он не сильно ругался, – устало вымучиваю из себя улыбку. – Отвези меня, пожалуйста, домой.

Андрей кивает и заводит двигатель; и пока машина медленно выруливает на дорогу, я снова вспоминаю всколыхнувший душу взгляд стальных глаз. Прежде я таких не встречала – чтобы за секунду безразличного контакта будто в сознание проникли и всё там основательно перевернули вверх дном. Конечно, внешне он привлекал внимание, но вместе с тем почему-то и отталкивал, словно всем своим видом намекая на то, что любые отношения с ним сулят лишь проблемы.

Уж чего-чего, а проблем мне точно следует избегать.

Двухэтажный частный дом встречает меня гробовой тишиной и неприятным одиночеством. Когда я была маленькой, и родителей больше заботила моя судьба, чем их карьера, всё было совсем иначе: у нас всегда было шумно. Приходили мамины подруги со своими детьми, папины сослуживцы, мои крёстные родители, бабушки и дедушки с обеих сторон… Сейчас, когда отношения мамы с папой сошли на «нет», общие знакомые перестали приходить в этот дом, разделившись на два лагеря: одни винили в разводе мать, другие – отца, и чтобы не затевать каждый раз споры, решили вообще не сталкиваться. В итоге я, оказавшись меж двух огней, где каждый перетягивал одеяло на себя, утратила связь со всеми родственниками с обеих сторон.

Это прозвучит ужасно, но я уже привыкла к тому, насколько далека от нормальности моя семья.

Ужинаю в одиночестве, стараясь заглушить невесёлые мысли мультсериалом про Скуби-Ду, и с тоской осматриваю огромную кухню. Пожалуй, это помещение было единственным местом в доме, где я чувствовала себя более-менее нормально – из-за телевизора и камина на полстены. Здесь, завернувшись в плед и вооружившись банкой мороженого, я частенько коротаю свои вечера, пока отец работает в кабинете, или грущу о том, что здесь у меня совершенно нет друзей. Правда, теперь, когда началась учёба, и ко мне проявляют интерес как к обычному человеку, возможно, всё изменится в лучшую сторону.

В этот раз Андрей не уехал домой, где его всё равно никто не ждёт, так как семья укатила в деревню; скинув пиджак и рубашку, под которыми у него обнаружилась футболка, он выудил из бардачка колоду карт и предложил мне сыграть на мармеладных мишек, которые уже неделю пылились на полке с разными вкусностями. Посмеявшись, соглашаюсь, и мы весело проводим вечер, обмениваясь шутками, пока отец не вернулся из института в девять вечера – на два часа позже, чем обещал. Помахав мне на прощание, Андрей уехал домой, а я, пожелав родителю доброй ночи, спешно спряталась в своей комнате, вспомнив, что мне ещё надо изучить предметы семестра: здесь они наверняка отличаются от столичных.

Перерыв пару десятков сайтов и почитав парочку учебников, я с ужасом поняла, что заснуть мне сегодня не удастся – слишком нервным выдался денёк. Но вместо того, чтобы успокоиться и попытаться расслабиться, я зачем-то начала вспоминать свою сегодняшнюю стычку с этим неотёсанным грубияном Грачёвым. За что только девушки на него вешаются? Он ведь невообразимый хам, невоспитанный задира и редкостный самовлюблённый павлин – в общем, собрал целый набор антикачеств, которые меня всегда в людях отталкивали. По идее, они должны были отталкивать каждую девушку, но вот та, в коротком свитере и обтягивающих джинсах, что позволила ему себя обнять, была явно другого мнения.

В голове тут же всплыли строчки из стихотворения:

«Всегда и во все времена,

Хорошие, добрые девочки от хулиганов сходили с ума…»

Не знаю, как насчёт хороших, но неадекватные точно сходят.

