И, как бы противно ни было признавать, но Рома прав.

С исчезновением отцовской поддержки мое влияние автоматически снижается. Я долгое время полагалась на родительскую опору и защиту. Лишившись всех этих привилегий, мне придется изворачиваться и проявлять лояльность, чтобы не накликать на себя проблемы.

Пусть даже придется на время прогнуться перед чертовыми Кирсановыми.

Я дала себе обещание – вытерпеть унизительный поступок отца.

Я непременно выйду из бедственного положения победительницей.

– Успокоилась? – насмешливо интересуется блондин.

– Да, – рявкаю я.

– Хорошая девочка, – мерзавец гладит меня по прическе и отстраняется. – Такая Дана мне по душе.

Я разворачиваюсь к нему с ангельской улыбкой, за которой прячу львиный оскал.

«Недолго радоваться придется» – льстиво гляжу на его тщеславную физиономию.

Я возвращаюсь к стулу, расположенному напротив стола с именной табличкой «Роман Орланович Кирсанов»; по бокам с краев сидят Макар и Феликс.

Ныне брутальный бородач с выглядывающими из-под рукавов пиджака татуировками, который до одиннадцати лет промышлял поеданием козявок, широко улыбается, изучая меня. Смотрит через узкие щелочки полуопущенных век, мол: «Как тебе такое, сучка? Мы тебя приструнили!».

Приструнили. Не спорю. Но одна проигранная битва не означает поражение в войне.

Я возьму реванш.

Помогу братьям вспомнить старые добрые времена и погружу их существование в кошмар.

РОМА

– Уверены, что принять ее на работу – хорошая идея? – Феликс встревожен и всем своим видом выказывает сомнения. Насуплено смотрит в сторону двери, в которую минуту назад вышла вертихвостка, виляя бедрами.

– Это лучшая идея, братишка, – Макар хмыкает, выуживая из кармана брюк маленькую красную гадость, затем из другого коробку со стиками. Достает из зарядного устройства держатель и «снабжает» аппарат никотином. – Когда нам еще выпадет ТАКОЙ шанс поквитаться за прошлое, а?

Только успевает поднести айкос к губам, и я рявкаю:

– Просил же не курить здесь.

– Да ладно тебе, – бормочет брат. – Разочек можно.

– Макар, – повторяю с нажимом. – Проваливай за дверь, если собираешься дымить.

Он бормочет что-то о том, какой я зануда, и что шило в заднице иметь приятнее, чем меня в качестве старшего брата.

Старше я на одиннадцать месяцев, что не является существенной разницей, тем не менее, позволяет мне наслаждаться привилегиями высшего звена в нашей скромной возрастной иерархии. Феликс родился на девять позже и редко вступает со мной в спор, в отличие от Макара, который любит бодаться.

Я потираю лоб.

– Я был бы рад стереть эту мерзавку из своей памяти, – откровенничаю с ребятами. – Но… Лаврентий Андреевич никогда прежде не обращался к нам за помощью. Отказать ему было бы скотством.

Этот выдающийся человек впервые попросил от нас о чем-то для себя. Несмотря на детали просьбы, подразумевавшие продолжительный контакт к его ненавистной мне и моим братьям дочерью, я отнесся с уважением и согласился принять Дану на работу… учитывая ее абсолютную, беспросветную тупость в элементарных обязанностях и запредельное ЧСВ.

Почему именно мы? Почему Покровский не пристроил дочурку в свою компанию? Потому что он безмерно ее любит и будет делать ей бесконечные поблажки. А цель его «жестокого», по мнению Даниэлы, урока – проучить и научить ее хорошим манерам.

Наверное, Лаврентию Андреевичу не стоило доверять это хлопотное дело нам, потому что…

Мы забудем о таком понятии, как пощада в адрес Даны.

Потому что, если быть предельно честным, я иду на это, чтобы потешать собственное эго и отомстить.

Месть человека не красит… мстить девушке – дурной тон… Мужчина должен быть снисходителен… Мужчина обязан прощать… Мужчина то, мужчина это… бла-бла-бла.

Я знаю.

И я джентльмен. По крайней мере, так считает большинство дам, за которыми мне доводилось ухаживать. Но в отношении Даниэлы с удовольствием готов быть мерзким ублюдком. Стану чернейшим злом и бессердечным негодяем.

