Не соврал Иваныч – врачиха шарит. Узнала меня.

– Привет, – улыбаюсь слабо. – Рад встрече.

– Ещё бы не рад! – хмыкает, ставит на журнальный столик сумку. – У тебя проблемы, медвежонок.

Отрываю голову от подушки и вытягиваю шею – высматриваю булочку в коридоре. В поле зрения её нет.

– Не так громко, доктор.

– Не надо стесняться, – она язвит, вынимая из сумки медицинские штуки. – Дина отмывает подъезд от крови. Мы наедине, – играет бровями. – Надо же так меня развести – пёсик у неё тут! – смеётся.

– Наверное, девочка подумала, что ты не поедешь к человеку.

– Зря. Но сейчас не об этом, – она задумчиво подбирает губы. – Тётя врач забыла дома упаковку с анестетиком. Будет больно.

– Да пофиг, – выдыхаю.

Я сегодня не первый раз слышу эту фразу, но к боли отношусь холодно. Потерплю.

– Значит, к Дианке яйца катишь, да? – ветеринарша готовит рану. – Ой, смотри-и-и! – грозит пальцем. – Обидишь девку – я тебя найду и кастрирую.

Огрызнуться я не успеваю – реально больно! Стиснув зубы, терплю, пока меня штопают. Вот сучка, а!

– Мать твою… – не выдерживаю.

– Дина – она как тётка её, Марина, – докторша болтает и шьёт. – Марина Николаевна, пардон, хозяйка фермы, куда тебя привезли. Короче, тётя и племянница – одного поля ягодки. Подбирают живность всякую, выхаживают.

– Я не всякая живность, – рычу.

– Это да. Ты редкий экземпляр – вас в мире всего несколько сотен осталось. Вымираете.

– А ты кастрировать меня хочешь, – цежу сквозь зубы.

– Это крайняя мера, – врач улыбается, обрезая нитки. – Хоспади, тут дел было на пять минут, а крови потерял… Ничего, восстановишься. Таблеток тебе выпишу. Вкусненьких, – подмигивает.

– Спасибо, – благодарю на выдохе. – Что я должен за работу?

– Сочтёмся, медвежонок. Когда поправишься. Звать-то как тебя?

– Если бы я знал… Не помню.

– Ой-ой-ой, – врачиха качает головой и пишет что-то на листочке. – Амнезия после травмы?

– Видимо.

– Я Тамара, если что. Номер свой на рецепте написала. Станет скучно – высылай денег. Приеду развеселю, – от обезоруживающей улыбки этой женщины меня контузит.

Я тоже улыбаюсь – стерва, конечно, но весёлая.

Тамара уходит, а я оглядываюсь. Уютно тут… Пахнет чистотой.

А хозяйка квартиры – настоящая зажигалочка. Я её только за руку взял, она вспыхнула. Глазёнки зелёные заблестели, щёчки зарумянились, и аромат её изменился: стал ещё вкуснее, слаще. Не согрел её полупокер в лосинах? По-любому – нет. С такими, как он, хорошо по клубам зажигать, остальное мимо.

Я растягиваюсь на диване и закрываю глаза. Надо бы закрепить позиции. Но как? Видимо, я не был мастером по части обольщения женщин. Права булочка – у нас, у животных, всё просто. На инстинктах.

– Вот, возьмите, – я достаю из кошелька крупную купюру и протягиваю её ветеринарше.

– За мужика решила заплатить? – Тамара хмыкает. – Убери.

Стою, молчу, моргаю. Я хотела компенсировать свою ложь, но по факту – да, собралась заплатить за раненого гостя. Не задумывалась насколько это правильно… Пожалуй, правильно. Я доктора посреди ночи из дома выдернула, она тащилась через весь город, думая, что её тут ждёт собака.

– Возьмите, – я опускаю глаза в пол, – пожалуйста.

Тамара цокает и отодвигает от себя мою руку. Она встаёт лицом к зеркалу, делает вид, что поправляет макияж – которого в помине нет. На самом деле наблюдает за отражением своего пациента.

– Ты ведь знаешь, что мы с Михал Иванычем давние друзья? – спрашивает тихо.

– Знаю, – я пожимаю плечами. – Он здесь причём?

– Сейчас Миша уважаемый человек, депутат, а прошлое у него тёмное. Как думаешь, много я в девяностые ветеринаром получала? Вообще не платили, – она поворачивается ко мне. – Зарабатывала я на таких вот пассажирах, – кивает на моего гостя. – Пули выковыривала, штопала. С Иванычем мы так и познакомились. Среди того контингента редко можно встретить нормального человека. Твой найдёныш, – она опять кивает на раненого, – нормальный мужик. Он сам со мной расплатится, когда оклемается. Поняла?