И всё же было что-то в нём такое, что позволяло ему застрять в памяти; это точно не высокомерие и вздорный характер – наверно, дело в его, хм… какой-то твёрдой мужественности, что ли, которой сейчас очень не хватает в парнях. Мой последний бойфренд больше напоминал ванильный зефир – такой мягкий, добрый, интеллигентный, обходительный… Вроде со стороны всё выглядит хорошо, но Боже – как же надоели эти постоянные вопросы перед тем, как что-то сделать! Всегда спрашивал, можно ли взять меня за руку, можно ли проводить домой, можно ли звонить мне перед сном… Мне не хватало мужской настойчивости и действий – когда тебя просто берут за руку и провожают, хотя самому ещё добираться до дома в противоположный конец города; когда ты говоришь, что болеешь, и тебе привозят лекарства и фрукты, хотя ты ничего не просила; когда по выражению лица понимают, что тебе нужна помощь, и просто разруливают твои проблемы…

Хотелось видеть поступки… хотя парни вроде Грачёва, скорее всего, просто обычные п…, то есть, балаболы.

Против воли снова вспоминаю холодную сталь, и вдоль позвоночника пробегает мороз. Вот уж с кем не стоит пересекаться – эти глаза не сулят тебе ничего хорошего. Надо будет завтра узнать у кого-то из своих, кто он такой, и обходить его десятой дорогой… Конечно, нас ничто не связывает и никогда не будет, но даже в одном помещении с ним мне становилось не по себе – а ведь он даже толком на меня не посмотрел.

Заснуть мне за ночь так и не удалось.

Проворочавшись в кровати до шести утра, я встала разбитая, как скрипучая телега, и отправилась на кухню накачивать себя кофеином. Папа уже был здесь – потягивал крепкий чай и что-то набирал на своём лэптопе; пока я заваривала себе кофе и на скорую руку сооружала бутерброд, родитель закончил дела и прожёг меня пристальным взглядом.

– Моя машина сломалась, так что сегодня в университет едем вместе, – огорошивает меня.

– Признайся – ты специально это подстроил, да? – устало ворчу.

– Мне, в отличие от тебя, некогда играть в такие игры, – отметает мои подозрения. – Допивай и собирайся: если ты опоздаешь – это ничего, а вот для ректора такое непростительно.

– Это ведь твой университет, неужели ты не можешь прийти попозже?

– Дело не в возможностях, а в ответственности, Аня. Своим поведением мы подаём пример другим, и если мы будем делать, что вздумается – чего ждать от подчинённых?

Резонно.

Пока папа натягивает пиджак, я допиваю кофе, обжигая язык, и доедаю бутерброд уже на ходу; мой рюкзак летит на переднее сиденье, потому что родитель садится рядом со мной сзади, а я пытаюсь заплести волосы, пока машину подбрасывает на редких кочках. Немного нервничаю, когда мы подъезжаем к зданию университета, и неуверенно всматриваюсь в проходящие мимо фигуры, закутанные в пальто и куртки, с зонтиками над головами. Кажется, им не было никакого дела до стоящего обочине внедорожника – все торопились поскорее спрятаться от дождя.

Что ж, сегодня он станет моей защитой.

– Сейчас бы потягивать коктейльчик на пляже, а не вот это вот всё, – скулит на ухо Тоха, пока я гипнотизирую взглядом стрелки часов.

Сегодня пары тянулись особенно долго – наверно потому, что я машину поменял и ещё не успел толком опробовать. Но настроение друга мне было понятно – лето закончилось слишком быстро, и отдыха на Филиппинах нам явно не хватило.

Внезапно между мной и Тохой появляется рука, которая впихивает другу коктейльный зонтик за ухо.

– Ты где его взял? – ржёт тот, вытаскивая украшение из волос.

На него неодобрительно косится препод.

– Я вам не мешаю, Лаврентьев? – неодобрительно вмешивается препод.

– Никак нет, Пётр Викторович, – скалится Тоха. – Просто друг по вашему предмету конкретную ахинею несёт – вот и стало смешно.

По виду Туманова становится понятно, что во враньё Антона он не поверил, но такие выходки с его стороны – это нормально, так что препод просто рукой махнул: в конце концов, у Тохи никогда не было проблем с его предметами.