А Даночка будет страдать.

– О, я с этой крошкой сдерживаться не намерен, – Макар все-таки пренебрегает моим запретом и затягивается электронной сигаретой.

– Гробь свои легкие подальше от моих глаз, будь добр, – ворчу я и отворачиваюсь.

Не хочу на это смотреть. Я не радикальный ЗОЖник, или вроде того, но у этого дурачка с самого детства проблемы со здоровьем. Макар болел чаще, чем мы с Феликсом, и в восемь лет чуть не умер от обострения плеврита.

– Боюсь, там уже нечего гробить, – брат гортанно хохочет, пуская струю дыма мне в лицо.

Я пинаю его по ноге. Он шикает, хватается за лодыжку и, зажав зубами фильтр, показывает мне средний палец.

Феликс прерывает нашу милую перепалку тем, что неожиданно шагает в сторону выхода из кабинета.

– Куда ты? – спрашивает у него Макар. – У нас тут, как бы, самый разгар рабочего дня.

– Няня Эллы написала, что не успевает забрать ее из подготовительной школы, – на секунду младший брат останавливается, чтобы объяснить ситуацию. – Придется мне ехать. Буду через час где-то.

Мы киваем, провожая его спину взглядами.

– Интересно, когда-нибудь я смогу привыкнуть к мысли, что наш юнец первый обзавелся ребенком? – вдумчиво бормочет Макар, делает еще пару затяжек и убирает держатель в зарядное устройство.

ДАНА

Прыгая на правой ноге, на ходу просовываю левую в туфлю. Нелепо скрючившись, выскакиваю на лестничную площадку. В зубах зажимаю наспех слепленный из слабосоленой рыбы, творожного сыра и ломтика безглютенового хлеба бутерброд. Шарю ладонями по карманам черного брючного костюма в поисках ключа от квартиры. Лезу в сумку из коллекции «Karl Lagerfeld», роняю ее, и бесконечное содержимое классического базового изделия рассыпается по пыльному бетону.

Совершенно забыв о бутерброде, открываю в немом расстройстве рот, и еда приземляется на пол вслед за косметикой и прочими женскими штучками, типа таблеток, тампонов, конфеток.

Со стоном прислоняюсь лбом к входной двери, стучу по ней кулаком в жалкой попытке обуздать нарастающее раздражение и принимаюсь складывать все обратно. Кое-что не помещается, но я нахожу ключи.

Великолепное утро.

Я проспала серию будильников, не успела помыть голову, поэтому пришлось воспользоваться сухим шампунем, который я терпеть не могу, но держу на случай экстренных ситуаций.

В инстаграме бизнес-дамочки преподносят свой распорядок дня таким образом, словно перед тем, как отправиться покорять новые вершины и зарабатывать кругленькие суммы они умудряются потратить час на йогу, медитацию, приготовление безупречного завтрака и создание совершенного мейка. А еще записать кучу сториз.

Из перечисленных пунктов идеального утра я справилась только с последним. Да и то с приличной натяжкой.

Недостаток времени и количество дел, с которыми необходимо разбираться перед работой и после изо дня в день, вселяют ужас. Деньги – не всегда беспечность. Я впервые сталкиваюсь с тем, что их запас ограничен. Как же унизительно считать каждый рубль.

Туфли тесные, немного жмут в мизинцах, но ни одна другая пара обуви, на мой взгляд, не смотрится так гармонично, как кричаще красные винклиперы от «Christian Louboutin» в сочетании с костюмом. Люди в метро толкаются, не замечают меня, словно я одета в какие-то подделки и секонд-хенда. Жмут со всех сторон, обездвиженность тотальная. Но никто, кажется, не возмущается.

Я боюсь превратиться в одного из этих апатичных прохожих. Их глаза пусты – присутствует лишь слабый отголосок живого блеска, страсти и энтузиазма.

Моя поездка «с ветерком» в душном вагоне не обходится без неприятностей. Перед тем, как сойти на нужной станции, я становлюсь жертвой ручонок сального ублюдка. Какой-то вонючий (в прямом смысле) тип в потертом офисном костюме с темными пятнами от пота на подмышках жмется ко мне сзади и лапает за ягодицы.