Мужики его за задние ноги верёвками обвязали, и потянули. Раз, другой. Не шелохнется. В тину ушёл. Пришлось еще и подкапывать. Раков на нем тоже было, десятка три, не меньше. Бабы раков то и собрали. Не пропадать же добру. С третьей попытки, наверное, только дело пошло. Пять мужиков сверху тянут, пять снизу подпихивают, так помаленьку и вытащили. Вытащили – это пол дела, надо ж еще до ямы доволочь. А яма то вооон, на том конце поля, чтоб подальше от деревни, значит.
Ну тащат, куда деваться. Бабы семечки лузгают, переговариваются, ребята в быка камешками кидаются, иной раз и по мужикам попадают. Те ругаются, а ношу бросить не могут.
И тут значится, подходит Сахрониха. Бабка лет под девяносто. Приковыляла к шапочному разбору, глаза подслеповатые щурит, понять не может, в чём дело то. А она к этому времени и оглохла уж почти и ослепла наполовину, но интересу к жизни не утратила. И спрашивает у Маришки, невестки своей:
– Чё й то случилось тут?
Маришка и отвечает:
– Маманя, бык сдох, я ж вам говорила.
А та:
– Ась?
– Бык, говорю, сдох. Хороним…
– Мык? Какой Мык сдох? Это ж неужели Степановны Мыколка?
И как заголосит:
– Ой ты ж горе то како!!! Миколка, сыночек родненький! Ить молодой ище совсем. И сорока годиков тебе не исполнилося… Ить говорила я тебе: не пей. И говорила же: колхозное зерно не воруй. А ты всё таскал да таскал. Ночью, чтобы значит никто не видел. А я вот видела. И Боженька, он то всё видит. И как ты от жены то своей, Ленки бегаааал. К Маринке, моей невестке, в окна заглядывааааал, пока муж то ейный на заработках быыыыыыл. А ты всё бегал и бегааааал. Отбегался, значит, родненькииииий.
Надо было видеть лица всех задействованных в этом монологе. Миколка этот, Николай, сын председателя, покраснел весь, Ленка его позеленена от злости, Маринка, невестка бабкина аж синими пятнами пошла, у ней аллергия на сёмки, а муж ейный, как бык, башку вперед наклонил, кулаки сжал, ногой землю роет. А тут бабка возьми, да и чихни.
– От ведь, правду сказала, нигде ж не сбрехала.
И пошло-поехало. Кулаками и руками, и ногами – отношения выясняли, кто как мог. Подтянулись все, вспомнились старые обиды, грехи и грешки. Непричастных не было.
И только довольная морда быка словно бы говорила, что всё это суета сует, и теперь уже, он, бык, к этому отношения не имеет.
P.S. Мясо вбрасывала уже ночью, пока все соседи спали. Подозреваю, что Бабайкао видел, но не вышел и ничего не сказал. А что, это просто опыт, не более того.
Крысы
«…Не надо недооценивать детей. Особенно их фантазию и любопытство…» Из записок педагога с опытом.
– Васька, ты кот или нет? Иди и убей мышу. Наглая воровка завелась буквально неделю назад, но уже успела прогрызть мешок с крупой, сожрать тюбик краски и изгадить им кухню, в довершении залезла на шкаф и свалила мою вазу. Большую, любимую. Кот отнесся к напасти совершенно по-конфуциански, то есть с полнейшим безразличием. Вот и сейчас открыл один глаз, сонно мявкнулл и продолжил дрыхнуть себе под боком. Скотина бессовестная. Пришлось покупать мышеловку. Мышь мышеловку оценила, сожрала сыр и продолжила безобразничать. Я купила посильней. Дохлый номер. Ни отрава ни ловушки ее не брали. Бабайка на все мои ухищрения смотрел с загадочной полуулыбкой, но молчал. Наконец я не выдержала:
– Ну чего улыбаешься? Ведь мыши – это зло, переносчики заразы. Их надо уничтожать.
– Главный переносчик заразы – человек, а мышка – это так мелкая неприятность.
– Ах так! Значит коту бойкот, никакой печенки, и тебе бойкот, никаких ток-шоу. А включишь телевизор сам, вообще развею! Домашние сделали вид, что устрашились и пошли выгонять мышь из-под шкафа.
– Ты представляешь, что я вчера узнала? В Америке крыс вывели, новую породу. Говорят, скоро к нам зашлют для диверсии.
– Ну крысы, ну и что? Ты что крыс не видела никогда что ли? Потравят, да и всё тут.
– Ээээ. Не так всё просто. Крысы то особенные… Юлька приникла к щели и даже оттопырила одно ухо, но слышно было плохо. Мать и тётка разговаривали на кухне уже второй час. Дети были отправлены спать, но кто ж спит, когда тут такие интересные разговоры. Правда брат, сын тётки действительно уже спал и даже похрапывал. Но он действительно любил поспать. А вот Юлька. Нееет. Ни за что! Интересно же узнать, что там за крысы такие…
– Метровые крысы то, представляешь, а еще говорят, что разумные.
