И последние месяцы у меня отлично выходило.

А если бы Сантьяго не было там сегодня, то и последующие тоже.

Какой чёрт его дёрнул спуститься?

Но я снова промолчала, не раскрывая своих карт.

Если он поймал меня сегодня, не значит, что я не найду другой способ выводить оттуда лошадей. Ему не нужно было знать, что я умела и на что была готова ради них.

Это не поможет мне.

Сантьяго понял, что я ничего не расскажу ему, поэтому смиренно выдохнул. Но я не заметила раздражения, давления и злости в этом, что странно.

Наверняка, теперь, когда он знал о том, что я воровала лошадей с его ипподрома и могла легко сбежать от охраны, он просто собирался запереть меня дома. Это было сравнимо с тем, что сделали родители, отправив меня на ферму.

Ты создаешь проблемы – тебя отправляют подальше или «отключают» от внешнего мира, где ты теряешь эту возможность и вспоминают лишь тогда, когда ты становишься полезным.

Но Сантьяго удивил меня, гордо заявив:

– Ловко.

Я опустила свой взгляд вниз, таращась на него.

Ловко?

– Хорошая работа. Может мне стоит взять тебя в команду? А? – он поднял голову, глядя на меня, когда улыбка появилась на его губах.

– Работать на убийц? – приподняв одну бровь, спросила я. – Нет уж, спасибо.

– Мы не убиваем твоих друзей.

Ещё как!

– Но то, что вы заставляете их делать, убивает их, – разозлившись по щелчку пальцев, сквозь зубы, прошипела я.

Травмы, после которых они не могут вернуться на ипподром, делают их бесполезными для таких людей, как он.

– У них лучшее содержание в стране, Амелия. Мы делаем всё возможное, чтобы сохранить их здоровье.

– Мы? Кто мы? Ты появляешься на ипподроме, только чтобы забрать вырученные деньги, совершенно не следя за работой на нём. Понятия не имеешь, как твои работники обращаются с ними, – я мягко похлопала по шее Альмы, говоря о ней и об остальных лошадях там. – Чем их кормят? Как часто меняют воду в поилках?

Я бы могла бесконечно перечислять минусы сия заведения, но боюсь во мне не было столько терпения, чтобы сдержаться и не надрать зад Сантьяго минутами позже.

– А ты следишь за мной, – пропустив все мои слова мимо ушей, довольно ответил он.

– Ты не слышишь о чём я говорю с тобой.

Я разочарованно отвернулась от него, не желая видеть его лицо.

Он не понимал и, по-видимому, даже не пытался. Этого следовало ожидать. С чего бы ему жалеть животных, если угрызения совести не бились в нём, когда он убивал людей? На самом деле я не знала убивал ли он когда-нибудь, но его работа заключалась в этом, поэтому следовало верить фактам и тому, что он никогда не отнекивался, когда я называла его убийцей. Не считая этого раза.

– Я слышу больше, чем ты говоришь.

Мои мысли?

– И что же это? – продолжая смотреть на закат в противоположной стороне от Сантьяго, спросила я.

– Ты хочешь помочь им, потому что кто-то когда-то не помог тебе. Кто это был?

Что…

Сердце в груди сжалось до размера крупицы, не позволяя мне делать новые вздохи и выдохи.

Оди.

Амелия, 10 лет

– Тебе они тоже не понравились? – любопытно спросила я.

Одиссея фыркнула, повернув свою голову немного в сторону. Её голубой неодобрительный взгляд говорил сам за себя.

– Понятно, – хихикнула.

Мы находились в её стойле, сено щекотало мои голые ноги, а в нос ударял запах, обычный для фермы – немного неприятный для тех, кто заходил сюда впервые, но я уже привыкла. Перед тем, как ворваться сюда, мы встретились с несколькими незнакомцами на входе, которые морщились и с презрением осматривали всё вокруг.

Не приходите сюда, если не готовы встретиться с дерьмом. Буквально.

Я водила щёткой по жемчужному хвосту Оди, аккуратно расчёсывая его.

