– Это просто изумительно! – прошептала девушка, поднимая глаза от тарелки и смотря на довольно улыбающегося Николя. – Боже мой, суп превосходен.

– Передам повару, что он молодец?

– И мою искреннюю благодарность, заодно.

Мужчина подмигнул Аде и обернулся себе за спину, что-то выглядывая среди дверей, ведущих на кухню.

– Вынужден вас оставить, мои милые дамы. Работа больше не может ждать.

– Николя, постой! Пока я не забыла, хотела спросить: могу ли я рассчитывать на твоих поваров чуть меньше, чем через две недели? Мне нужно минимум двести тарталеток, брускетт и летних салатов, – воскликнула Екатерина, схватив мужчину за руку и улыбаясь сверкающими зубами.

– Опять придётся отдать тебе на съедение больше двадцати пяти ребят. Ты же душу из них вытрясешь!

– Обещаю быть хорошим работодателем. Николя, ну, пожалуйста, давай ты не будешь заставлять меня искать кого – то другого.

– Ладно, дорогая. Решим этот вопрос чуть позже, но я, конечно, не смогу отказать тебе, – улыбнулся мужчина и, что-то прошептав официанту, пробежавшему мимо, двинулся в сторону кухни, больше не смотря в сторону женщин.

После супа принесли десерт, состоящий из шоколадного фондана, покрытого застывшей солёной карамелью и шарика ванильного мороженого. Середина фондана растекалась по тарелке, смешиваясь с плавящимся в лучах солнца мороженым и образовывая удивительное сочетание вкусов.

– Итак, Аделаида, я услышала о твоём прошлом, но теперь хочу послушать о планах на будущее. Чем ты собираешься заниматься? Вернёшься в школу на два года подготовки или, может, сразу пойдёшь в институт? – поинтересовалась Екатерина.

– У меня было не так много времени на то, чтобы подумать об этом, на самом деле, – призналась девушка, вспоминая последние дни, прошедшие, словно в тумане. – Сейчас лето, а это значит, что подобные решения не стоят на первом месте. Но я, наверное, с большей радостью пыталась бы поступать в институт. Тётя Лиза рассказала, что мою старую школу снесли, и это послужило главной причиной моего нежелания искать новую.

– Для меня было огромным потрясением, когда я узнала, что Александр подписал указ о строительстве на месте школы нового торгового центра. В него сейчас не ходит ни один коренной житель Авуар де Луе, словно устроив акцию протеста, но Саше… Он этого даже не замечает.

– Почему Вы не общаетесь с ним? Может, если бы Вы или Ваш муж пытались объяснить ему, насколько некоторые объекты города могут быть дороги живущим здесь людям, то он бы проникся? – попыталась предложить Аделаида, задумчиво ковыряясь ложкой в мороженом.

– Ах, милая, думаешь, мы не пытались? В первые месяцы, когда из-за количества изменений было особенно туго, Сергей звонил ему по три раза на день, пытаясь обсудить происходящее, но всё без толку. Понимаешь ли, Александр всегда был другим, мечтал о невозможном. Его раздражала тишина города, и хотелось, чтобы он приносил как можно больше денег. Именно поэтому началось усиленное строительство северной части города и развитие центра. Нет, конечно, Саша сделал и кое – что хорошее: появилось больше парков, наконец, очистили реку недалеко от Авуар де Луе от мусора, проплывавшего в ней, и, конечно же, построил в северной части два удивительно больших института. Туда стремится попасть каждый, кто хочет пробиться в высшие слои общества, Аделаида, – подмигнув, сказала женщина, продолжая загадочно смотреть на собеседницу.

– Это Вы так аккуратно говорите о том, что мне стоит рассмотреть именно их? – звонко рассмеялась девушка, качая головой. – Там наверняка очень много наглых, богатеньких деток, которые пришли туда просто потому, что так сказали их родители. Я не хочу учиться в подобном обществе, Екатерина Александровна, потому что уже встречала ребят, не знающих о жизни ничего, но строящих из себя столь важных птиц, что становится просто тошно. Я очень плохо контактирую с теми, у кого эго пробивает потолок, притом не имея под собой в виде «дрожжей» ни мозгов, ни талантов. Только деньги, да и те родительские.

