Но, несмотря на явный перевес сил, казаки–индейцы не вступали в рукопашный бой, предпочитая подавлять базы противника огнём. Отдельные упорствующие гарнизоны боливийцев брались в осаду и морились жаждой, ибо в приграничье природных источников воды почти не было. А редкие захваченные агрессором колодцы взорвались по мановению руки барона Унгерна, ранее заложенными радиоминами. Такая же печальная участь постигла и устроенные в старых блиндажах склады с боеприпасами и провиантом.
При этом не стоит винить боливийских сапёров–неумех, ибо мины–фугасы оказались заложены не в самих блиндажах, а в десятке метров рядышком. Специально обученных собак у боливийцев не имелось, магнитные же миноискатели бесполезны на густо усеянном осколками месте былых боёв. Из зарытых в грунт отрезков труб пороховые заряды забрасывали «казацкие мины» прямо на хлипкие крыши складских сооружений. После взрывов боеголовок снарядов корабельной артиллерии, оставались лишь глубокие дымящиеся воронки.
Надо сказать, бережливые казачки с большой пользой приложили снарядное наследие эскадры Черноморского флота. Одновременно с началом действий индейского корпуса Унгерна в приграничье, волна атак на тыловые колонны и перевалочные базы прокатилась вдоль всех дорожных трактов Гран–Чако. Мины–фугасы, мины–ракеты, «пулемёты зомби» — рвали вражий транспорт в клочья. Конечно, хорошенько досталось и пехоте с артиллерией, но основной удар пришёлся на транспорт. То немногое, что чудом смогло уцелеть под огненным шквалом мин, было в последующие дни добито с воздуха градом ракет и пуль. Сотни автожиров, как хищные стрекозы, вились вокруг укреплённых лагерей боливийцев, безжалостно поджигая и истребляя жалкие остатки.
Оккупационные войска оказались отрезаны от тыловых баз снабжения, да ещё и разрублены на мелкие части. Всякая связь, даже между соседними подразделениями, прервана. Ни одному курьеру не удавалось пробраться сквозь индейские кордоны. Рации были только в крупных штабах, однако их парагвайцы легко пеленговали и, если не удавалось сразу накрыть место радиопередачи плотным миномётным огнём, то радиосигнал блокировался сильными помехами.
До войны зарубежные спецы потешались над слабенькими переносными парагвайскими рациями, но никто не учитывал мощность стационарных ретрансляторов на борту дирижаблей, которые поддерживали почтово–банковскую связь между континентами. А ещё с началом Чакской войны дирижабли нависли над дорогами Гран–Чако всевидящим оком. Ни один караван не мог скрыться от их острого взора и голос ни одной вражеской радиостанции не ускользал от их чуткого слуха.
Боливийские зелёные головастики корчились и дохли на иссушенной, потрескавшейся от жара земле Гран–Чако, а генеральный штаб армии в далёком Ла–Пасе даже не имел представления, что творится в «Диком поле». Да и на самом фронте генералам мнилось, что это только непосредственно их воинскую часть плотно блокировала партизанская группировка казаков–индейцев, и где–то уже спешат им на выручку боевые резервы. Стоит только продержаться неделю–другую, и блокада будет прорвана. Приказа отступать никто не давал, и изрубленная на мелкие части ползучая гидра стремительно разлагалась под жарким солнцем Парагвая.
Стотысячная ударная армия генерал–майора Врангеля перешла в наступление, последовательно сокрушая на своём пути крупные базы противника, сумевшего окопаться возле истоков малых рек.
Алексей на время покинул госпиталь Асунсьона, чтобы проследить за исходом одного из последних штурмов.
Надо отметить, что казаки предпочитали воевать по ночам. Тогда знойное солнце не печёт спину в плотном камуфляже, и легче вести длительный бой. В темноте удаётся незаметно подкрасться до самых вражеских позиций. Можно сапёрной лопаткой безопасно отрыть неглубокие позиции для стрельбы лёжа. Свистящие над головой пули уже давно не пугали казаков. А главное — противник совершенно не умел воевать ночью, и в панике зачастую палил по своим же соседним позициям. Выстраивать взаимодействие подразделений в ночном бою никто боливийцев не обучал. В темноте враг оказывался испуган, ослеплён и оглушён
Чтобы узреть сразу всю картину боя, Алексей на своём колдовском «дрыналёте» беззвучно барражировал вокруг вражеского лагеря. С появлением в воздухе нарастающего шума винтов эскадрилий автожиров, в стане врага поднялась тревога. Солдаты спешно выбегали из палаток и прыгали в окопы, так как насыпной бруствер по периметру лагеря защищал лишь от обстрела из зарослей кустарника, а не от авианалёта. Часовые торопливо забрасывали пылью дежурные костерки, пытаясь хоть как–то скрыть от взора небесных хищников расположение пехотного полка. Однако промахнуться мимо обширной серой проплешины, вытоптанной в чёрной полосе кустарника возле берега речки, золотой путеводной нитью сверкающей в лунном свете, было трудно.