Когда-то очень давно мы договорились, что она моя, а я её. И с того момента мы принадлежали друг другу. Одиссея была особенной для меня. Я была для неё другом, наездницей и сестрой.

На свете не существовало никого, кого бы я любила больше неё.

Лошадь заржала, топая задними копытами на месте.

– Прости, – я быстро распутала колтун на её хвосте, вытаскивая из него колючки, и отложила расчёску в сторону. – Но тебе не нужно было лезть туда одной.

Ещё час назад мы были на поле, но поднялся сильный ветер и моя книга улетела в колючие кустарники. Одиссея, не послушавшись, прыгнула в них. Я, конечно, последовала за ней. После того, как мы выбрались, её туловище уже кровоточило в некоторых местах, я же отделалась простыми царапинами на локтях и икрах, но она отказывалась идти обратно на ферму, пока я не оседлала её.

– Всё ещё болит? – кончики моих пальцев осторожно дотронулись до небольшой ссадины на её рёбрах.

Она снова затопала, говоря мне «да», и я убрала руку, не желая мучить её. После отодвинулась к углу стойла, уперевшись спиной в гору сена и подозвала её к себе. Одиссея развернулась, согнула ноги в коленях и рухнула рядом со мной. Её большая морда устроилась на моих ногах, когда я стала ласково поглаживать её.

– Мне почитать тебе?

Уши поменяли положение и стали торчать вперёд, что говорило о том, что лошадь слушала меня и ей было любопытно. Так было всегда. Она никогда не отказывалась от сказки на ночь.

– Можно мне остаться с тобой сегодня? – я всегда спрашивала у неё разрешения, считаясь с её мнением. Оно было важно для меня. – Не хочу идти в дом.

Там холодно, а она тёплая. Я хочу обнять её перед сном.

Оди громко выдохнула через нос.

– Спасибо, – прошептала.

Книга, что побывала в кустарниках и её пасти сегодня, была испорчена, но всё ещё читабельна. Мне было жалко выбрасывать её. Хотелось сохранить на память. Я всегда была аккуратна со своими бумажными детьми. Вытирала с них пыль, а некоторые даже держала в дополнительных обложках, защищая от выгорания цвета из-за солнечной стороны, на которой находилась моя комната.

Всего раз я испортила и потеряла свою книгу. Наверное, море унесло её и сейчас пираты читали про героя улиц Испании.

Одиссея фыркнула.

– Прости, прости! Начинаю, – улыбнулась, открывая сборник со сказками, которые хранила для неё, так как сама уже долгое время не читала их. – Давным давно…

– Амелия?

Я даже не заметила, как мы остановились.

Что-то тёплое коснулось моего бедра через платье, вытаскивая из воспоминаний, и позволяя, наконец, вздохнуть, уже когда адское жжение с бешеной скоростью принялось распространяться по лёгким.

Тошнота перемешанная со слезами постепенно отходила, но сердце, часто бившееся о грудную клетку, продолжало приносить боль по нескольким причинам.

– Амелия? – ещё раз переспросил Сантьяго.

Я тяжело сглотнула остатки горечи, зная, что пугала его своим странным поведением и когда он, не дождавшись моего ответа, решил обойти лошадь, чтобы посмотреть в моё лицо, я повернулась с улыбкой, спрашивая его:

– Хочешь прокатиться?

В глазах Сантьяго отразился проблеск недоверия, когда он, прищурившись, стал внимательно рассматривать меня. Что?

Боясь того, что он начнёт задавать вопросы и не отпустит меня без объяснений, быстро спрыгнула с Альмы и оказалась стоять рядом с ним.

– Давай, – стараясь отвлечь его, кивнула в сторону. – Я помогу тебе.

Мужчина с подозрением осмотрел меня с ног до головы.

– Перестань делать вид, будто я смогу сбежать, когда ты находишься прямо здесь.

– Ты сможешь.

– Смогу, – поддельная улыбка на моих губах изменилась на по-настоящему хитрую. – Но пытаться не буду.

Я могла ускакать от него, ещё когда он только посадил меня на Альму, но не сделала этого, так что ему было не о чем переживать. Сегодня.

– Сюда? – он посмотрел на стремя, доверившись мне.