– Ну, если ты пойдёшь на экономический факультет, то, наверняка, большинство твоих сокурсников будут именно такими, но ведь можно выбрать медицинский? Или химический факультет, пойти по стопам отца.

– Я совершенно не расположена к точным наукам и медицинскому университету, тем более. Возможно, рассмотрела бы журналистику…

– Прекрати, Аделаида. Журналистика? Ты, как человек, носящий ещё не забытую в этом городе фамилию, просто не можешь себе этого позволить, ясно? – удивлённо воскликнула Тасканова, ударяя ложкой по тарелке. – Не придумывай.

– Екатерина Александровна, я не собираюсь идти против себя, – весьма твёрдо ответила девушка, смотря на женщину округлившимися глазами. – Я хочу заниматься тем, что мне нравится, потому что иначе какой смысл будет в моей жизни? Потратить её на то, чтобы работать за стойкой, смешивая реактивы? Этим горел мой отец, но не я.

– Ты говоришь как ребёнок, Ада. Да ты и есть ещё ребёнок, – посмеиваясь, ухмыльнулась Екатерина, складывая руки в замок. – Я обещала твоей матери, что буду о тебе заботиться.

– Обо мне не надо заботиться, Екатерина Александровна, и я не ребёнок. Я уже давно перестала им быть. Моё будущее будет только моим выбором, и Вы на него повлиять не сможете.

– Какая же ты упрямая девчонка! – Тасканова еле удержала себя от того, чтобы хлопнуть по столу.

– Отстаивание своих личных границ – это не упрямство, – поджав губы, буркнула Петрова, недовольная тем, что пришлось спорить с женщиной. На самом деле ей совершенно не хотелось терять в лице Таскановой друга, к которому можно было бы обратиться, но Ада искренне ненавидела те моменты, когда кто – то пытался ей помыкать. Что – то внутри, обычно живущее примерной, тихой жизнью, начинало бунтовать, проявляясь в расширявшихся зрачках и побелевших костяшках.

– Мы поговорим об этом позже, Аделаида, – не теряя лица, сказала Екатерина, заметив, что сидевшие в ресторане люди стали перешёптываться, оглядываясь на них. – Пойдём, нам уже пора.

Расплатившись, женщина вышла на улицу, на ходу доставая сигарету и, нервно теребя её пальцами, думала. Девушка, вернувшаяся через шесть лет после проживания в совершенно другом мире, преобразилась не только внешне, но и внутренне. Удивительно статная и стойкая, она явно была готова идти до конца, лишь для того, чтобы не потерять силу своего мнения. Екатерина не могла не уважать её за это, но понимала, что придётся сильно постараться для того, чтобы прийти к согласию, которое устроит обеих. В этом Аделаида определённо была похожа на мать, несмотря на то, что большую часть своей жизни девочка провела без неё. Это, наверное, сохранилось где – то на уровне ДНК, подобная сила воли и духа просто не могла проявиться сама по себе.

– Не закуривайте, – услышала Тасканова голос прошедшей мимо Ады и, улыбнувшись, сложила сигарету в портсигар.

Она была очень похожа на своих родителей. Взяв всё самое лучшее от Григория и Серафимы, Аделаида Петрова казалась женщине существом практически эфемерным. Миловидное личико с тёмными, выразительными бровями, кожа с золотым отливом, тёплые, словно чёрный кофе, глаза. Внешне похожая на своего отца, грацию и уверенность Ада точно скопировала у своей матери. Девушка говорила, что ей не достаёт изящества, но это, конечно же, было ложью. В каждом своём движении она повторяла движения Серафимы, а та была просто верхом утончённости.

– Поехали к Спенсеру. Думаю, он уже успел сходить на обед, – сказала водителю Екатерина и вновь повернулась к Аделаиде, задумчиво смотревшей в выключенный телефон. – А вот у нас это был просто необычайно поздний завтрак, – хихикнула Тасканова.

– Спенсер – это нотариус? – наконец, отвлекаясь, спросила девушка.

– Верно. Мы все, как и твой отец, тесно дружим с Виктором Алексеевичем.

– Мне кажется, все, кто хоть раз попадал к Вам на встречи, сразу становились друзьями, – рассмеялась Петрова.