Данила улыбнулся. Резко остановился, надеясь, что Бестия врубится в спину. Не тут-то было. Алька остановилась в паре десятков сантиметров. Шпана повернулся – Бестия задрала гордую «мордашку», глаза и ухмылка качающейся головы выказывали презрительность, подбородок плясал по сторонам.

– Глаза орла смотрят на мышонка. – Алька озорно подмигнула.

– Мышонка? Чёрт подери, мышонка?! – возгласил вопрос Шпана. – Если ты мышка, то…

– Да, да, не орёл. Ты… – Улыбка Бестии шире раздвинула губы.

– И кто? – голос Данилы прозвучал сердито и одновременно смешно.

– Пошли куда шли. – Ладонь махнула под приторно ласковый голосок Альки, указывая путь-дорогу.

Данила развернулся, начал шагать.

– То ты цапель. – Пендаль по ягодицам и звонкий хохот превратил Данилу в саму ярость. Он вывернулся, постарался скрюченными пальцы схватить Бестию, но та уже находилась в десяти шагах, тяжело дыша и высоко поднимая грудь.

– Данила, – тяжёлая отдышка заставила Альку склониться, открытый рот с растянутыми губами часто ловил воздух.

Шпана оставался на месте и вдумчиво наблюдал.

– Я больше не буду, – простонал хитрый голос, Алька выпрямилась.

– Астма? – Вытянув язык Данила прижал кулак к груди, согнулся и подышал, изобразив отдышку. – У меня тоже так бывает.

– Нет.

– Сердце, видать, больное. Ты из детского санатория сбежала? – спросил Данила голосом показывающим, что раскусил и понял откуда взялась эта мелкая авантюристка.

Алька с серьёзным лицом и медленными шажками оказалась возле Шпаны, воззрилась вверх озорными глазами.

– Скала-а-а, – в её голосе прозвучали уважительные нотки. – У-у, какой громадный.

– Ага, скала. А на скале орёл зыркает по мышам. Когда орёл отвернётся, мыши дохнут со смеху, по земле катаются, решая, что взирал цапель?

Бестия обхватила Данилу вместе с руками и пару минут заливистым смехом помогала содрогаться худому девичьему телу до слёз.

– Дождливый осенний вечер, – произнёс Данила.

– Теперь нет, не цапель. – Алька успокоилась, улыбка не сходила с лица, ясные глазищи блестели весельем. – Говоришь как мой брат. Такой же смешной. Он всегда меня смешил.

– А ты под громкий смех – поджопник для пущей радости ему вдалбливала, – усмехнулся Данила.

– Да, – Бестия склонила голову, тихим голосом опровергла, – нет.

– Плачешь?

– Уку. – Алька отвернула лицо, протёрла пальцем под шмыгающим носом. – Мой брат в армии. Четыре года прошло, а он не возвращается.

– Так служат два года. Три – в морском флоте. Конечно, можно остаться послужить после положенного срока. По всей вероятности, так он и сделал.

– Мама ходит на кладбище. Плачет. Говорит – там брат спит. Я не верю. – Алька взглянула на Данилу. – Я знаю, она сошла с ума. Меня зовёт пойти, но я не иду. Делать нечего – по чужим ходить могилам.

Гнетущее молчание затянуло петлю. Шпана не знал, как поступить, какими словами утешить. Он подумал, что, вероятнее всего, брат погиб. Альке сначала не сказали, но вечно такое не утаишь. Бестия приложила ухо к мокрой куртке Шпаны; он несмело обнял её за плечи. Дождь кропил неподвижную живую скульптуру. Данила не решался заговорить первым, по лёгким вздрагиваниям плеч понял, что Бестия снова плачет; его дрожащая от холода ладонь провела по её мокрым волосам. Алька сильнее вжалась, всхлипнув, заплакала в голос.

– Данила. – Алька вскинула подбородок, и Шпана подумал: как бы она ни старалась выглядеть старше – но седьмой класс. А глаза, покрасневшие от слёз, – совсем детские. – Слышишь? А ладно, ничего. – Бестия постаралась улыбнуться. – Куда идём?

– В подвал дома.

– Я боюсь. Не пойду.

– Меня боишься?

– Нет, – Алька расцвела широченной улыбкой, – подвала.

– Что такая довольная, снова подлянку готовишь? – с подозрением во взгляде спросил Данила.

– Нет.

– Там тепло. Есть свечи и спички. И одеяло, если, – он осёкся, – если не протухло, конечно.

– А блохи?

