Как и предупреждала Лариса Андреевна в мой первый день, со второй недели ее пребывание здесь значительно сократилось; с наступлением шести часов вечера она чуть ли не вприпрыжку бежала от хлопот, предвкушая скорый отпуск.

Илюша и Игнат слушались меня во всем. За исключением редких случаев, когда желание покапризничать одерживало верх.

Мальчишки решились устроить субботу Днем Бунта и ругались между собой чуть ли не с самого пробуждения. Дрались из-за игрушек, пытались отнять друг у друга одежду, совершенно одинаковую и отличавшуюся только цветом. А во время обеда Илюшка выступил с заявлением, что отныне не собирается кушать на стуле для кормления.

– Нибудю нибудю нибудю! – верещал, дергая крохотными кулачками. И продолжал повторять «Нибудю!», пока не добился своего.

Лариса Андреевна пересадила его за детский столик, однако в одночасье ставший большим и самостоятельным мальчиком Илюша потребовал место среди взрослых.

Глядя на братика, Игнат пустился в тот же неистовый капризный пляс.

После обеда Лариса Андреевна повела их умываться и переодеваться, а я осталась отдраивать кухню от брызг и ошметков еды.

Материнство и уход за чадами – неблагодарный, часто не оценивающийся по достоинству труд. Я вцеплюсь в глотку каждому, у кого в моем присутствии повернется язык сказать, что домохозяйки занимаются бесполезными делами… Это невероятный стресс!

Близнецы ссорились до самого вечера.

Лариса Андреевна сжалилась над моей пошатнувшейся нервной системой и согласилась задержаться в доме, пока малыши не отправятся спать. От переполнившей меня признательности я даже пустила слезу. Вымоталась настолько, что вспомнила о необходимости принять пищу к моменту, когда Илюша с Игнатом сладко засопели, обнявшись с плюшевыми медвежатами, в своих кроватках.

Достала из холодильника творожную запеканку и поставила разогреваться в микроволновку. Лариса Андреевна заваривала нам чай с ромашкой.

– Не знаю, как буду справляться без вас, – пожаловалась я, откинувшись на высокую спинку стула, и запрокинула голову. Круговыми движениями помассировала виски, морщась от головной боли. В ушах до сих пор стоял детский визг.

– Справишься, дорогая.

Она передала мне кружку с ароматной горячей жидкостью, я поблагодарила и сделала маленький глоток.

– Вы прирожденная воспитательница, – похвалила старшую няню.

Лариса Андреевна открыла микроволновую печь и с улыбкой поставила передо мной тарелку с восхитительно-нежным творожным блюдом. Готовила, кстати, тоже она.

– Вашим детям очень повезло, – пробормотала я, уплетая со страстью ее гастрономический шедевр.

– У меня… нет детей, милая, – заправив за ухо короткую прядь, Лариса Андреевна смущенно опустила ресницы и грустно улыбнулась. – Бог не дал.

Я застыла с ложкой у рта и нелепым выражением лица.

– Простите! Пожалуйста, извините! – я постучала себя по губам. Язык мой – враг мой! – Я не знала…

– Все в порядке, – она погладила меня по плечу, маскируя за вежливой улыбкой колоссальную боль. – Кушай и не торопись, не то подавишься.

От несправедливости и злости у меня сводило зубы.

Почему судьба на блюдце с золотой каемкой вручает кому-то, вроде моей матери-кукушки, шанс иметь ребенка, в котором она не нуждалась, от которого с легкостью отказалась? Почему судьба жестока к Ларисе Андреевне, лишив ее возможности дарить всеобъемлющую и чистую любовь, которой она переполнена, своей кровиночке?

Давиду Дмитриевичу несказанно повезло с этим чудесным человеком, ведь она любила мальчишек, как родных. Да и к Суворову относилась скорее как к сыну, а не работодателю. Они отлично между собой ладили и доверяли друг другу.

Мне будет не хватать ее поддержки.

Каждый раз задумываясь о будущем взаимодействии с отцом близнецов без участия Ларисы Андреевны, я хотела утопиться в чае.

Я вздрогнула от того, с каким грохотом захлопнулась входная дверь в парадном холле особняка.

