Утром мы позавтракали остатками ужина и отправились седлать лошадей, готовясь к отъезду. Но не успели мы сесть на лошадей, как из дому поспешно выскочил наш гостеприимный хозяин. В руках у него были военные доспехи.

— Пойдите-ка сюда, — сказал он Рувиму. — Вы, мой мальчик, идете на врагов с обнаженной грудью, а ваши товарищи закованы в сталь. Это неладно. У меня есть моя старая кольчуга и шлем. Думаю, что они вам будут впору. Вы, правда, потолще меня, но зато я сложен плотнее вас. Ну, что? Так оно и есть! Если бы придворный мастер Сига Саман делал эти латы для вас по мерке, он не сделал бы лучше. А теперь попробуем шлем. Ну, что же, и он прекрасно сидит. Ну, молодой человек, теперь вы стали кавалером хоть куда. Монмаузу — да и всякому другому — будет приятно увидеть под своими знаменами такого молодца.

Шлем и латы были сделаны из великолепной лиланской стали, богато украшены золотом и серебром. Общий вид снаряжения был суров и воинствен, и Рувиму, с его румяным и добродушным лицом, его новый наряд не совсем-таки подходил. Он был немножко смешон в этом убранстве.

Мы с Саксоном взглянули на Рувима и улыбнулись. Старый кавалер заметил нашу улыбку и сказал:

— Нечего, нечего смеяться! Этот мальчик — хороший мальчик, у него доброе сердце, и вполне естественно, чтобы этот драгоценный бриллиант был в подобающей оправе.

— Я вам очень обязан, сэр, — воскликнул Рувим, — я не нахожу слов, чтобы выразить вам мою признательность. Святая Матерь! Мне прямо хочется скакать назад в Хэвант, чтобы показаться там всем. Пускай они сами убедятся, какой из меня вышел воин.

— Это испытанная сталь, — заметил сэр Иаков, — пистолетная пуля от нее отскакивает… Ну, а вы… И обернувшись ко мне, он сказал:

— Я вам приготовил маленький подарок; возьмите его на память о нашей встрече. Я еще вчера заметил, что вы бросали жадные взоры на мои книги. Вот вам томик Плутарха. Здесь описываются великие люди древности. Перевод на английский язык сделан несравненным Латимером. Возьмите с собой эту книгу и старайтесь в вашей жизни подражать этим людям — великанам, жизнь которых здесь описана. В ваш седельный мешок я кладу небольшой, но довольно тяжелый пакетик, который прошу вас отдать Монмаузу в день вашего прибытия к нему

А затем, обращаясь к Децимусу Саксону, старик сказал:

— Вам, сэр, позвольте предложить небольшой слиток девственного золота. Вы можете сделать из него булавку или какое другое украшение в этом роде. Вы можете носить это украшение со спокойной совестью, ибо золото получено вами честно, а не украдено у хозяина во время его сна.

Мы с Саксоном обменялись удивленными взглядами. Слова сэра Иакова показывали, что он слышал наш ночной разговор. Старец, однако, не выказывал никакого раздражения, а напротив, стал показывать нам нашу дорогу и давать разные наставления.

— Поезжайте вот по этой маленькой тропинке, — сказал он. — По ней вы выберетесь на довольно широкий проселок, который ведет на запад. По этой дороге почти совсем не ездят, и вы вряд ли встретитесь там с неприятелями. Миновав деревни Фованд и Хиндон, вы доберетесь до Мира, а оттуда уж недалеко и до Брутона, который находится на границе Сомерсета.

Поблагодарив нашего почтенного хозяина за его великую доброту к нам, мы натянули поводья и двинулись в путь. А старец остался продолжать свою странную одинокую жизнь в пустыне. И удивительное же место выбрал он для своей хижины! Проехав всего-навсего несколько шагов, мы обернулись, чтобы послать наш последний привет, но и он, и его дом уже исчезли. Напрасно мы вглядывались в окружающую нас ложбину, стараясь определить место, но все было напрасно. Дом, в котором мы встретили такой радушный прием, сделался совершенно невидим. Прямо перед нами раскинулась необозримая, темная от поросшего на ней дрока равнина. Равнина эта, немного неровная, шла без малейших перерывов до самого горизонта. На всем этом пространстве не было заметно никаких признаков жизни. Только изредка мы видели убегающего в свою нору кролика, испугавшегося лошадей, овец, которые едва могли поддерживать свою жизнь, питаясь грубой, похожей на проволоку травой. Печальное это было место! Тропинка была так узка, что приходилось ехать гуськом. В тех местах, где это было возможно, мы выравнивались и галопировали в ряд. Все мы молчали.

Рувим, очевидно, думал о своем новом убранстве. Он то и дело поглядывал на свои латы и нарукавники. Саксон ехал, полузакрыв глаза и тоже о чем-то думая. Что касается меня, то я не мог отделаться от скверного впечатления, которое на меня произвело злое намерение солдата, собиравшегося ограбить сундук с золотом. Мое возмущение достигло высшей степени после того, как я узнал, что хозяин слышал наш разговор. Может ли произойти что доброе от общения с таким человеком, лишенным всякого чувства благодарности?

И негодование мое достигло такой силы, что я не вытерпел наконец. В эту минуту мы проезжали мимо места, где скрещивались две дороги. Я остановился, и указывая на этот перекресток Саксону, сказал:

— Поезжайте по этой дороге и оставьте нас. Вы доказали, что не годитесь для общества честных людей.

— Клянусь святым крестом! — воскликнул Саксон, хватаясь за рукоять рапиры. — Вы потеряли разум, Кларк. Знаете ли вы, что таких слов не может перенести ни один порядочный кавалер.

— И однако, я говорю правду, — ответил я. Лезвие рапиры блеснуло а воздухе в то время, как лошадь Саксона, почувствовав шпоры, сделала отчаянный прыжок. Саксон стал передо мною. Его гордое, худое лицо было искажено страстью.

— Место здесь великолепное! — воскликнул он. — И мы можем очень скоро выяснить это дело. Вынимайте свой меч и поддерживайте свои слова оружием.

— Я не сделаю и шага, чтобы напасть на вас, — ответил я. — С какой стати я буду нападать на вас? Я ничего против вас не имею. Но если вы ко мне сунетесь, то, конечно, я вышибу вас из седла, несмотря на все штуки, которые вы умеете делать вашей шпагой.

Произнеся эти слова, я обнажил свой меч и стал настороже. Я имел основание думать, что этот старый воин учинит на меня жестокое, внезапное нападение.