Особенно это читалось не во взгляде, где глаза горели, а по ее красной щеки, впрочем, как и по второй – тоже красной.

(теперь садомазохизмом никого не удивишь)

(особенно в 21 веке)

(да, особенно и в году так 2011-м в России)

Сергей, словно тень, спускающаяся со стены при закате солнца, когда воцаряется луна, сползал своим языком, сложив его в трубочку, по ее лицу вниз к шее и далее, как слизывал бы сладкие понравившиеся приятные вкусом клубничные или ежевичные сливки.

Одна рука заходила между ее ног, другая держала ее запястья, а язык добрался до ее маленьких грудей, привлекающих и кричащих в мольбе их облизать.

Он испытывал наивысшее счастье, пока прикасался к ее телу: и кончиками своих пальцев и языком. И чувствовав ее свежий аромат тела, погружался в еще одну нирвану в этом слишком огромном мире эмоций и восхищений.

Сергей все больше горбился, пытаясь сползать вниз, но получалось не так, как было запланировано, и все же в итоге он снова дошел до ее уже личной нирваны, и только вкусив аромат этого места, он продолжил свою игру.

Надавив на лямки ошейника, свирепого своими шипами, который обычно надевают на бульдогов, Сергей снял с себя последние плавки – все, что было на нем, – и наконец-то пропал в Кире – со всем энтузиазмом, что у него только нашелся.

Она издала первый стон.

Подобие крика.

Сломанную мечту присопатки.

Сквозь трусики, которые были запиханы ей в рот, Сергей ничего не мог расслышать, но это было и не важно.

Одной рукой он упирался в кровать, а другой уже схватил ее запястья, прижав, что было сил к стене, у которой и стояла кровать, и только больше растворялся в этой брюнетке, которая, видимо, ждала чего-то банального, но не слишком поразительного, что происходило сейчас.

Глотая жадно вино из пустеющей бутылки, Сергей заходил в Киру только глубже и сильнее, мощнее и больнее, отчего ее стоны становились еще громче.

Он менял позиции, ориентация же Киры оставалась прежней – она лежала, словно закованная в цепи, едва двигаясь.

Еще бы – Сергей прерывал все ее попытки повалиться либо на спину, либо на бок, и стремительно давил на нее, а сорвав с ее шеи ошейник, начал придушивать и оскорблять ее.

– Сука! – гадость номер один, неизбежно вырванная из его уже опьяненной глотки, в которой с большим бы удовольствием появилась сигарета, но сейчас было не время.

Кира что-то простонала.

Сергей не останавливался.

– Поганая дрянь! Шлюха! Тварь! – словно ревя на луну, но шепотом, произносил он.

Кира пыталась как-то высвободиться, чтобы обнять его, но все было тщетно, Сергей так крепко завязал ей руки, что она не могла ими даже пошевелить.

– Этого слишком мало, чтобы любить тебя, – словно хотел заплакать, но в порыве нахлынувшего безумия, вырванного из горящей страсти, сейчас бы не сделал этого.

Кира испугалась.

Она задыхалась.

Сергей уже насиловал ее, душа Киру только сильнее.

Ее глаза покраснели.

Кровь прильнула к вискам.

Ей стало нечем дышать.

Пыталась кричать: «остановись, стой, я не могу дышать», и забилась, словно в конвульсиях.

Наконец-то, каким-то волшебным образом, ей удалось чуть высвободиться из крепкого узла ее красного шелкового шарфа, и, схватившись за его руки, разомкнула сложившиеся на ее шеи оковы.

– Я люблю тебя! – прокричала она, вцепившись в его губы и обняв так крепко, что Сергей вошел в Киру всецело и полностью.

Сегодня они принадлежали друг другу, и в этом не было ничего постыдного.

В любом случае, Казанова наоборот – Сергей, – проделывал такие фокусы не только с ней, но и с другими, которых было слишком много, чтобы начать считать.

Ошейник и ее нижнее белье полетели в сторону, также как и бюстгальтер, который она сняла одним движением руки, хотя и Сергей выделывал такие трюки на ура.

(а помыли ли они руки?)

