И дальше — палатки, вьющиеся над ними венардийские знамена, столбы черного дыма поднимаются к небу, между домиками мечутся совсем крошечные человечки, и ветер доносит плач и крики.
Мартин на мгновение замер, скорчившись, как будто от боли. Опять этот проклятый ком в горле, не дающий нормально вздохнуть, и глаза горят. Наверное, от дыма. Он глубоко вздохнул и поспешил вслед остальным братьям.
На полдороге его нагнали Киллиан и Джарет.
— Ну ты и шустрый, — буркнул рисовальщик. Киллиан даже говорить не мог, только отдувался и утирал мокрое лицо. — Не дослушал даже. В общем, отец настоятель придумал, как этим беднягам помочь. Теми, кто уже пострадал, Конолл займется. Если сам не справится, мы подсобим. Остальных деревенских просто сгоняем в одно место, пусть там сидят и вообще не двигаются, если получится. Меньше шансов, что упадут и сломают себе что-нибудь, или, я не знаю, на голову что-нибудь свалится. В руки им ничего острого и тяжелого не давать, есть тоже не давать, чтоб не подавились. Пусть постятся и молитвы читают, дело полезное. А если на них зараза какая-нибудь нападет, тут опять же травщик пригодится. Если я все правильно понял, так удастся хоть часть браслетов нейтрализовать, а там, глядишь, бой в Убре закончится. Венардийцы увидят, что магия не работает, и побегут, дай небо.
Мартин молча кивнул. Хорошо придумано.
— И это… — все еще пытаясь отдышаться, добавил Киллиан. — Настоятель сказал, что раз такое дело серьезное, на устав можно наплевать. В смысле, если увидишь, что какая-нибудь девчонка симпатичная ногу подвернула или еще что, так можешь смело ее поднимать на руки, и…
— А у тебя, я вижу, одно только на уме, — заметил Джарет.
Братья Чистого неба
Дым в бледно-голубом небе. В нос бил запах гари. Жалобный плач, лай собак, визг перепуганных свиней и мычание коров звучали все ближе, когда впереди, из-за спин братьев, послышались крики:
— Стоять! Эй! Стоять, кому говорю!
— Назад! Куда собрались?
Мартин заработал локтями, пробираясь вперед; монахи замедляли ход, некоторые в нерешительности застыли на месте, и ему пришлось отталкивать их с дороги. Впереди замелькали пурпурные сюрко и забряцала сталь…
— В деревне зараза! Кровяная лихорадка. Пускать никого не велено. Назад возвращайтесь!
— Если это так, мы можем помочь, — Мартин узнал голос настоятеля. — Наш травщик уже много раз сталкивался с этим недугом и умеет…
— Обойдемся как-нибудь. Возвращайтесь назад, у нас приказ никого в деревню не пускать!
Поперек дороги выстроился с десяток венардийских солдат, преграждая путь. Они сжимали в руках копья, но их наконечники смотрели в землю, солдаты казались растерянными и даже немного напуганными.
— Дайте пройти, — спокойно попросил настоятель.
Венардийцы переглянулись
— Да не положено! — взмолился один из них. — Там дальше еще кордон, вас все равно не пропустят, а капитан потом с нас шкуру сдерет.
— Я бы на твоем месте больше опасался гнева небесного. Вы мешаете его служителям оказать помощь попавшим в беду людям. Дайте пройти, прошу еще раз.
— Так не положено же… — заикнулся было венардиец, но старик шагнул вперед и солдаты нехотя расступились.
Настоятель сильным голосом запел гимн; колонна монахов устремилась дальше, хором выводя «Небо благодарим». Мартин заметил, что спешащие в их сторону со стороны лагеря солдаты переходят с бега на шаг, а потом и вовсе останавливаются, не зная, что делать.
Но самой окраине Веречья шествие встретил новый отряд, ощетинившийся копьями и остриями мечей. За спинами венардийцев еще с полтора десятка их товарищей еле сдерживали толпу кричащих и причитающих поселян, которые, увидев приближающуюся процессию, зашумели еще громче.
— Не бойтесь, дети. Вперед! — настоятель на мгновение прервался, ободряюще махнул рукой, но не успел сделать и шага, как наперерез ему вылетел всадник.
— Именем короля, стоять! Деревня на карантине! А ну заткнули глотки и бегом назад в свой монастырь, пока не вышло чего!
Весь гнев, который кипел в груди у Мартина с того момента, как он увидел венардийских солдат, угас. Коротышка с жидкой бородкой, с трудом держащийся в седле и еле выговаривающий слова заплетающимся языком, видно, пьян вусмерть. Над таким хотелось смеяться.
