– Но… но… – запинаясь бормотал Дэвид. – Это невозможно, мадам, немыслимо.

– Когда появятся мысли, сообщите. Надеюсь, природа кроме ушей наградила вас и мозгами.

– Нет, это совершенно невозможно!

– До сего момента, сэр, я сталкивалась с очень немногими невозможными вещами.

– Но, миледи, вы практически ничего не знаете обо мне, о моих способностях, о моей порядочности, в конце концов.

– Чепуха! Если вы окажетесь вором или лентяем, я собственноручно расправлюсь с вами! Так что не думайте об этом, а подумайте лучше о вашем жалованье, а впрочем, и это может подождать. Сначала я изложу вам завещание сэра Невила…

– Должен предупредить вашу светлость, что я уже кое-что слышал о нем.

– Ого! – воскликнула герцогиня. – От кого, если не секрет?

– От мистера Шрига с Боу-стрит, мэм.

– А, нахальный, не в меру любопытный тип в сапогах! И он посмел рассказать вам о завещании сэра Невила?

– Видимо, он счел себя вправе показать мне выдержку из него.

– Хм. Тот самый, надо полагать, отвратительный кусок. «Таким образом, обе дикие кошки получат редкую возможность вволю поупражнять друг на друге свои когти»… Как это похоже на Невила! Я нахожу некоторое утешение, вспоминая о шлепках, которыми награждала его в нежном возрасте. Жаль, недостаточно сильными! Однако, как хорошо он изучил слабый пол! Мужчины с таким отвратительным характером, как правило, хорошо разбираются в женщинах. Не далее как сегодня утром, за завтраком, у нашей милой крошки появилось желание расцарапать мне лицо.

– Рас… О!.. Вам? Расцарапать! – Дэвид не поверил своим ушам.

– Обеими руками, мистер Пик. Поддайся она своему порыву, уж я повыдергала бы ее противные рыжие космы.

– О Небо!

– Ад, мистер Кряж! – поправила герцогиня. – Ибо такое бывает только в аду – три одинокие, невыспавшиеся женщины встречаются за завтраком, которого не хотят, и выдавливают из себя пошлые банальности и банальные любезности в то время, когда им хочется визжать и биться в истерике… Вы что-то хотите сказать, сэр?

– Мадам, я… я не постигаю почему?

– Сколько вам лет, мистер Хребет?

– Двадцать четыре года.

– Тогда еще не все потеряно. Постигнете – со временем. Истерия – очень тонкий и глубокий предмет, понять который грубый мужской ум способен только посредством долгого и прилежного практического изучения. Вот станете постарше, будете разбираться в этой и во многих других вещах – годам к пятидесяти или около того. А что касается Антиклеи, общение с ней сулит столько радости, что дух мой воспаряет в горние потоки. Ей только двадцать, а под моей опекой она должна оставаться до двадцати пяти. Так что будущее я предвкушаю с радостным нетерпением. Мне предстоят пять лет непрестанной борьбы, суматохи, военных хитростей, интриг и контрзаговоров. Я испытываю небывалый подъем, полна сил, словно юность вернулась… Грядет великая битва, поле сражения определено.. А вот и она!.. Да нет же, олух! Вон там, – произнесла, указывая за изгородь, герцогиня.

Поглядев, куда показывала герцогиня, Дэвид увидел предмет их разговора – свежую и прекрасную, как само утро, девушку. Она медленно шла по тропинке, опустив голову, как будто была погружена в мечтательную задумчивость.

– Ах, плутовка, хитрая лиса! Видела нас, а притворяется, что не заметила. Обратите внимание на эту неосознанную грацию, на томность походки, на обдуманную небрежность позы! Уверена, она отлично знает, что неплохо смотрится в профиль, и теперь дает нам на него полюбоваться… Паршивка!

– Мадам! – воскликнул Дэвид, снова пытаясь встать.

Герцогиня схватила его за полу.

– Мистер Перевал! Сидите смирно и не вмешивайтесь, – грозно велела она, – ибо стычка неизбежна!

в которой кошки выпускают когти

– Антиклея, радость моя! – приветствовала девушку герцогиня сладким голосом нежной любви.

Антиклея вздрогнула. Удивленный поворот ее головы был столь очаровательно естественен, что Дэвид, вставший было на ноги, но удержанный герцогиней, мысленно снова с негодованием отверг низкие инсинуации знатной дамы.