– И блохи, наверное, – усмехнулся Данила.

– Ночлежка по высшему распоряжению бога.

– О, ещё одна. Веришь в бога? – поинтересовался Данила.

– Дурак что ль? Не знаю. Хорошо, пойдём. – Алька улыбнулась. – А то носы потекут. Тебе можно, ты парень, а я-то женщина. – Она уловила скрытую насмешку Данилы. – Не вздумай смешное сказать, – кулаком пригрозила Бестия. – Давай завтра на кладбище сходим. Я тебе маму покажу. И могилу, где брат лежит. – Она рьяно закачала волосами. – Как бы брат. Мама так думает. Я говорю, она совсем помешалась.

– Я, конечно, не любитель по кладбищам. – Данила улыбнулся, крючком из пальца поднял нос Альки. – Ради тебя – обязательно сходим. – Данила хмыкнул. – Залипуха-залипушная. – И побежал.

– И правда, как мой брат. Он со мной играет, балуется и смеётся! – Лицо Бестии просветлело. – Э! Отвечаешь за залипуху, урюк несчастный!

– Боюсь! Не отвечаю! Бежим, дождь достал до беспредела! – Шпана развернулся и побежал спиной поднимая высоко колени. Поскользнулся, балансируя руками, словно корявыми ветвями, ловя равновесие и стараясь не упасть, воткнулся головой в ржавую бочку возле поваленного забора и распластался на пожухлой траве.

Алька хохотала. Даниле было приятно: хоть одному человечку в этом громадном сыром мире сейчас – хорошо!

***

Бестия хотела есть и пить, да и сам Данила прилично проголодался. По дороге в подвал они решили зайти в продуктовый магазин, благо у Данилы деньги имелись. До закрытия оставалось полчаса. Они сбежали со скользкой железнодорожной насыпи, неожиданно сверкнула молния, следом последовал гром, а через пару мгновений новая молния разрезала небосвод. Шпана был сильно удивлён: он не помнил такого, чтобы поздней осенью почти на пороге зимы разразилась гроза, напомнившая ему о майских днях. Бестия сильно испугалась и чуть ли не окопалась в тридцати метрах от входа в продуктовый магазин, она застыла на месте и заворожённо осматривала небо; Даниле представилось, что Алька ловит момент, чтобы, когда сверкнёт, – успеть увернуться от разряда. Он потолкал, потолкал её, понял, что маленькая бестия ушла в мысли и вернуться не обещала; время поджимало, Данила перекинул Альку через плечо и опустил её на ноги перед самыми ступенями в магазин.

– Успели. – Шпана открыл стеклянную дверь перед Бестией, подтолкнул её в спину и прошёл следом, хлюпая и чавкая одеждой и кроссовками.

– Галантный кавалер. – С напыщенно деловым видом Алька задрала нос, забегала глазами по прилавкам.

– Проходи, матрёшка.

– А, так я что, оказывается, беременна. – Она наигранно испуганно ахнула и, прижав ладони к щекам, покачала головой. Потом развела руки и пристально посмотрела на живот.

– Грязью, – усмехнулся Шпана. – Долго обнимала меня.

– Тогда уж святым духом, глупый.

– Знаю, наполненная святыми духами – матрёшка. Набирайся лучше тем, чем полки не пусты. – Данила осмотрел зал магазина. – А полки как всегда пусты.

Магазин был разделен на два зала, в каждом по две продавщицы. Данила и Алька прошлись от левого угла прилавков до правого, рассматривая полупустые полки. Данила сказал, что Бестия может выбирать любую еду – денег хватит на всё. Двое знакомых Данилы пялились удивлёнными глазами на его сырой грязный вид, а он сделал вид, что никогда их не лицезрел и, естественно, не собирался говорить им «здрасте». Шпана и Бестия набрали баранок, печенья и карамели, взяли последнюю трёхлитровую банку яблочного сока.

– Хлеба нет. – Данила поддел пальцем нос Альки и улыбнулся. – Взять банку консервов? Одну. Рыбную.

– Гадость. – Бестия помахала ладонью перед носом, отгоняя призрак рыбной вони. – Пахнуть будем как вонючки.

– Не целоваться же тебе.

– А спать-то вместе будем.

– Как это? – опешил Данила.

– Рядом же! Совсем мозги растерял? – Бестия покрутила пальцем у виска – у виска Данилы. – Или в подвале отдельные койки?

– Ничего, подышишь. Спать захочешь – уснёшь. Лично я голодный как волк, банку за раз сгложу.