– Поняла, – киваю.

Мне даже немного стыдно становится, что деньги предложила.

– Подождите! – я окликаю Тамару, когда она шагает за порог. – Можно вопрос не по теме? – краснею, но мне нужен её ответ.

– Попробуй, – она хитро, улыбается.

Я выскальзываю в подъезд, прикрываю дверь:

– Вы уверены, что он… ну… нормальный? Мне страшно оставаться с ним вдвоём, а выгонять раненого в ночь как-то неловко.

– Не выгоняй, пусть переночует, а с утреца решишь.

– Что решу?

– Всё решишь, – доктор берёт меня под локоть. – У меня чуйка на порядочных мужчин, – подмигивает мне и идёт вниз по лестнице.

Угу, чуйка у неё и именно «на мужчин» – во множественном числе. Потому что живёт наша доктор сразу с двумя. Лет тридцать уже, наверное. Впрочем, они оба порядочные – с этим не поспоришь.

Я захожу домой и, запретив себе даже малипусенькую мысль о разврате, заглядываю в зал. Гость лежит на диване, глаза закрыты, дышит мерно – спит. Вот и замечательно. Прикрыв дверь, на цыпочках иду в ванную. Надо коридор отмыть…

…Убираюсь до трёх часов ночи. Устала жёстко, ноги не держат. Мне завтра к первой паре в универ – вставать рано. По-хорошему, я уже десятый сон должна видеть.

Быстро умываюсь и топаю к себе в комнату. Переодевшись в чистое, падаю на кровать – тело от усталости ноет, а сна ни в одном глазу. Блин! Как уснуть, когда в доме чужой человек? Да ещё такой… большой. Тамариной чуйке можно доверять, но…

Бойся своих желаний. Ужастик!

А у меня тут триллер – эротический. Героиня – дурочка, фантазирует на тему секса с незнакомым мужиком. У этого мужика, между прочим, рана от пули и памяти нет. Ему посочувствовать надо, но я мечтаю в штаны ему залезть.

Нет!

Не так я воспитана. Развратная девка, которая внезапно проснулась во мне, может идти к чёрту. Но без меня.

Встаю и топаю в кухню. В любой непонятной ситуации – пожри.

В холодильнике – грусть и тоска. Открываю морозилку, достаю кусок мяса, кладу в микроволновку на разморозку. Порежу, поджарю с лучком, а на гарнир макарошек отварю.

Я в последнее время часто питаюсь макаронными изделиями, их у меня десяток видов на любой вкус, и даже цветные есть. Это фигово для моей талии, особенно, если учесть, что я тяп-ляп хожу на стрип-пластику. Лишние килограммы прописались на боках и заднице.

Стою, разглядываю себя в отражении стекла балконной двери, и делается мне грустно. Завтра на стрип-пластику срочно! Как раз усиленное занятие будет. Отбарабаню от звонка до звонка и никаких лишних мыслей не допущу. Сосредоточусь на пилоне.

Я задираю футболку до груди, приспускаю домашние штаны – любуюсь целлюлитом и хнычу. Костик комплексовал, что смотрится рядом со мной слишком худым. М – мужская, л – логика. Типа не ему в качалку надо, а мне похудеть. Но килограмм пять мне надо скинуть по-любому.

– Ой, блин! – вскрикиваю, заметив в отражении мужской силуэт.

Красная, как варёный рак, я скорее возвращаю майку и штаны в позицию «прилично». Припёрся! Стучать не учили? Хм… некуда стучать. В кухне нет двери – арка.

– Не спится, стройняшка? – хриплым голосом спрашивает гость.

– Тебе, я вижу, тоже не до сна, – рычу, обхватив себя за плечи.

У меня по рукам мурашки, и это точно видно. Чёрт…

– Пахнет вкусно.

– Чем? – кошусь на микроволновку. – Я ещё ничего не готовила, мясо только размораживается.

Шкаф шагает к столу, деловито выдвигает венский стул и садится:

– Покормишь? – спрашивает, пожирая меня глазами.

– Если перестанешь на меня пялиться, – фыркаю и иду ставить воду для макарон.

Спагетти и мяса мне не жалко, просто настроение испортилось до отметки со знаком минус. Вот и рявкнула… Но мне уже стыдно.

Пока я вожусь у плиты, придумывая, как сгладить неловкую ситуацию, гость ставит кипятить чайник, находит в шкафчике заварку – чай нам готовит. Короче, чувствует себя как дома. Я удивлена, но молчу. Не хочу нарычать на него ещё раз.