— Эти люди нуждаются в помощи, — сказал настоятель. — Дай нам пройти.
— Я тебе дам сейчас! Плетей дам! Джонни, Роб, а ну отведите этого деда в сторонку и всыпьте так, чтоб неделю разогнуться не мог!
Солдаты переглянулись.
— Господин капитан, святой человек ведь, — проговорил один из них. — Небо накажет…
Капитан уставился на него, потом плюнул и грязно выругался.
— Лихорадка в деревне, развалина ты старая! — снова закричал он на настоятеля. Спешился и встал посреди дороги, уперев руки в бока. — Первый же подцепишь и подохнешь! Что непонятного?
Что-то укололо глаз Мартина. Искра. Солнечный луч, отразившийся на меди браслета, который сидел на тощем запястье одного из деревенских. Искра вспыхнула и погасла — солдат ткнул его в грудь древком копья, человек охнул и опрокинулся на землю.
Гнев. Гнев снова закипел внутри, застилая глаза.
— Врешь!
Мартин рванулся вперед.
— Ты врешь! Никакой лихорадки там нет! Вы заставили их надеть браслеты! — он почувствовал на плече руку настоятеля, но сбросил ее и продолжал наступать на венардийца, сжимая кулаки. — Скажешь, нет?! Ну?! Скажешь, нет?!
Тот на секунду растерялся, но потом выпятил грудь и положил руку на рукоять меча.
— А если и так, тебе, сопляк, какое дело? Это все для наших ребят, которые сейчас в Убре жизнью рискуют. Ты что, не желаешь нашей доблестной армии победы, а? Может, ты шпион вообще?! — капитан орал все громче, накручивая сам себя, его и так красное лицо побагровело еще сильнее, изо рта летели брызги слюны. — Изменник и пре… предатель?! Все вы предатели, гоблинские холуи! Отсиживаетесь у себя там, книжки всякие читаете, пока мы кровь проливаем! Ребята, валите их! Всех валите!..
Пошатываясь, он шагнул было к Мартину, но тут же ухнул и отступил, мотая головой и прижимая руку к разбитому носу, а сам Мартин, толком доже не успев понять, что делает, бросился за венардийцем. Схватил его за руку, чтобы не дать вытащить из ножен меч, и бил в лицо — один удар, другой, третий…
— Мартин!
— Мартин, ты что..!
Его оттащили, а к капитану подбежали его люди и подхватили, чтобы тот не упал. Венардиец выпучил глаза и беззвучно, как рыба, открывал и закрывал рот; из расквашенного носа хлестала кровь, а рука шарила по поясу, все еще пытаясь нащупать меч.
— Измена! — наконец заверещал он, отдышавшись. — Это измена! Бунт! Убйте их! Я приказываю!
Но солдаты только бросали на него хмурые взгляды и нерешительно топтались на месте.
— Господин капитан, это ж святые люди как-никак… Небо разгневается. Вы бы по-хорошему с ними договорились, — пробормотал кто-то. Остальные поддержали товарища одобрительным гулом. Уже синий от ярости капитан несколько мгновений стоял, сипя что-то совсем нечленораздельное, потом плюнул на землю и побрел прочь.
— Трусы! — орал он. Пошатнулся, упал, шатаясь поднялся на ноги и принялся гоняться за своим конем, который бродил в стороне и пощипывал травку. — Дайте только… добраться… пожалеете, что на свет родились! Деревню сжечь, монастырь этот… гнездо предателей… по камешку!.. Всех перерезать! Кровью умоетесь!..
— Дайте пройти, — сильным голосом повторил настоятель, перекрывая его вопли, и солдаты раздались в стороны.
К вечеру Мартин валился с ног от усталости, и даже не мог толком вспомнить все события того дня. Вроде бы кто-то, кажется Мерфи, хлопал его по плечу, потрясенно качал головой и говорил, что не подозревал даже, что тихоня Мартин умеет так махать кулаками. Потом он вместе с другими монахами переносил раненых на деревенскую площадь, вытаскивал людей из-под развалин обвалившегося дома, помогал травщику делать перевязки, накладывать жгуты, поил травяными настойками больных — кровяной лихорадки в Веречье не оказалось, но бедняг мучила та же трясучка, а некоторые страдали от какой-то напасти, не дававшей им нормально дышать, и таких нужно было аккуратно усаживать и поддерживать под спину, чтобы не задохнулись. Даже когда всех жителей деревни удалось собрать в относительно безопасном месте, на них стали бросаться внезапно взбесившиеся собаки, и братья, окружив их кольцом, отгоняли животных камнями и палками.