– Хватить брехать то! Какие разумные? Как люди, что ли…
Тетка смутилась…
– Ну может и не как люди, но и обычные крысы довольно сообразительны. На них специальные ловушки ставят. А в обычные мышеловки они никогда не попадаются.
– Ой да. В том году помнишь, мать нашу крыса укусила, так сорок уколов пришлось делать. Ужас.
Юлька кивнула самой себе. О да. Этот случай она помнила очень хорошо. Тогда у них были кролики, а у кроликов водилась еда, а еще крольчата. Так вот от крыс житья не было. Наглые, толстые. Залезали прямо в садки. Съедали морковь, капусту, крольчат. Крольчат было особенно жалко. А бабушка одну такую воровку по утру и застала в клетке. Так она прям из клетки выпрыгнула и в руку вцепилась. Зубы длинные, острые. А это если метровые крысы… Тогда какие же у них зубы будут? Страх.
– И оружия то против них нет. Только в той же Америке есть. Луч лазерный. Он, говорят, любую тварь на части режет, что твой нож масло.
– Но они же ведь не поделятся лучом этим.
– Не поделятся, ясен пень. Он у них в лабораториях секретных. Будут они еще всем свои секреты раздавать. Что делать то?
– А что делать. Погреб надо нормальный сделать. Чтоб из кирпича и железом обить.
– Не рановато ли? Может это сказки все?
– В жука колорадского тоже сначала не верили, а оно вон как вышло. Теперь от этого жука деваться некуда. Тут возражений точно не нашлось. Жучья беда была не только в этой конкретной деревне, но кажется во всех деревнях и сельхозугодиях необъятной Родины. Его травили дустом, но он восставал не хуже, чем мертвец в фильме «Реаниматор». Его поливали отравой, но жук с опалёнными крыльями и жопкой упрямо полз по картошке. Спасал только ежедневный обор и обтряс веток в ведерко. Жуков становилось меньше, но насовсем они не исчезали. Самые ушлые ввинчивались в землю и, показав обидно оттопыренную лапку, скрывались до весны в теплой и безопасной почве.
Сестры допили чай и засобирались спать, Юльке тоже пришлось ретироваться. Она быстро прыгнула в постель и отвернулась носом к стене. Я сплю. Вот прям сплю-сплю. Нельзя недооценивать детей. Это маленькие люди со своими мыслями, страхами и переживаниями. Идея о гигантских крысах никак не выходила из головы. Это ж они и сожрать могут. Кота, например, если одна, а если две и больше, то и человека. Котов было жаль. Черно-белый кот Васька уютно сопел под боком, сонная мордочка, бархатные ушки и нос кнопочкой. Ну как его отдать крысам? А? А мама? Осенило девочку. Ведь и на нее могут напасть. А бабушка? Тетки? Всех жалко. О себе Юля как-то не подумала.
– Надо с этим что-то делать? И срочно. Спешно откинув одеяло, девочка пошла будить брата.
– Вставай, лежебока. Надо идти в Америку. Срочно!
– Ты чего девка, опсихела? Какая Америка? Три часа ночи! Спи иди. Подросток перевернулся на другой бок и снова заснул.
– Всё сама! Всё сама! Юлька закатила глаза и пошла собираться. Честно говоря, она и понятия не имела, ни где эта Америка, ни как туда добраться, ни даже, что взять собой в дорогу. Но идти было надо. А раз надо, значит всё остальное как-нибудь да устроится. Девочка взяла авоську и сложила в нее теплые штаны и кофточку. Больше у нее ничего не было. Из еды не взяла ничего, потому что это же надо тащить на себе. А она планировала идти быстро. Сначала пойти по дороге, а потом спрашивать, в какой стороне Америка. А там возможно ее кто-нибудь подвезет или она сама спрячется и доедет. А уж в самой Америке она просто хорошо попросит кого-нибудь и ее отведут в секретную лабораторию. Там она расскажет и про маму, и про кота, и, если крыс уже выпустили, ей просто дадут этот самый вазерный луч. Чего уж проще. Тихонько отворив калитку, Юлька вышла на дорогу. По ночному времени та была пуста и безлюдна. Какая дорога идет в сторону города, девочка знала хорошо, не раз пешком ходили, заблудиться здесь негде. И она пошла. Сначала по деревенской грунтовой, а потом и по трассе. Машин было мало, но, если какая и проезжала, хитрый ребенок прятался в кустах, что бы ее не схватили и не вернули домой. Примерно через километр, она немного захотела пить, еще через два – есть, а потом устали ноги, и надо было что-то думать. Дальше двигаться в таком темпе не представлялось возможным. Это же сколько придется идти до Америки, если она и до города пока не добралась. Месяц? Или год? Путешествие оказалось немного сложнее, чем представлялось изначально. В мыслях – это был совершенно легкий, необременительный путь, как если бы на речку сбегать, в реальности же все было совсем иначе.
