Едва мистер Стефен Таймвель окончил свой рассказ, как послышалось шарканье ног и все стали вставать из-за стола. Обед был кончен. Покидали столовую медленно и в порядке, соблюдая старшинство. Все пуритане были удивительно похожи друг на друга. Выражение лиц угрюмое и хмурое, походка важная, глаза опущены вниз. Я привык с детства к этим обычаям и манере держать себя, но никогда я не бывал в таких больших обществах.

Мы хотели тоже удалиться, но мэр нас задержал.

— Подождите немножко. Виллиам, принесите там бутылку старого хереса с зеленой печатью. Этих вещей я не подаю моим домочадцам. Они вполне довольны хорошим ростбифом и добрым пивом. Но в то же время отчего не выпить с друзьями бутылку хорошего вина? Это полезно и для тела, и для души. А ты, моя девочка, иди делай свое дело.

— А вы опять на работу? — спросила Руфь.

— Да, мне еще нужно побывать в ратуше. Я не окончил осмотр оружия.

— Ну в таком случае я приготовлю для вас одеваться, а также надо приготовить комнаты для наших гостей, — произнесла девушка и, улыбнувшись нам всем своей хорошей улыбкой, вышла из комнаты.

— Если бы я управлял городом так же, как она управляет домом, то это было бы очень хорошо, — сказал мэр, — она умеет о всем вовремя позаботиться. Она точно мои мысли читает и предупреждает мои желания прежде, нежели я успел их высказать. Я и общественные-то обязанности выполнять могу, несмотря на старость, только потому, что у меня все в доме хорошо. Не бойтесь этого хереса, господа. Я выписал его из Лондона, от Брукса и Хеллерса. На это вино можно положиться.

— Значит, и из Лондона можно что-нибудь хорошее получить, — ответил сэр Гервасий.

— Правда, правда! — улыбнулся старик. — Ну, а что вы скажете о моей молодежи, сэр? Вы, наверное, таких молодых людей не видали? Ведь вы, если не ошибаюсь, вращались в придворном обществе?

— Как вам сказать?! — весело ответил сэр Гервасий. — Я не сомневаюсь в том, что это очень хорошие молодые люди. Задору только мало в них. В их жилах не кровь течет, а кислое молоко.

— Ну нет, в этом вы ошибаетесь, — горячо возразил мэр, — вы несправедливы к моей молодежи. Они только сдерживают свои страсти и чувства — знаете, как опытный всадник управляет своим конем… Заметили ли вы благочестивого юношу, который сидел от вас направо? Мне пришлось два раза остановить его. Чересчур уж в нем много этого рвения. Этот молодой человек — хороший юноша. Он умеет управлять собою.

— Что вы хотите сказать? — спросил я.

— Ну, между друзьями скрывать нечего, — ответил мэр, — дело, вийите ли, в том заключается, что в день Благовещения он просил руки моей внучки Руфи. Срок учения он почти кончил, а его отец Сэм Деррик считается почтеннейшим ремесленником. Для моей внучки он был бы подходящим мужем, но вот беда, он ей не понравился. У девушек бывают свои фантазии. Так эта свадьба и расстроилась. И, несмотря на это, он живет с ней под одной кровлей и сидит с ней рядом за столом, не показывая и виду, что он огорчен. А между тем он был очень сильно влюблен в Руфь, и страсть, конечно, не успела в нем погаснуть. Со времени сватовства у нас дважды был пожар. Горели шерстяные склады. Оба раза пожар потушен благодаря распорядительности Джона Деррика. Трудно найти подобных молодых людей. Любовь его отвергнута, но он переносит свое несчастье спокойно.

— Мне бы очень хотелось верить вам, сэр, — ответил сэр Гервасий Джером, — иногда человек при первом знакомстве кажется антипатичным, но этому чувству отвращения, как говорят, не надо доверять. Надо помнить совет Джона Драйдена. Я имею в виду следующее двустишие:

— Ту же мысль высказал и почтенный Самюэль Бутлер, — прибавил Саксон, — в своем бессмертном «Гудибрасе» он говорит:

— Я удивляюсь на вас, полковник Саксон, — сурово вымолвил хозяин, — как это вы можете относиться благосклонно к столь развратной поэме. Она, говорят, и сочинена-то была для того, чтобы выставить в смешном виде святых людей. Чего доброго, вы, пожалуй, станете хвалить нечестивое и безумное произведение Гоббса и его зловерную мысль: «Король доставляется Богом, а закон издается королем»?

— Видите ли, — лукаво извернулся Саксон, — я презираю и ненавижу Бутдера за то, что он направил свою сатиру на то, что выше насмешек, но сама по себе сатира изумительно талантлива. Я восхищаюсь сабельным клинком, но мне нет дела до того, что этот клинок защищает неправое дело. Ведь это же вопрос совсем особенный.

— Ну, для моих старых мозгов ваше рассуждение слишком тонко, — возразил упрямый старый пуританин, — наша Англия разделена на два лагеря. Одни стоят за Бога, другие — за антихриста. Тот, кто не с нами, — против нас. Всех, кто сражается под знаменем дьявола, мы должны презирать и поражать нашими мечами.

— Это верно, — ответил Саксон, наливая себе вина, — я не лаодикиец и временным владыкам служить не намерен. Я надеюсь послужить своему делу и мечом, и проповедью.

— В этом я нисколько не сомневаюсь, мой достоуважаемый друг, — ответил мэр, — извините меня, если я сказал что-нибудь резкое… Но вот что мне неприятно, — я должен сообщить вам грустные новости. Народу я об этом не говорил. Не нужно, чтобы люди падали духом, но вам я скажу. Я знаю, что неудача еще более утвердит вас в намерении добиться торжества правого дела. Дело, господа, в том, что Арджилю не удалось поднять восстание в Шотландии. Он и его товарищи попались в плен и находятся в руках такого человека, который никогда не имел понятия о том, что такое сострадание.

Мы все вскочили с мест и растерянно глядели друг на друга. Спокоен остался один только сэр Гервасий Джером, который был невозмутим от природы и никогда не волновался. Вы помните, конечно, дети, то, что я вам говорил в начале. Монмауз возлагал большие надежды на восстание в Шотландии. Арджиль и шотландские изгнанники отправились в Айршир с целью поднять местное население. Они надеялись отвлечь на себя значительную часть войск короля Иакова. Если бы им это удалось, поход на Лондон был бы сопряжен с гораздо меньшими затруднениями. На Арджиля возлагались нами большие надежды, ибо в Айршире находились его собственные имения. Думали, что он в одних своих имениях соберет не менее пяти тысяч сабель. Кроме того, в восточных графствах было много преданных нам людей, готовых сражаться за Ковенант. Все эти люди были отличные воины, доказавшие свои качества во многочисленных стычках. Рассчитывая на помощь горцев и сторонников Ковенанта, Арджиль, казалось, мог надеяться на успех, тем более, что с ним находился пуританин из англии Румбольд и другие лица, опытные в военном деле. И вдруг пришла внезапная весть, что Арджиль разбит наголову и может считаться погибшим. Весть эта была удручающая. Теперь все войска правительства шли на нас.