Где-то в отдаленных уголках его сознания звучали странные забытые женские имена, может быть, из-за последствий пьянок и гулянок. Но Сергей все же пытался не забываться, и тянулся не только к бутылке, но и непосредственно к Кире.

Он чуть согнулся и сразу почувствовал, как позвоночник дал о себе знать.

За новым глотком вина скрывалась новая порция боли в печени.

Голова ходила кругом от быстрых движений из-за сотрясения мозга.

А сердце бешено колотилось при каждом новом вздохе.

Но Сергей решил не сдаваться перед собственным угробленным здоровьем, и перед тем, как полезть вниз по Кире, и потянувшись к сладкому вину, глотнув настолько много, насколько только мог.

Сначала его руки, словно ручище – разбитые и большие, – упали на ее идеальные колени, которые он легонько поглаживал. Потом Сергей спускался языком по ее подбородку, гладкой шеи, нежной кожи груди, сняв перед действием ее желтую футболку, но отчетливо прозрачную, чтобы не хотеть не облизать ее груди.

Маленькие, но красивые груди, не могли не привлекать, как и все стройное тело Киры в целом. Сергей облизывал их, словно слизывал с них сок.

Приподняв Киру и переместив ее на кухонный гарнитур, Сергей зажал ее рот своей огромной рукой, а языком впился сначала в темное нижнее белье, начав их стягивать, чтобы добраться до секретного места, словно чтобы и открыть тот самый секретный код, о котором все поют и слагают поэмы.

Чувствуя восторженный аромат ее цветка, Сергей залез к Кире между ног языком, и некоторое время оставался зажатым с головой.

(когда я слышу слово культура – я достаю револьвер)

Их первая за сегодняшний вечер любовная сцена происходила за закрытыми шторками, за которыми на небе бушевали темные страшные тучи, готовясь к новой порции дождя…

– Я бы съел тебя целиком, – признавался Сергей, виляя бедрами, когда отстранился от ее секретной точки, заглянув в ее голубые всепоглощающие сейчас глаза. – А потом еще бы по частям, так тебя устроит? – шептал ей, чуть покусывая ее правое ухо.

Брюки волнистыми темпами сползали с его ног, открывая простор для исполнения любых желаний, когда Сергей только мог представить себя романтиком наоборот или выполняя то, ради чего существовал.

(не существовал)

Оговорка по Фрейду: он не существовал ради чего-то, так как ему не было ради чего-то жить, и что только мог сделать с этим, так представлять, будто он ради чего-то живет.

Кира начала с его волос: она уже вонзила в них свои худые пальцы, но еще не начала дергать их в разные стороны, не думая даже о том, что может и вырвать их с корнем, что часто случалось.

– Тебе не кажется, что лучше выключить свет, – сообщила негромко она, пытаясь возбудиться, что у нее почему-то сегодня не выходило.

Сергей отстранился от своей любовницы, помрачнев, но пытаясь не останавливаться от начатого дела, которое обязательно должен и обязан был завершить.

– Мой проводник во тьме только ночь, – выразился как-то печально, и, взяв ее за руку, медленно подошел к выключателю на кухне и нажал на него.

Свет потух.

Кира стояла рядом с ним, она уже была совсем голая, а на Сергее все еще оставались плавки.

Она словно почувствовала, что его сердце постепенно начинает изображать танец дьявола, но не собиралась по этим причинам тоже останавливаться, хотя у Сергея и могли приключиться и другие обстоятельства с одним громким словом, которое произносят достаточно тихо или вообще не говорят вслух: «ИМПОТЕНЦИЯ».

Но сегодня Сергей не испытывал чувств вины, смущения и неполноценности.

Сергей обратился к Кире, а Кира посмотрела на Сергея, но не нежным взглядом, а подобно какой-то ведьме, желающей поскорее сделать из своей жертвы зелье, чтобы поправить собственные силы, и Сергей тоже чуть потянув уголки губ вверх, сверкал как-то не так своими глазами.

Со стороны, можно было предположить, что их взгляд напугал бы многие московские пары, ведь их не сковывала та самая любовь, которую воспевают в романах, а жажда откровенной страсти – в мере непонятной никому.