– Ах, мадам, как вы меня напугали! – произнесла Антиклея нежным голоском воркующей голубки.

– Как очаровательно ты испугалась, моя драгоценная… – сказала герцогиня, подзывая ее кивком. – Полагаю, вы знакомы с моим другом мистером Холмом?

– С мистером Холмом, мадам? – переспросила Антиклея, делая вид, будто только что заметила Дэвида.

– Так он мне назвался. Прекрасная фамилия и так великолепно гармонирует с сельскими красотами! Но вы, конечно, уже представлены друг другу?

– Как вам сказать, мадам… – несколько засомневалась Антиклея.

– Так утверждает мистер Холм.

– Кажется, мы действительно виделись прежде.

Дэвиду ничего не оставалось, как встать и отвесить глубокий поклон.

– Тогда, прошу вас, садитесь, – сказала герцогиня, коварно дергая Дэвида за полу. – Вы оба такие высокие, что я вывихну шею, если буду смотреть на вас снизу вверх. Так что сядьте подле меня с двух сторон.

– Благодарю вас, мэм, но простите, я предпочитаю… – Немного чопорно заговорил Дэвид.

Герцогиня дернула посильнее.

– Садитесь же, сэр!

Дэвид, с беспомощным видом оглянувшись по сторонам, подчинился.

– Благодарю вас, дорогая герцогиня, но я лучше постою, – сказала Антиклея.

Герцогиня оглядела ее ласково и согласилась:

– И в самом деле, любовь моя, стоя ты представляешь собой очаровательную картинку… Простота позы подчеркивает твои прекрасные, хотя и крупноватые пропорции! Ну, чистая сильфида, не правда ли, мистер Холм? Или нет – сильфиды более хрупкие. Сельская нимфа? Едва ли… Нимфы никогда не носили чулок. Кстати, милая, твой левый сморщился под лодыжкой.

Антиклея покраснела от досады.

– Спасибо, мадам.

– Какое премиленькое платьице… Нет, я непременно должна подыскать тебе французскую горничную, дитя.

– Что-то не ладно с моим платьем, миледи? – поинтересовалась Антиклея, не разжимая зубов.

– Оно слишком открыто сзади, дорогая. Да что я говорю, сейчас ведь другие представления о приличиях!

Девушка, резко опустилась в волну муслина.

– Я намеревалась с утра оседлать Брута, но… – с досадой попыталась объяснить она.

– Молодец! – похвалила ее герцогиня, нежно похлопав по руке. – Зная, что я не одобряю твоих поездок на этой злобной твари, ты решила прогуляться пешком. Милое, послушное дитя! Твоя готовность уступить глубоко трогает меня. Нет, положительно, я должна поцеловать тебя, детка.

Антиклея заколебалась, нахмурилась, потом быстро наклонилась и, позволив чмокнуть себя в щеку, надменно осведомилась:

– А теперь, дражайшая мадам, не скажете ли вы, что стало с моим седлом?

– Я приказала груму спрятать его, котенок.

– Вот как, мадам! Придется велеть кучеру купить мне другое.

– О, радость моя, я предвидела, что ты так поступишь, поэтому спрятала заодно и Брута.

– Спрятали Брута, мадам?

– Вернее, отправила его на одну из своих ферм в Кенте.

– Отправили моего Брута? Вы… – Пораженная и разгневанная, Антиклея не находила слов. – О, как вы посмели!..

– Очень просто, дитя мое.

Она встала на колени и яростно потребовала:

– Верните его! Немедленно верните!

– Обязательно верну, любовь моя, – медовым голосом пообещала ее светлость. – После того как ты выйдешь замуж. А до тех пор я отвечаю за твое благополучие, и…

– Я снова повторяю вам, мадам: я не выйду замуж! – с яростной решимостью воскликнула девушка.

– Конечно, нет, дорогая, – до тех пор, пока я не подберу тебе подходящего жениха.

– Вы, мадам? – Ее взгляд выразил величайшую меру глубочайшего презрения. – А я в этом вопросе права голоса не имею?

– Почему же, котенок, конечно, имеешь… Ты скажешь все, что захочешь… потом.

Антиклея попыталась встать.

– Потом!.. Благодарю покорно! Я и сейчас готова… Я… Вы… О-о!