В теоретическом сознании проявленная ценность имеет равную субъектность с человеком, что отражается в формуле «я вместе с миром». В специальном сознании субъектность ценности, ее мотивационный статус и уровень энергийности возрастет до такой степени, что человек ясно понимает: «Я для мира». Что бы я ни сделал, этого будет недостаточно, так как ценность имеет вневременную и внепространственную протяженность, а я (человек) ограничен пространством и временем.
В момент этого осознания и выбора человек прибегает к последнему инструменту, который может обратить на себя. Это биологическая агрессия. Та самая, которая иначе называется деструктивной.
То есть, с одной стороны, человек удерживает себя конструктивной агрессией, а с другой, направляет на себя же, против своих слабостей, против всего того, что не служит ценности, разрушающую ярость биологической агрессии. Социальная агрессия знает меру, а биологическая нет. Так рождается безжалостность и беспощадность (прежде всего к себе) человека в специальном сознании. В этом «горниле», «атомном реакторе» и кристаллизуется та самая энтелехия, устремленность к которой и разгоняет психику до кратности 2401.
Теперь вы понимаете, почему я сначала рассказал об энергийности этого уровня и лишь потом начал рассказ о нем?
Человек на этом уровне становится асоциален. При этом он воспринимает одновременно действительность во всей ее полноте и «видит» все процессы через мощнейший инструмент специального сознания. Люди этого уровня настолько редко встречаются, что американский экономист Джей Загорски80, когда описывал людей, которые встречаются в организациях, не разглядел людей специального сознания. Он выделил людей двух типов: I-типа и T-типа.
Загорски говорит, что есть люди I-типа, узкие специалисты. Их кругозор ограничен. Фактически это люди социального сознания. Реже встречаются люди T-типа с широким кругозором и развитыми профессиональными навыками. Это люди теоретического сознания. А больше он никого не описал. Так вот, человек в специальном сознании обладает широчайшим кругозором и недосягаемой экспертизой в своем предмете, но так как его уже не интересует практическая составляющая деятельности и он устремлен в мир идей, то в организациях практически не встречается. Чтобы «разглядеть» человека специального сознания, нужно самому быть уровня специального сознания.
Причем асоциальность этого уровня необязательно проявляется внешне. Это не отшельник или плохо одетый человек. С виду обычно это скромный, как правило, неприметный человек, который ведет себя очень корректно до тех пор, пока дело не касается важного для него вопроса. Его решения могут удивить менее развитого человека.
Он очень уважительно относится к другим и любит человечество так, как мало кто способен. Его любовь есть активная заинтересованность в жизни и развитии объекта любви. Но надэмпирическую ценность он любит существенно больше. Больше, чем самого себя. Поэтому в ситуации выбора «человеческая жизнь – ценность» он совершенно спокойно выберет ценность. Так, библейский Авраам, который любил своего сына, но Бога любил больше, с колебаниями, но все-таки выбрал принести сына в жертву.
А вот, например, Данко, герой рассказа «Старуха Изергиль» М. Горького, вырвал свое сердце, которым освещал дорогу людям. Это стало возможным лишь потому, что в этот момент оно горело как 2401 человеческое сердце.
Если жизнь человека в теоретическом сознании мы можем назвать «осмысленной», то жизнь специального сознания – это великая жизнь. Жизнь-подвиг.
Даниил Андреев в «Розе мира» описал конфликт, который происходит на стыке теоретического и специального сознания. Конфликт между «низшей» и «высшей» свободой. «Стремление личности осуществить свои общечеловеческие права на обыкновенный, не обремененный высшими нормативами образ жизни, вмещающий в себя и право на слабости, и право на страсти, и право на жизненное благополучие»81.
Там же Андреев отмечает, что у «обычных» людей нет права осуждать ошибки людей этого уровня развития и стремиться выносить им какой-либо этический приговор. «Кому больше дано, с того больше и спросится. Но пусть с них спрашивает Тот, кто дал, а не мы».
