Но Сергей шел. Уверенно и опытно. Странно и чуть ли не падая. Крича или молча, но шел. Все ближе и ближе подходя к первому подъезду.

***

Порог собственного дома снова находился во власти необходимого проведения уборки по отношению к нему, ведь вчера на него было разлито не малое количество алкоголя, поэтому порог был застелен газетами, и было все вокруг липко. Конечно, требовалась влажная уборка.

Комната, в которой Сергей и обитал, пребывала в состоянии крайнего кошмара – какие-то непонятные коробки, запечатанные и кричащие о прошлом, множественность рубашек и галстуков, которых, как и все остальное, нужно было давно выкинуть, на гвоздиках, вбитых в стены, висели костюмы, на подоконнике творился хаос пустых бутылок и опустошенных пачек сигарет, какие-то блокноты, зарисовки, сломанные карандаши и прочее.

В углу комнаты валялась груша, которой Сергей не пользовался уже много лет после того, как бросил заниматься боксом. Использованные пачки из-под презервативов, а также пустые картонные тарелки из-под вонючей китайской лапши. Все это нужно было выкинуть, как и всю одежду – вообще ничего не держать при себе, как думал Сергей.

Центр комнаты освещал свет от старенького экрана телевизора, стоящего на кофейном прозрачном столике. Над диваном висел флаг СССР собственного производства, который Сергей нарисовал каким-то пьяным вечером. Обои в местах отклеивались, люстра, как правило, не включалась.

Совсем не приличный вид никак не вписывался в общий вид относительно чистой и достаточно уютной оставшейся части квартиры – напротив комнаты находилась еще одна комната, а если быть точным, то зал, в который Сергей не стремился заходить, поскольку в ней когда-то жили его родители. Кстати, в зале был балкон.

Чистенькая и пустая кухня – там нечего было брать, в том числе и там не было ни капли алкоголя, поэтому кухня тоже не имела значения, все, что можно было соорудить за пять минут – находилось в углу комнаты с телевизором, возле которого частенько на стене появлялась тень бутылки вина, выглядевшая намного привлекательнее, чем экран оживающего при включении на кнопке пульта живого ящика.

Уборная, ванная – находились в обычном для человеческого глаза состояния, и никто бы и не смог упрекнуть их, что они не предназначены для личной гигиены.

В состоянии разлома находилась только та комната, в которой Сергей проводил большую часть времени.

Телевизор, словно дожидаясь Сергея или встретив его, работал и звал занять перед ним свои позиции. Звал посмотреть его и уйти от жестокой реальности.

Сергей скинул по дороге в комнату пальто и стремился поскорее утонуть в красном диванчике, который служил последнее время теми самыми вратами, открывающимися в мир сладких или страшных, но снов.

Сергей с облегчением упал на диванчик.

Тень набросилась на спинку дивана и часть стены, задев самодельный флаг.

Он глотнул.

Холодное вино вновь напомнило, что завтра придется учиться жить без алкоголя и сигарет, которые уже потянулись к губам.

Спина отдыхала, которая время от времени тоже давала о себе знать, как и квартплата, которая нескончаемо вопила о себе.

Ночное время било тенью от экрана телевизора.

Сергей закинул ногу на ногу и уставился в блеклый свет старенького телевизора, по которому как попало показывали русский сериал, больше похожий на обрубок зарубежных шедевров.

Но, тем не менее, иного было сегодня не дано. Он закурил. Пепельница стояла на табурете.

Глаза постепенно закрывались. Потушив сигарету и сделав еще один глоток вина, Сергей засыпал.

***

Сергей практически засыпал, как вдруг вспомнил, что она оставила свой номер телефона, записав его на листочке, вырванном из маленького блокнотика, который достала из своей всепоглощающей сумочки. Кто она была? Сергей не помнил.

Он нащупал в кармане порванных в коленках джинс тот самый листок, словно являющийся проводником в мире Х, где на смену безумия мыслей приходит одиночество.