Авиаторам помогали разведчики, подсвечивающие контуры цели направленными в небо фонариками. Ну и ещё зависший среди звёзд тёмный сигарообразный силуэт дирижабля посылал в незримый эфир наводящие сигналы радиомаяка.
С борта воздушного штаба координировались и перемещения стрелковых подразделений. Командиры отрядов видели мигающий огонёк электрического фонаря, подвешенного на кабеле под корзиной дирижабля, и ориентировались по нём, словно капитаны по свету маяка. А когда войско казаков приблизилось к району вражеского стана, то с дирижабля начали дирижировать цветомузыкой огней фонариков батальонных колонн, отдавая приказы боевым порядкам полка разворачиваться в ротные колонны. Затем движущаяся в ночи пехотная масса засияла роем электрических огоньков разного цвета, и казачьи роты рассыпались на взводы. Артиллерийские расчёты остановились позади стягивающей врага петли наступающей пехоты и принялись споро расставлять миномёты.
Листва верхушек крон кустарников и редких деревьев предательски озарялась отсветами приближающихся фонариков, но враг не заметил эти всполохи. Солдаты противника, задрав голову, теперь со страхом взирали на возникший в небе огненный фейерверк. С борта дирижабля гирляндой сыпались осветительные ракеты на парашютиках, и, разбрасывая затухающие в ночи искры, медленно спускались на головы боливийских зевак. Рокочущий гул лопастей сотни автожиров, кружащих вокруг вражеского лагеря, заглушал шорох подкрадывающейся казачьей пехоты.
Чтобы не сталкиваться в воздухе, пилоты обозначали автожиры мигающими фонарями: белого света спереди фюзеляжа и красного с кормы. Из–за чего в небе, в паре километров от периметра лагеря, возникло вращающееся дьявольское колесо бело–красных мерцающих огоньков.
Офицер в штабе боливийского полка предпринял очередную безуспешную попытку воззвать к помощи, но по всем отведённым для связи радиочастотам по–прежнему трещал шум помех. Казаки уже захватили много пунктов радиосвязи и отлично знали основные и запасные частоты для коммуникации. Нервно крутанув верньер настройки станции, офицер вышел на частоты парагвайских каналов. Ветеран Первой мировой войны неплохо знал испанский язык, даже русскую речь немного понимал, но разобрать многоголосый хор индейских языков, на которых общались связисты казаков, немец был бессилен. Однако, исходя из плотности передачи в эфире сигналов маломощных парагвайских раций, ветеран сразу сообразил, что враг близко и число его боевых подразделений огромно.
Но никому доложить об угрозе масштабной атаки офицер уже не успел. Его потуги в радиоэфире были замечены пеленгаторами и по месту радиопередатчика нанесены миномётные удары. Впрочем, как и по другим, засвеченным, но только уже осветительными ракетами с дирижабля, целям.
На стан врага обрушилась лавина мин. Полевой лагерь покрылся всполохами пламени и фонтанами пыли. Первая волна грохочущих взрывов накрыла расположение артиллерийской батареи и блиндажи с боеприпасами. Чудовищной силы взрывы сотрясли почву и подняли в воздух грибовидные столбы дыма. Чёрная пелена пыли на время укрыла лагерь.
Казалось, что казаки сбились с прицела и начали мазать, забрасывая мины в сотнях метрах за периметром вражеского стана. Однако такое только казалось, ибо под прикрытием облака дыма и пыли от взрывов полевых артскладов и боеукладки снарядов, сапёры казаков подобрались ближе к лагерю и заложили в грунт толовые шашки. После их подрыва, казаки сапёрными лопатками принялись спешно оборудовать в воронках окопчики для установки гранатомётов.