Великие музыканты, писатели, раздираемые страстями на высочайшем уровне напряжения душевных сил, которые работали, не жалея себя, на единственную цель – сделать жизнь человечества светлее, радостнее и осмысленнее, бывало, срывались в глубокое пике, из которого ой как непросто выбраться.
Помните фразу «поэта обидеть может каждый»? Она относится к моменту, когда человек предъявляет свое творение специального сознания общественности. Но такого уровня продукт обычно не принимается сразу по ряду причин.
1. Люди социального уровня сознания не в состоянии оценить его и ориентируются на мнение критиков.
2. Критики же не могут его оценить, если у них не было опыта жизни в специальном сознании. Если же у них был такой опыт, но они не удержались и оставили попытки вернуться туда, то для них видеть творение столь высокого класса невыносимо, потому что оно заставляет их вспоминать о былом могуществе, возможностях, и поэтому им проще отвергнуть, обесценить творение, чем признать его великим. Такого рода сюжет описан в повести Н. В. Гоголя «Портрет». Трагедия предателя таланта ради денег в том, что созерцание творения Мастера повергло его в глубокую депрессию, природу которой вы уже знаете. И он просто не смог дальше жить.
Великая удача, если встретится критик, который сможет оценить и признать творение. В противном случае творец рискует сорваться с высоты 2401 до уровня «горки дураков».
Но в момент работы «реактора» человек переживает радость творчества, свободы, откровений и много других состояний, которым и описания в обыденном сознании нет. Могу лишь аккуратно сказать, что на человека сходит благодать. В состоянии работы специальное сознание надежно защищает человека от восприятия критики, невзгод, трудностей жизни, так как все они меркнут в свете той радости труда, которую он переживает.
Математик Григорий Перельман пять лет почти не выходил из квартиры и ни с кем не общался, решая гипотезу Пуанкаре, суть которой я, например, не могу даже осмыслить в полной мере. Специальное сознание, как правило, ставит перед собой задачи, не решаемые в течение одной жизни. Этот феномен блестяще описан в повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу»:
– Это же п-проблема Бен Б-бецалеля. К-калиостро же доказал, что она н-не имеет р-решения.
– Мы сами знаем, что она не имеет решения, – сказал Хунта, немедленно ощетиниваясь. – Мы хотим знать, как ее решать.
– К-как-то ты странно рассуждаешь, К-кристо… К-как же искать решение, к-когда его нет? Б-бессмыслица какая-то…
– Извини, Теодор, но это ты очень странно рассуждаешь. Бессмыслица – искать решение, если оно и так есть. Речь идет о том, как поступать с задачей, которая решения не имеет. Это глубоко принципиальный вопрос, который, как я вижу, тебе, прикладнику, к сожалению, не доступен.
Циолковский, Киплинг, Эко, Гегель, Юнг и многие другие оставили после себя огромное наследие, которое почти невозможно прочитать (таков их объем), а еще труднее осмыслить корпус и глубину их идей. Эти великие люди служили миру, не жалея себя, часто подвергаясь упрекам и насмешкам окружающих, которые не могли понять их мотивов и устремлений. Часто это цена жизни в специальном сознании.
Януш Корчак 6 августа 1942 года зашел в газовую камеру концентрационного лагеря «Треблинка» в окружении своих детей, воспитанников детского дома. Двух самых маленьких детей он держал на руках. Януш рассказывал им сказку. У меня нет никакого права считать, что я знаю, что испытывал в этом момент Корчак. Смею лишь только предположить глубину и объем процессов, которые разворачивались в его сознании. С одной стороны, этоглубочайшая трагедия оттого, что жизнь этих и тысяч других детей прервется и что он не может этого предотвратить. С другой стороны, бесконечное счастье оттого, что он может сделать и делает то единственное, на что он способен в этой ситуации, – быть вместе с детьми в этот последний момент их жизни. Быть с ними для них. Подвиг Корчака живет, озаряя жизни и сердца других.