Почему она не последовала с ним? Или ничего не получилось? Тогда почему ОНА оставила свой номер телефона? Как ее звали? Сергей не знал.

Но раскрыв сложенную вчетверо страницу из блокнота, Сергей прочел имя, а также еще раз убедился в том, что она действительно оставила свой номер телефона.

Сергей обязательно позвонит ей, если ему станет одиноко, словно в службу досуга, только в этом случае, он воспользуется услугами латентной проститутки, которая себя таковой не считает, ведь их секс произойдет, пускай и при свечах, но накрывать на стол будет Сергей – и никакой любви: дорогое вино, шоколад, может быть, легкий стейк на ужин на полу в белоснежных тарелках…

И потом?

Он получит свое.

За деньги, как обычно, ведь другого пути Сергей уже не видел.

Вложив страницу из записной книжки обратно в карман, Сергей снова решил пропасть в мистическом мире снов, что открываются белоснежными воротами, словно в рай, исключительно и только когда Сергей пребывает в самом лучшем расположении духа на своем красненьком диванчике.

Глаза медленно закрывались, но ужас вчерашнего вечера, этой ночи, в которой снова слились воедино безумие и желание любить, не давал еще какое-то время забыть о себе, хотя Сергей и понимал, что устроил с кем-нибудь скандал, с кем-нибудь подрался и как обычно кого-то послал его на три буквы, ему все же было немного жутковато от той мысли, что рано или поздно пасть случая или роковой оплошности поразит Сергей своей вонью, от которой приходится только кашлять и пить таблетки.

И снова кашлять и пить таблетки.

Какие-нибудь.

Любые.

Не важно какие, главное вкусные.

Но есть один нонсенс…

… и поскольку таблетки, преимущественно, всегда невкусные, а подчас даже горькие.

Такую пилюлю пил сейчас и Сергей, и, наверное, всегда – одну и туже – невкусную и горькую, пахнущую так, от которой рвет, которая является последним и единственным средством поддержания жизнедеятельности в этом непонятном и странном мире, где вместо солнца почему-то луна, а небо всегда грустное, и только плач облаков можно будет увидеть, что словно играют на сцене роли тех, над которыми она медленно и постепенно проплывает на бескрайнем небе снежные или дождевые слезы, смотря на которое хочется раствориться в его акриловом свете.

«Мы всегда там, где не можем быть», – как сказал бы Сергей, допив остатки красного сладкого вина из глубокого бокала.

Сегодняшние сны, видимо, не станут вестником будущего, ведь выходные всегда сопровождаются бездельем, пьянками и бессмыслием, проходя так быстро, как, действительно, проходит сон.

Вещих снов не бывает.

И словно приговор бы прозвучали эти слова, но такие же бессмысленные, как все остальное, что только могло окружать.

Белоснежные ворота мира сновидений практически отворились, впустив прохладное дуновение легкого ветерка, напоминающего о беспечности прошлых дней, где было так все просто и легко, где не существовало бы слова НЕТ и не было бы безвыходных дорог.

Но луна не может всегда сиять, поэтому Сергею пришлось мириться с неизбежностью, в которой, как бы плохо не было, придется существовать, дышать, выбирать, бояться и быть тем, кем быть не должен и не являешься, но Сергею – таковым быть приходилось.

Вино заканчивалось и Сергей, уже практически провалившись в сон, допивал его остатки. В его руке дымилась сигарета, а взгляд безжизненно был устремлен в мутный экран.

Вместо потолка словно проплывали нахмурившееся облака, которых ничего более не радовало.

Телевизор словно не показывал, а что-то говорил или, по крайней мере, хотел сказать.

А сам Сергей вновь обо всем жалел и мучил себя заниженной самооценкой, видимо, так находя оправдание своим неудачам и тому, что со многими, если не со всеми, проблемами он не может справиться.

Все, что он создавал – всегда рушилось.

Из рук вываливалось все.

Возведенные когда-то объекты желаний или те, о которых всегда мечталось, – быстро и благополучно исчезали, а иные построенные на этом пути строения стремлений рушились щелчком пальцев.