Б о ч к о в. Что у вас на шее?
Д у н я ш а. Чепочка.
Б о ч к о в (передразнивая). Чепочка! А на чепочке что?
Д у н я ш а. Еще покойная маманя повесила… крестик…
Б о ч к о в. Крест? Так вы верующая?
Д у н я ш а. Так ведь крещеная, не басурманка…
Б о ч к о в. Все понятно! (Любови Михайловне.) Прав был Федя, сто раз прав! Не видел! Пропускал! Отгородился! (Дуняше.) Подавай заявление.
Д у н я ш а. Как?
Б о ч к о в. Подавай заявление или сам уволю.
Д у н я ш а. Меня? За что?
Б о ч к о в. Мне верующих не надо! Я в своем учреждении мракобесия не потерплю! Хорошенькое дело — сотрудник музея крест носит! Теперь все понятно! Думаешь, не видел, как ты с посетителями шушукаешься! Клиентов для своей бабки ловишь! И где? В антирелигиозном музее, центре научной пропаганды атеизма!
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Да что ты, Ваня… Она попросту…
Б о ч к о в. Вон! Вон!
Д у н я ш а. Так-то вы за мою доброту…
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (делает ей знак). Ступайте, ступайте…
Д у н я ш а. Отольются вам слезки мои, слеза сироты дорого стоит… (Всхлипывает, уходит.)
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Напрасно ты, Ваня…
К о с т я (фыркнув). Ничего себе сиротка…
Б о ч к о в. Не дай бог Сапожников узнает! Крест! Где? У кого? У меня!
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (понизив голос). Ты бы поосторожней с Дуняшей, Ваня.
Б о ч к о в. А что такое?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Глупости, конечно, но есть такой слух. (Понизив голос.) Говорят, что она ведьма.
Б о ч к о в. Ведьма на государственной службе? Да ты что?
К о с т я. Сколько угодно. (Становится в позицию, отцу.) Продолжим?
Б о ч к о в. Нет, хватит! Сколько еще темноты кругом! Сколько темноты! (Затягивает пояс потуже.) Ступайте. Думать буду.
К о с т я. Думаешь, на талию подействует? Что ж, тоже способ. (Уходит.)
Вслед за ним уходит и Л ю б о в ь М и х а й л о в н а.
Б о ч к о в (прошелся). Как есть хочется, черт ее дери… Хоть бы корочку, кажется… ффу… Прямо ноги не держат, до того хочется есть… (Замечает пирог на столе.) Что это? Пирог? (Пробует пальцем начинку.) С яблоками… Хоть бы кусочек… Такой вот. (Отламывает от пирога, ест.) Надо же силы поддержать. Не для себя ведь — для народа стараюсь. От народа меня не оторвешь… (Жует.) Слышишь меня, Феденька? Видишь меня? Для народа на все пойду, не только головы — живота не пожалею! (Вспоминая.) Это же надо, крест, а? Газ открыли, а она с крестом! Газ — это наше будущее! Эх! Не бойся, Феденька, поруководим как-нибудь! (Разрезает пирог.) К распределению бы меня приставили, к раздаче… (Протягивает руку в пространство, как бы хватая телефонную трубку.) Алло! Слушаю!.. Запасы? Запасов у нас хватит! Триста миллиардов кубов!.. Откуда? Это самое… ученые подсчитали!.. Что? Дутые цифры?.. Авторитетно разъясняю: на газе дутых цифр нет и не может быть! Газ — это воздух! Понятно? Взял его — вроде не заметно, отдал — тоже не видать! Не сыпучее, не текучее, а считается материальная ценность! Газ — это хлеб! (Берет кусок пирога.) Слаще пирога! Кто там первый? Подходи, получай! Порцию выделить — тут с умом надо! Украина? (Протягивает кусок пирога.) Пожалуйста! Со всем нашим удовольствием! (Отправляет пирог себе в рот, жует, говорит.) Как там Киев — ничего, стоит? (Проглотил.) Белоруссия? (Протягивает следующий кусок.) Привет партизанам! (Та же игра, жует.) Да не толпитесь, республики, креста на вас нет! Всем хватит! (Ест.) Кого там в дверях придавили? Каракалпакию? Подходи, маленькая, автономных нельзя обижать… Газ, как сказал товарищ Бочков, — это наше будущее! Кто сказал? Товарищ Бочков сказал, Иван Филиппович! Слышишь, Феденька! На газу можно у-ух куда взлететь! Куда?.. Ошибся, Федюша, — выше!.. Что?.. Еще выше, Федюк! Эх, ты, Федька, отстаешь от жизни, — еще выше! (Подымаясь в мечтах, он подымается на стул, потом на стол, кажется, что он уже парит в пространстве.) Ух ты… Вот он — газ… (Задрав голову, обратил свое лицо кверху, приложил руку к воображаемому козырьку.) Рапортую выполнение! Слушаюсь! Слушаюсь! Слушаюсь! (Оступается, падает со стола, задевая тарелку из-под пирога, которая разбивается, с ужасом замечает, что съел весь пирог.) Что я наделал? Что я наделал? (Ощупывает свой живот, хватает сантиметр, измеряет.) Больше стал! Больше! Ничего не получается. Голодать — не выдержу… Федя, тону… Чудо! Чудо бы какое-нибудь… А что, если… Нет, нет… Хотя почему нет? Для дела ведь. Ведьмы! Черти! Ангелы! Все на помощь! (Кричит) Дуняша! Дуняша! Ма-ать! Дуняша не ушла еще?