(конечно, помыли…)

(иначе микробы бы забрались ей прямо в задницу…)

Страсть приобрела более умеренные обороты, и когда Сергей развязал сковавший ей ноги ремень, то уже Кира повалила Сергея на спину, и начала смотреть сверху на него, дав ему возможность отдышаться.

Она тянула его руки к своим маленьким идеальным грудям, она царапала его грудь, и сама стремилась, чтобы его достоинство как можно глубже и больше входило в нее, чтобы чувствовать его, ощущать, знать точно, что он в ней.

Словно отбирая у него энергию, как физическую, так и внутреннюю, она целовала его, прижимала к своему телу, сама давая возможность войти в нее, а Сергей, тем временем, только бледнел, и его цвет глаз менялся на более темный.

Зеленый становился просто каким-то мутным, грязным и непонятным.

Сердцебиение постепенно приходило в норму.

Спустя еще какое-то время, Кира практически остановилась, но Сергей все же находился в ней, и вылился тоже в нее.

Хотела ли она забеременеть? Возможно. Вот только у Сергея никогда не было детей. Кстати, как и у Киры. В ее практически сорок у нее не было семьи, она никогда не рожала, если только не делала пару раз аборт. Это было давно. Когда она была молода. Молода и неопытна.

А если она объявит, что у нее ребенок? Что тогда? Сергей будет требовать аборт? Вряд ли. Зачем ему это нужно теперь? Ему уже сорок. Вся жизнь прошла. Он бы сказал, что ничего в его жизни хорошего не было, кроме пьянок, бесконечных вечеринок, секса и немного смерти. Впрочем, сам Сергей всегда балансировал на грани между жизнью и смертью, и ему это, несомненно, нравилось…

Кира практически не двигалась.

Когда Сергей все еще был в ней, закончив свое элементарное дело по оплодотворению, хотя, конечно, детей он не хотел, она спала на нем, обняв, и начала плавно целовать его губы.

Кира не любила проявление даже любой щетины, поэтому Сергею приходилось бриться каждый день.

– И что дальше? – шептала она.

Сергей молчал.

Но уже догадывался, о чем она будет говорить.

– Поимел меня и потом просто кинешь? – с ее языка уже начали слетать те самые острые слова, от которых любой мужчина, как от неизбежного приговора судьи, от тюрьмы, от камеры, пытался сбежать, как можно дальше.

Сергей решил обойтись без слов: «Ты же знаешь, что…».

– Я не могу этого сделать априори: если я тебя брошу, то можно ехать на кладбище, – выразился он.

Кира издала смешок. Едкий. Горький для него. Злорадствующий.

– Ну, посмотрим-посмотрим, мой дорогой, – сказала она и слезла с Сергея. – Я пошла в душ, – закончила она.

Сергей лишь услышал, как под ее легкими движениями трещат старые доски пола в этой комнате.

– И, кстати, тебе бы не мешало, помимо того, что помыться… – она помедлила, задержавшись в дверях, – но я в любом случае жду тебя в ванной.

– Будет сделано, госпожа, – отреагировал мгновенно Сергей, закурив.

Пачка сигарет лежала возле дивана.

В бутылке оставалось еще на несколько глотков.

«Придется идти в магазин…», – подумал он.

И осознание всей трагичности ситуации спало на него: сегодня только понедельник.

– Скоро жду, – крикнула Кира и исчезла в ванной комнате.

***

Сергей лежал на диване и курил.

Он оставался практически недвижим, если только не считать, что стряхивал пепел в бутылку из-под вина, конечно, уже пустую.

Прошло несколько минут, как в ванной комнате включился душ.

Как упали на кафель первые капли воды.

Он совсем не хотел подниматься с кровати и идти в душ, но того требовал не зов его сердца, а та, которая давала заниматься с ней любовью.

«Придется вставать… будь проклят этот час…», – гневался про себя, но объективно понимал, что лежит в постели голый, и что нужно хотя бы надеть нижнее белье.

Сергей закурил новую сигарету, закрыв бутылку, из которой выходил легкий дымок, и пошел в сторону ванной, шатаясь по дороге, что явилось последствием жестокой недавней тренировки на кровати, а также сотрясением мозгов в прошлом.

Дойдя до ванной комнаты, сосредоточившись, Сергей открыл дверь.