— Простите, сэр? — решился вставить Мартин. Сэр Уилмот, хоть не слишком высокий, но крепко сбитый, с широкими плечами и довольно солидным животом, но мелкоту никак не походил.

— Из не слишком знатных, у которых лена — клочок земли да две-три деревни на нем. Или, как у меня, одни эти ваши Вересковицы, — пояснил рыцарь. — И за спиной по десять поколений благородных предков не стоят. Ты ведь про батю моего знаешь, нет?

Мартин на секунду смутился. Историю эту он, как и все остальные в деревне, знал, но что если, скажи он «да», господин обидится?

— Э… нет, сэр, не знаю, — осторожно сказал он. Сэр Уилмот обернулся и подозрительно взглянул на мальчика.

— Да ладно. Батя мой, Леит, бродячим менестрелем был. Шел как-то в Беломост на ярмарку, а тут его милость Киннан со свитой догоняет. Ну, старый барон, отец нынешнего. Охотился в лесу, кабан его любимого пса задрал, так он с горя прямо по дороге напился, еще до города не доезжая. Как батю увидел, с коня слез и за грудки его… Тошно мне, говорит, менестрель. Спой, говорит, чтобы от души, чтоб до костей пробрало. Батя видит — его милость не в себе, еще чего доброго, копьем в пузо ткнет, если не угодишь ему. Ну и постарался. Барон от его песни прослезился, обнимать батю полез, а потом прямо там, на дороге, посвятил его в рыцари. Все как положено — герб пожаловал, ленные угодья — деревню вашу с замком, что от прежнего владетеля остался, родовое имя. Был папаша просто Леитом, а стал Леитом Мшанским. Замок-то давно стоял без хозяина, весь мхом зарос. Любил старый барон хорошую шутку…

Мартин слегка улыбнулся. Всю жизнь он слышал, как крестьяне называли замок господина, но никогда не задумывался об этом. Мшаны и Мшаны.

Сэр Уилмот крякнул.

— Да не мог ты этого не знать. Ладно, о чем это я? После королевского турнира на баронские можно и не соваться, все равно одно разочарование. Так-то.

— Но ведь на этот вы едете, сэр, — недоуменно заметил Мартин. Рыцарь, что придержал лошадь, и теперь трусил рядом с повозкой, помрачнел.

— А куда деваться? К Бонни, цветочку моему, сын Тойнов посватался. Осенью, наверное, свадьбу уже играть будем, а где я денег на приданое добуду? Вересковицы трясти — рука не поднимется, да и много ли с вас возьмешь?

— Ох… Поздравляю, сэр, — пробормотал Мартин. Он не был уверен, как поступают в таких случаях, но на всякий случай снял шапку и поклонился. Рыцарь махнул рукой.

— Денег и так кот наплакал — хорошо вот, кстати, что ты верхом ездить не умеешь, а финнову повозку взял. Я по дороге в ней ночевать буду — и не уведут, и на постоялый двор не придется раскошеливаться. В общем, вовремя барон турнир назначил, дай Небо ему здоровья. Тебе, может, Рори рассказывал — рыцарю, что победит в поединке, достаются конь и броня проигравшего. Мне бы только одну схватку выиграть, а там или продам все это добро кому-нибудь, или назад хозяину верну за выкуп. В любом случае и на приданое, и на свадьбу хватит.

— Но сэр, — сказал Мартин, — А если вы проиграете?

— А вот об этом я даже и думать не хочу, — проворчал рыцарь, хмурясь. — Должен победить. Хотя бы в одной схватке.

Он хлестнул Осень и ускакал вперед.

В темноте кто-то тихо плакал. Мартин проснулся от этих жалобных высоких всхлипов, подскочил и больно ударился головой о дно повозки. Он хотел было выбраться из-под нее, но застыл, парализованный страхом. Ночь, лесная поляна, где они остановились на ночлег, во тьме еле видны силуэты деревьев и чуть светятся тускло-красным угли уже почти догоревшего костра. Кто может здесь плакать голосом ребенка?

В чаще, кажется, совсем рядом, раздавались шорохи. Тихий, неразборчивый шепот и снова горький плач. Мартин затаил дыхание и старался не шевелиться. Ладно бы если это призраки. Призраки безвредны. А если… если это те, кто не смотрит в небо? Он крепко зажмурился и постарался подавить охватившую его дрожь. Может быть, все обойдется. Может, они пройдут мимо.

Плач и шепот приближались, а потом в темноте всхрапнула и заржала Осень.