Сергей схватил Киру за запястье и переместил ее руку на свое плечо, а ее пальцы с длинными ногтями надавив в кожу.

Кира ухватилась за его плечо, теми же самыми ногтями надавив ему в кожу, но только немного сильнее – немного лишь потому, что она ими еще сегодня должна была воспользоваться.

Почему должна?

Никто же не может точно знать: упадет на дом Сергея сегодня самолет или нет, даже если и дом этот находится в центре Москвы.

Никто также не мог предположить, даже подумать, что немцы дойдут до Москвы – у французов это получилось лучше.

Танец должен был продолжаться, начавшийся вроде бы задорно, и остановившийся на какой-то мистической ноте: Сергей согнулся в ее сторону и вцепился зубами в тоненькую шею Киры.

Несильными укусами он наслаждался ароматом, веющем от нее, прижимая к своему телу только сильнее.

– Ты меня, видно, хочешь закусать! – обрадовалась тому, что еще одна часть тела упиралась в нее со стороны ее кавалера.

– Я просто не могу не насладиться твоей кожей, – рычал Сергей, понимая, что уже пора нести ее на кровать.

Подхватив неожиданно Киру на руки, теперь уже не отрываясь от ее губ, он помчался в свою спальню – такую же маленькую комнатку, как и его кабинет. Конечно, вход во вторую комнату был заперт на огромный ключ хаоса мыслей и воспоминаний, воняющих как гнилые помидоры.

– Я тебя изнасилую! – повалил с этими слова идеальной формы женщину на постель, и ее волосы расплескались по своей области, где обычно лежат подушки.

Ее руки неряшливо были раскинуты в стороны, словно поломанные крылья, она терлась ногой об ногу, подкусывая свои губы намного зубами белее, чем у Сергея, и намного здоровее, чем его гнилые, которые, кстати, он скрывал и тайком ходил к стоматологу.

– Ну, давай… – как бы просила вызов, – изнасилуй меня!

Что-то ударило Сергею в голову, заряд или состав полного недержания сексуального желания, как невидимая сила или энергия, атмосфера и еще параллельный мир, которого не увидеть обычным взглядом, но после этого, вроде освободившись от всех ЗА и ПРОТИВ, которые в российской обществе на каждом шагу, выражающие лозунг «ДЕЛАЙ КАК ВСЕ!», Сергей откуда-то выудил ремень, начав свою маленькую игру.

Ремень сверкал серебряными кнопками, похожими на шипы.

Изобразив побежденную улыбку, он с размаху ударил Киру по щеке и схватил ее запястья, мгновенно поцеловал, а ее ноги заблокировав тем, что сидел над Кирой.

Ее женское белье осталось на кухне, но Сергей был решительно настроен и начал искать краем глаза те вещи, которыми можно было бы ей завязать глаза, руки, ноги, и чем можно было бы заткнуть ее рот.

Ничего не нашлось.

– Оставайся лежать здесь! – приказывал он, перевязывая ее ноги кожаным черным ремнем. – Я сейчас вернусь! – сказал он перед тем, как поцеловал Киру легким поцелуем в губы, чуть укусив их.

(интересно, а кровь будет?)

Сергей уверенным шагом зашел на кухню, схватил валявшиеся на полу трусики и бюстгальтер, а также бутылку вина, а из кухонного ящичка, на котором была расположена мойка, вынул спрятанный в стеклянную банку ошейник.

Сергей вошел в комнату, совершенно молча, включив попутно стоящий на кофейном столике музыкальный центр, из которого раздался голос психоделического рок-н-ролла, но достаточно медленного, чтобы под такую музыку заниматься сексом.

Что играло – Сергей не знал.

Выпил вина, смотря на Киру, смотрящую на него, облизывающую свой указательный палец, когда другой был между ее ног, Сергей двинулся на нее.

Сначала, обвел вокруг ее шеи ошейник, затем запихал ей в рот ее черные шелковые трусики – в это время он давным-давно был наготове к решительным действиям, – затем надел назад ее бюстгальтер, и шелковым красным шарфом, свисающим со спинки дивана, который принадлежал Кире, и которая забыла его у него, перевязал ее руки.

Она была готова к дальнейшим действиям.