Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Зачем тебе худеть? Для меня ты и так хорош.
Б о ч к о в. Да при чем здесь ты?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. А для кого же ты худеть собираешься?
Б о ч к о в. Эпоха требует, понятно?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. А как ее зовут, эпоху твою? Блондинка? Брюнетка?
Б о ч к о в. Поехала. Не до брюнеток сейчас… (Показал на стол.) Прикрой!
Любовь Михайловна прикрывает стол скатертью.
Ну, есть не буду — это раз, а еще?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Да как же это ты есть не будешь? Да что ты?
Б о ч к о в. А если я подвиг хочу совершить? Другие в космос взлетают, а я что? Не могу? Хотя где тебе понять… Разъехалась вся, как квашня…
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (обидевшись). Корсетов, конечно, не ношу.
Б о ч к о в. За границей небось женщины до семидесяти лет вида не теряют, через скакалку прыгают, как девочки, а ты?..
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Ну, и женился бы на такой вертихвостке семидесятилетней… Хотя тебе помоложе надо, вижу… Записки какие-то появились.
Б о ч к о в. Брось эти глупости! Для сведения: семья для меня — самое святое. Могила! (Встретив недоуменный взгляд Любови Михайловны.) В смысле навечно, пожизненно… Навечно! Понятно? Вот так! (Просительно.) Думай, мать, думай…
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Сперва обругает, а потом думай… Скакалки, говоришь, за границей? Была у нас где-то Милочкина…
Б о ч к о в. Давай ищи!
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. И еще… Упрекнул ты меня давеча, что на квашню похожа… А ведь все записано у меня!
Б о ч к о в. Что записано?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Про игов. Только никак не начну.
Б о ч к о в. Про каких игов?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Или иогов — вроде так они называются… На манер фокусников индийских. Елена Маврикиевна мне переписала. Дышат они как-то по-особому, веса не теряют, а худеют просто на глазах.
Б о ч к о в. Так чего же ты молчала до сих пор? Волоки иогов своих, тащи скакалку — все сгодится!
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а уходит.
(Трогает живот.) Чем его, черта, взять? (Взглянув за диван.) О, Костина гиря! (Выволакивает двухпудовую гирю на середину сцены.) Ну, господи, благослови… И кто такую муку выдумал, чтоб ему пусто было!
Возвращается Л ю б о в ь М и х а й л о в н а с запиской и скакалкой.
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (увидев Бочкова с гирей). Погоди, Ваня, нашла записку и скакалку.
Б о ч к о в (оставляя гирю). Давай читай. Что делать?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (читает по записке). «Сперва надо расслабить все члены».
Б о ч к о в (подозрительно). А как это — расслабить все члены.
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (теряясь). Не знаю… Лечь, что ли?
Б о ч к о в. Чепуха все это! (Снова берется за гирю.)
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Погоди! Тут еще говорится про положение кобры, потом крокодила…
Б о ч к о в. Нет уж, обойдемся без крокодилов. (Делает попытку оторвать гирю от пола.)
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Ваня… Ваня… Не надо… Надорвешься…
Бочков не слушая хлопочет над гирей. Весь напыжившись, сжавшись в комок, он отрывает гирю от пола и, постепенно распрямляясь, все выше и выше поднимает гирю… Последний рывок — и вот уже гиря над головой Бочкова, в его вытянутой руке. На лице его торжество. Похоже, что он поднял не гирю, а весь земной шар. Но вдруг рука его качнулась — тяжесть оказалась не по силам. Стремясь удержать гирю, он вслед за ней делает движение вбок — гиря тянет его, он не в силах ни выпустить ее, ни преодолеть инерцию. Любовь Михайловна что-то кричит ему, машет — где там! Гиря несет Б о ч к о в а к двери, за сцену, откуда слышится страшный грохот и звон стекла. Любовь Михайловна зажмуривает глаза. Пауза. Появляется Б о ч к о в.
Б о ч к о в. Нет, этот способ не годится…
В дверь заглядывает К о с т я.
К о с т я. Вот это предмет… Ты что, фатер, в детство впадаешь?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Папе надо похудеть, Костенька, срочно.
К о с т я. Пока похудеет, все полы проломятся. (Отцу, указывая на скакалку.) Бросай эти глупости. Хочешь сбросить вес — занимайся самбо.
Б о ч к о в. Чем? Чем?
К о с т я. Самооборона без оружия. Борьба такая — неужели не слыхал? Самая модная. Кружки повсюду. Знаешь, как жир сгоняет? Давай.
Б о ч к о в. А быстро?
К о с т я. Что — быстро? На полу окажешься? Посмотрим.
Б о ч к о в. Нет, похудею?
К о с т я. В два счета.
Б о ч к о в. Давай!
К о с т я. Идет! (Демонстрирует несколько приемов самбо.)
Б о ч к о в (падает). Погоди, погоди, это же не по правилам…
К о с т я. А так и нужно. Это же самбо.
Бочков поднимается. Костя снова его скручивает.
Б о ч к о в. Нет, постой…
Костя не дает ему двинуться.
Постой! (Вырывается.) Я тебе не по самбо, а по-русски! (Начинает молотить Костю.)
Костя защищается, летят стулья, трещит стол.
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Костя! Ваня! Что вы делаете?
В дверях появляется Д у н я ш а.
Д у н я ш а (увидев). Господи милостивый! Да опомнитесь вы, нехристи! Что вы делаете? (Бросается их разнимать.) Конец света. Брат на брата, сын на отца…
Б о ч к о в (Косте). Нет, ты погоди… ты погоди… (Дуняше.) Да не мешайте вы!
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Это физкультура, Дуняша.
Д у н я ш а. Какая же это физкультура? Все тазы с полки посыпались.
К о с т я. Папе надо похудеть, детка!
Д у н я ш а. Похудеть? Так нешто с этого похудеешь? У меня вот свояченица каждый день мужика своего тростит, а ему хоть бы что, — как боров, гладкий.
Б о ч к о в (прислушивается). Не помогает, говорите?
Д у н я ш а. Никак.
Б о ч к о в (Косте). Слыхал?
К о с т я. Домашняя самодеятельность. Я тебе предлагаю научно.
Б о ч к о в. И скоро подействует?
К о с т я. Молниеносно. Годик позанимаешься — перешивай костюм.
Б о ч к о в. Годик? (Поворачивается к Дуняше.) Давай вноси свое предложение.
Д у н я ш а. Не иначе, как в Роево вам идти.
Б о ч к о в. Почему в Роево?
Д у н я ш а. К бабушке Фаине.
Б о ч к о в. К какой бабушке Фаине?
Д у н я ш а. Да нешто вы не слыхали?
Б о ч к о в. Какое мне дело до какой-то бабки?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Что-то я слышала…
Д у н я ш а. Подлинно могу сказать: не бабка, а чудотворица. Кто с чем к ней ни придет, каждому — помощь. Из самой Москвы приезжают! Болезнь какая, покража, приворожить или наговорить, чтобы иссушило кого или распучило, — моментом! И все чем? Водицей. Нальет, пошепчет… А водица, ясно, не простая — освященная…
Б о ч к о в. Да вы соображаете, о чем вы говорите? Вы представляете — кому? (Передразнивая.) Освященная!
Д у н я ш а. Я хотела как лучше… Ее даже которые партийные уважают…
Б о ч к о в. Прекратите свою агитацию! Газ в нашей области открыли, широкие перспективы намечаются, а вы… Я вас… (Вдруг всматривается.) Это что у вас?
Д у н я ш а (невольно прикрывая рукой шею). А что?