Появляется Д у н я ш а.
Д у н я ш а. Звали?
Б о ч к о в (опомнившись). Нет, нет… Не звал! Я никого не звал!
Д у н я ш а. Видать, ослышалась… (Хочет уйти.)
Б о ч к о в. Подождите… Стойте, куда же вы уходите? Адрес!
Д у н я ш а. Чего?
Б о ч к о в. Адрес, адрес, говорю!
Д у н я ш а. Какой адрес?
Б о ч к о в. Где старуха живет, ну, эта, что в Роево, чудотворица ваша?
Д у н я ш а. Поедете? Слава создателю! Просветил господь! (С азартом, во весь голос, нараспев.) Адрес у Фаинушки очень обыкновенный…
Б о ч к о в (оглядываясь на дверь). Не ори.
Д у н я ш а (понизив голос). Роево, Сусловский конец называется, который, значит, на Суслово глядит, домик от выгона пятый… нет, вру, седьмой, седьмой, хорошенький такой домик, тесовенький весь… Наличники в сердечках, а кругом рябина, одна рябина…
В дверях появляется Л ю б о в ь М и х а й л о в н а, ее не замечают.
Найдете, не беспокойтесь, бабушку Фаину вам каждый укажет…
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (Бочкову). И ты поедешь?
Б о ч к о в (нервно вздрогнув). А что? (Теряется, но тут же находит выход.) Надо же конец этому положить! Разве можно терпеть такое?
Д у н я ш а. Так вот вы зачем?
Б о ч к о в. А что же ты думала? По головке гладить будем? Народ, понимаешь, пятилетку строит, в области газ открыли, а они за своими рябинами укрылись и назад нас тянут, в темноту! Вон всех! Вон!
Д у н я ш а. Копали под нее! Писали! А что вышло? Цветет Фаинушка, как райский цвет! Духи небесные ее охраняют!
Б о ч к о в. Вон!
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (Дуняше). И дернуло вас за язык…
Д у н я ш а. Так-то вы за мою доброту? Эх вы! (Уходит.)
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (Бочкову). Не езди, Ванюша…
Б о ч к о в (довольный, что провел Дуняшу). Вот это здравствуйте! Наоборот…
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Мало тебе твоих выговоров? Исключат ведь, если узнают… Я говорила — ведьма! Околдовала тебя…
Б о ч к о в. Кого? Меня? Да я сам кого хочешь околдую! Ну-ка, давай тащи шляпу мою старую, платок, плащ, Костины бутсы старые…
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Зачем?
Б о ч к о в. Надо, давай. Не бойся, мать, и не в таких переделках бывали! Давай, давай!
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Все-таки отправишься?
Б о ч к о в. Неси скорей.
Любовь Михайловна открывает дверь. Там — сидящая на корточках, опираясь на половую щетку, прильнувшая к замочной скважине Д у н я ш а.
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Опять? Что вам надо здесь?
Д у н я ш а. Да вот… Подметала тут, ну, и… (Хватает щетку, начинает мести пол, поднимая страшную пыль.)
Б о ч к о в. Зря стараешься!
Д у н я ш а. Опять не в шерсть! Видно, ничем на вас не угодишь! (Бросает щетку на пол, уходит, про себя.) Поедет или не поедет?