Мартин открыл глаза. Если это те, о ком он подумал, то с них станется заколдовать лошадей, и тогда завтра Осень взбесится, сбросит сэра Уилмота на землю, и тот сломает себе шею. Или лошадка Финна вдруг понесет и опрокинет повозку. Те, кто не смотрит в небо со времен своего изгнания только и делали, что как могли, вредили людям — насылали мор на овец, высушивали колодцы, убивали младенцев в колыбели. Об этом знали все. Так же, как и о том, что отпугнуть их можно было только с помощью…

Мартин на четвереньках выполз из-под повозки.

— Сэр Уилмот! — он хотел закричать, но из горла вырвался хриплый шепот, чуть громче того, что звучал в чаще. — Сэр, проснитесь! Там…

Из-за полога показалась взъерошенная голова рыцаря. Вряд ли его разбудила поднятая мальчиком тревога — скорее ржание Осени.

— Гром меня разрази, — пробормотал тот, моргая. — В чем дело? Еще же не утро! Какого…

— Меч, сэр, — взмолился Мартин. — Быстрее, пожалуйста! Ваш меч!

— Чего?..

Снова тихий плач, уже, кажется, совсем рядом. Мартин в отчаянии сжал кулаки. Сэр Уилмот не успеет! Его оружие где-то там, в повозке, а они вот-вот покажутся!

— Там что, ребенок хнычет? — недоуменно пробормотал рыцарь и почесал в затылке. Мартин заметил, как в темноте что-то тускло блеснуло.

Перстень!

Он схватил господина за руку и поспешно стащил с пальца рыцарский перстень.

Сэр Уилмот, вконец сбитый с толку, возмутился.

— Ты чего творишь?! Что тут происходит вообще, небо грозовое?!

— Там эльфы, сэр!

— Чего?

— Эльфы! Те, кто не смотрит в небо!

Мартин крутанулся в сторону, откуда приближался плач, выставил перед собой руку с зажатым в ней перстнем.

— Да ладно, — нерешительно сказал рыцарь. — Дорога же совсем рядом, а они в самой чаще живут и носа оттуда не кажут, это все знают. Откуда им здесь..?

— Доставайте меч, сэр! Металл — они металла боятся!

Осень заржала снова. Из темноты одна за одной выныривали черные тени — невысокие, тонкие, горбящиеся. Сэр Уилмот, ругаясь на чем свет стоит, нырнул вглубь повозки, под холщовый полог.

— Стойте! — обмирая от страха, закричал Мартин. Он еще крепче стиснул пальцами перстень. — Дальше ни шагу, а то…

Одна из теней, странная и бесформенная, взвизгнула — и снова заплакала тонким детским голоском. Еще две, рядом с ней, сгорбились еще сильнее и зашептали, запричитали о чем-то. В это время рыцарь вывалился из повозки, сжимая в руке обнаженный меч и сыпя ругательствами.

— А ну, покажитесь, твари! — орал он. — Покрошу на куски! Думаете своим колдовством…

Бесформенная тень неловко шагнула вперед.

— Неба ради, милорд, не гневайтесь, — проговорила она. — Мы не хотели ничего плохого, мы уйдем, если пожелаете. Простите, милорд…

Это оказалась молоденькая женщина, миловидная, но изможденная и оборванная; на руках у нее, обхватив за шею, сжалась темноволосая девочка лет четырех. Она всхлипывала и со страхом косилась на поблескивающий в бледном свете луны клинок.

— Простите, милорд, — повторила женщина и тоже заплакала.

По приказу рыцаря Мартин снова развел костер. Сам сэр Уилмот, смущенно бурча себе под нос, выложил перед оборванцами еду, что осталась с вечера — овощи, хлеб, сыр, немного вяленого мяса.

— Тут это… немного, конечно, — сказал он. — Я ж не знал, что еще компания будет.

Женщина — она назвалась Илейн — прижала руки к сердцу.

— Милорд, я…

— Милорд в баронском замке сидит, — проворчал сэр Уилмот. — А я обычный рыцарь. Ну, рассказывай, как вас в лес занесло. Не грибы же вы посреди ночи собирали.

— Мы идем в Беломост, — ответила она. — От остальных отбились, а дороги не знаем, мы ведь не местные. Совсем было заблудились, но, слава небу, набрели на вашу повозку. Я всего лишь хотела спросить… может быть, вы знаете, как добраться до города…

Рыцарь пожал плечами.

— Да я сам в Беломост еду. Хотите — присоединяйтесь. Думаю, завтра после полудня уже на месте будем.