– Вокзал и все новые дома, которые Вы видели, красавица, сейчас в северной части города. Там у нас бизнесмены, большая часть работы, в высотках останавливаются приезжие. В принципе, неплохое место. Всё такое новое, светлое. Загляденье.

– Мне, признаюсь, ближе тихая жизнь. Тротуары, выложенные старинным камнем, домики в пару этажей и цветы на балкончиках. Здесь как – то уютнее, – не без улыбки пояснила Аделаида.

– Ну, тогда Вам прямая дорога в южную часть и на пару улочек в центре. Тут ещё сохранилось всё то, о чём Вы говорите. На двадцать вторую же, верно?

– А? Да, двадцать два. Цифры, хотя бы, не поменялись? – рассмеялась Аделаида, пытаясь узнать домики, мимо которых они проезжали. Небольшие лужайки прямо под окнами были заполнены тюльпанами, а сами дома заросли виноградным плющом. Именно такие виды привлекали девушку. В таком спокойном, внешне абсолютно идеальном мире, казалось, могут жить люди только определённого склада ума. Люди, выбирающие комфорт и красоту, ищущие единение с природой, люди…

Взгляд девушки упал на тёмно-коричневых трёхэтажный дом, сильно выделяющийся на фоне своих соседей. Окна были забиты толстыми досками, рамы, которые раньше были кипенно-белыми, теперь приобрели сероватый оттенок от пыли, налипшей на краску. Каждый сантиметр этого места говорил о длительном запустении и об отсутствии хозяев. Впрочем, это не помешало памяти внутри Аделаиды. Эта давняя подруга точно знала, как выглядел этот дом всего шесть лет назад. Знала и спешила напомнить.

Молча расплатившись с водителем и больше не вслушиваясь в его болтовню, девушка хлопнула дверью. Кованая и невысокая калитка была завязана бечёвкой, а за ней лишь едва виднелась выложенная из полукруглых камней дорожка. Теперь она была почти полностью закрыта выросшими колосками травы. Не решаясь зайти внутрь, девушка с улыбкой взглянула на розы. Казалось, они распустились совсем недавно, сияя своими нежно-розовыми бутонами под окнами кухни. Распустились, чтобы встретить хозяйку.

Хозяйка…

Быстрым движением пальцев развязав верёвку, сдерживающую ворота, Аделаида толкнула заскрипевшую калитку и вошла внутрь, раздвигая руками колючие колоски травы. Здесь определённо придётся повозиться для того, чтобы вернуться лужайке первозданный вид, который поддерживала сначала мама девушки, а затем и отец. Даже такое короткое воспоминание о родителях сжало грудь Ады в тиски. В последние дни одиночество ощущалось особенно отчётливо. Оно захватывало своими костлявыми пальцами сердце и лёгкие, а, затем, сжимало их, не позволяя вздохнуть. Закрыв лицо руками, девушка опустилась на землю, пытаясь справиться с подступающими слезами.

После смерти мамы, смерти, которая опустилась на жизнь их семьи, словно гром, вся любовь маленькой Аделаиды была направлена на отца. Григорий же, будто в одночасье потеряв весь смысл жизни, закрылся в себе и в работе, не давая дочери ни поддержки, ни моральных сил. Мужчина точно забыл, что Ада всё чувствует и, возможно, даже сильнее, чем он сам. Тот долгий месяц, во время которого Григорий боролся с собственной памятью, показался для Аделаиды годом. Лишь после него отец смог извиниться перед дочерью и вернуться в её жизнь, дать возможность девочке высказать ему всю ту боль, что копилась в ней.

Ей было шесть, когда не стало мамы, но она сразу поняла, что той больше нет. А через четыре года не стало и отца. Не потому, что он не смог справиться с потерей супруги или потерял надежду на дальнейшую жизнь. Мужчина был готов делать всё ради своего ребёнка, дарить дочери любовь, которая была в нём ещё и для её матери. Но судьба распорядилась иначе, забирая у Аделаиды второго родителя. Сердечный приступ, по словам врачей, убил Григория, оставляя десятилетнего ребёнка на произвол судьбы. Несправедливая насмешка жизни над девочкой, которая опоздала на раздачу удачи.

– Эй! – девушка услышала за своей спиной чей-то окрик и обернулась, быстро поднимаясь с колен и отряхивая ноги. – Убирайтесь-ка отсюда! Понабралось алкоголичек, ходят тут, спят!

Стоявшая перед Аделаидой женщина казалась ей смутно знакомой.