– А вот и Давид вернулся, – возвестила старшая няня.

Она ополоснула руки под краном, вытерла насухо кухонным полотенцем и отправилась встречать домовладельца, который, судя по тяжеловесным быстрым шагам, был не в самом лучшем расположении духа. Суворов орал на кого-то, видимо, разговаривая по телефону.

Я доедала запеканку, вжав голову в плечи.

Я водила губкой для мытья посуды по тарелке, когда Лариса Андреевна вернулась, чтобы попрощаться.

– Все, Майя, побегу я, – она быстро чмокнула меня в щеку.

– Уже? Может, переночуете? Поедете в такое позднее время? – я опешила из-за ее внезапных сборов.

– Андрей отвезет меня, – сослалась на водителя Суворова и, помахав рукой, упорхнула с кухни.

Но вскоре вернулась, чтобы что-то добавить.

– Чуть не забыла. Нужно подать Давиду Дмитриевичу травяной чай, – она прошла на кухню и достала из навесного шкафчика стеклянную банку с надписью «Ходжича». – Этот сорт зеленого чая можно употреблять на ночь. В дальнейшем не путай с другими видами, хорошо? Давид Дмитриевич жаловался на бессонницу. Это поможет ему.

Затем она показала мне способ приготовления с подробным разъяснением нюансов, дала на пробу и вновь попрощалась.

К кабинету Суворова я шла осторожно, обдумывая каждое свое движение, которое совершу в его присутствии. Чуть дрожащими пальцами сжимала ручки деревянного подноса, страшась по неосторожности уронить и разбить элитный фарфор «Наруми», очень хрупкий и тонкий, как бумага.

Лариса Андреевна изо дня в день поражала меня своей богатой осведомленностью в разновидностях азиатской посуды и тонкостях блюд. Она умела готовить сакэ! Пять лет назад рецептом напитка с ней поделился японский монах. Каждое лето женщина посещала Азию, питая особую страсть к стране Восходящего Солнца. Свой запланированный на середину июля отпуск Лариса Андреевна намеревалась провести в Тибетском монастыре.

Я по-хорошему завидовала ей. За свою жизнь мне удалось повидать, разве что, берег Черного Моря. Но я и этому радовалась. Мир невероятно огромен, полон удивительных вещей и людей. Я мечтала исследовать его, познать и попробовать на вкус. Жажда путешествий и хорошей жизни – вот двигатель моих стараний. Занимая любую свободную минутку полезным делом, изучением чего-то нового и учебой, я инвестирую в будущий успех.

Я была преисполнена большими ожиданиями.

Я могла полагаться исключительно на саму себя.

Затрусила у двери кабинета Суворова.

Поудобнее перехватила одной рукой поднос, собираясь постучать, но передумала в последний момент. Подслушивать нехорошо… но я подумала об этом слишком поздно, уже вовсю совершая сие злодеяние.

– Я, нахрен, жених тебе или кто?! – лютовал бизнесмен.

Я прислонила ухо к двери, втянувшись в набиравшую обороты драму с будущей мачехой мальчишек.

– Я хочу тебя, Катя! У меня яйца гудят, потому что, – понизил голос до вымученного шипения, – я пиздец как сильно скучаю по твоему телу, сладкая… Я нуждаюсь в тебе, детка. Еще одна неделя твоего отсутствия загонит меня в могилу.

Я незамедлительно отстранилась и развернулась.

Меня словно кипятком ошпарили. Засеменила обратно по коридору, желая выбросить из головы подслушанный элемент интимного диалога.

И не заметила, как от волнения меня повело в сторону, после чего я задела углом подноса картинную раму.

Фарфоровый чайный сервиз устремился к неизбежному падению. Разбился вдребезги, как и мои надежды на продолжительную работу здесь.

Несмотря на то, что я быстро справилась с шоком и наклонилась за осколками, чтобы избавиться от следов жуткого преступления, от последствий спастись не удалось.

Возмездие в лице разъяренного Суворова поджидало меня за спиной.

ДАВИД

Что не так с этой девчонкой?!

– Майя! – как же чесался язык хорошенько забраниться на неуклюжую няню моих пацанов.

Я встряхнул шатенку за плечи, пригвоздив к стене.