– Я не спала тут! – оправдываясь, воскликнула девушка и поправила сумку, упавшую с плеча.

– Думаешь, ты первая, кто подобное говаривает?! Я не пальцем деланная! – продолжила женщина, доставая из передничка телефон. – Уходи, а не то полицию вызову!

– Постойте, не надо полиции! Это мой дом!

На мгновение та застыла, оглядывая девушку внимательным взглядом, но, пожав плечами, лишь вновь посмотрела в экран телефона. Щурясь, она набирала что-то в нём пальчиком, неуверенно нажимая на кнопки.

Аделаида не могла свести с неё взгляда. Знакомая. До боли знакомая женщина. Казалось, девушка даже помнит, как сидела рядом с ней на кухне, болтая детскими ножками на высоком стуле. Казалось, помнит, как эти тёплые руки заплетали ей косы в школу, пока Григорий не научился справляться с этим самостоятельно.

– Тётя Лиза? – неуверенно прошептала Ада, поглаживая пальцем кожаный переплёт блокнота. На сухих страницах той женщине была уделена далеко не одна строчка. – Помните, Вы приносили нам свои яблочные пирожки? Они были посыпаны сахарной пудрой, которая, когда Вы её делали, всегда оставалась на столе и кухонных шкафчиках. Они у вас были ярко-зелёные, – девушка замерла, пытаясь вспомнить что-нибудь ещё, чтобы убедить сосредоточенную старушку перед собой. – А ещё Вы всегда делали один пирожок с персиком, специально для меня. Тогда персиков было мало. Вам их привозил муж, но Вы всё равно старались угостить меня, потому что я была маленькая.

Тётя Лиза была в её памяти одним из самых приятных воспоминаний. Уютным и тёплым, как пуховое одеяло. По ночам Аделаида практически укрывалась ими, заставляя себя вновь переживать те ласковые и искренние минуты.

– Ада? – не веря своим глазам, спросила женщина, опуская телефон. Идущие гудки вдруг прервались, а оттуда послышался звонкий голос, но Елизавете он был уже неинтересен. Она, подходя всё ближе к девушке, хлопала ресницами, разглядывая давнюю знакомую. – Боже мой, милая, как ты выросла!

С годами Аделаида стала очень похожей на своего отца. Та же форма лица, тёмные глаза, коричневые волосы. Казалось, только губы в ней остались мамиными, потому что Григорий с сестрой обладали тонкими ниточками, в отличие от пухлых губ Серафимы.

– Тётя Лиза, – Ада вновь не смогла сдержать слёз и уткнулась в мятый фартук женщины. Та тут же обняла девушку в ответ, осторожно, почти невесомо поглаживая её по волосам. – Вы и не представляете, как сильно я рада Вас видеть.

– А я-то тебе так рада! Зайдёшь? Или ты… – Елизавета, отстранившись от Аделаиды, взглядом указала на тёмный дом.

– Не уверена, что я уже готова пойти туда, – призналась девушка, разглядывая монументальное строение. Стоило ей только посмотреть в ту сторону, как в горле формировался плотный комок, не позволяющий сделать вдох.

– Тогда ко мне!

Перейдя на соседний, куда более ухоженный участок, Аделаида уверенно шла вслед за женщиной, наблюдая за её нестройной походкой. Старушка слегка прихрамывала на левую ногу, из-за чего всё ещё тело покачивалось из стороны в сторону.

– Ты всегда желанный гость в моём доме, Адушка. Но… почему же ты совсем одна? – удивлённо спросила Елизавета, открывая ярко – синюю дверь. – Неужели тебя тётя отпустила просто так, налегке?

– Давайте выпьем чай, – поджав губы, ответила Аделаида, оглядываясь по сторонам. Кухня всё того же зелёного цвета стояла на своём месте, а из духовки по всему дому разносился аппетитный аромат пирога. – Совершенно ничего не поменялось, удивительно.

– После смерти мужа я хотела сделать так, чтобы всё стояло на своих местах. Ты же помнишь, Лендон не любил, когда что – то менялось без его ведома.

– Неужели он? – слова застряли в горле, не позволяя закончить начатое предложение.

– Давай выпьем чай, Аделаида, – повторив фразу, сказанную девушкой, опустила голову Елизавета. – Нам точно есть, что обсудить. Как раз к чаю у меня есть почти готовый черничный кекс. Уверяю, он куда лучше тех пирожков с яблоками, которыми я вас заваливала, – рассмеялась женщина, ставя чайник на плиту и мгновенно исчезая из кухни.