— Да… Извини, — виновато потупив взгляд.
Хотя какого чёрта я извинялся? Даже в такой мелочи не мог не выстелиться…
— На первый раз прощён, — фыркнула Сара, едва не закатив глаза.
— Но… почему тогда? — снова кивая на золотой ободок.
— Потому что, — хмыкнув, она поднялась с места. — Знаешь, есть что-то уже не хочется. Пойду Роуз найду.
И, не позволив вставить и слова, О’Нилл подхватила поднос с практически нетронутой едой и поспешила раствориться среди десятков учеников, толпящихся у выхода.
А ещё через несколько недель я держал в дрожащих пальцах свидетельство о венчании, что вбивало последний гвоздь в крышку собственноручно смастерённого гроба.
Но надежда… Она всё равно умирала последней.
Ноги сами принесли меня к дому. Деталей дороги не вспомнил: как шёл, видел ли кого, идущего навстречу… Меня, кажется, окликивали на повороте к Вестерн-роад, но в тот момент было похеру настолько, что даже неудобно.
Да и сейчас похеру.
В школе уже заканчивался первый урок. У нас — история, у старшаков — химия. Отлично, очень полезная информация. Главное, нужная. Интересно, как там Тёрнер поживает? Упивается победой?
Отперев замки, я вошёл внутрь. Бросил связку ключей на комод при входе, снял куртку и ботинки, а затем потащился наверх, прямиком в гостевую комнату.
Здесь всё было в таком идеальном порядке, что если бы не пара вещей, не сложенных в чемодан, вполне можно было бы подумать, что помещение по-прежнему оставалось нежилым. А ещё неуловимо пахло её духами…
Я, чёрт, понимал, что Сара уже ушла. Что больше не вернётся под эту крышу. Что её, чёрт возьми, всё здесь душит. Без Тёрнера душит…
Всегда это знал. И верить, надеяться, любить просто устал. Осточертело всё!
Хотелось уничтожить эту Вселенную к ебеням собачьим, только бы прекратилось это изощрённое издевательство. Му́ка, проклятая пытка!
Взять силы… где? Как вообще можно спокойно жить, зная, что эту идиотскую привязанность, от которой я был бы счастлив избавиться, ничем не выжечь из сердца? Сколько можно было это всё терпеть?
Сам себя не узнавал.
Я пробежал пальцами по вязаному домашнему кардигану, что был перекинут через спинку стула, а потом взял его в руки и уселся на кровать. Медленно разглаживая ворс подушечками больших пальцев, я просто замер, пытаясь запомнить мягкость этой вещи. О’Нилл у нас кошмарно мёрзла, и это было так странно, ведь дома было очень даже комфортно.
Неведомый порыв заставил обнять плюшевую кофту, и я рухнул на кровать, прикрывая глаза.
Что-то неведомое вернуло меня в первый вечер Сары в нашем доме.
— Тук-тук, — я стучался и по-нормальному, без идиотских присказок, но раз уж ответа не последовало, пришлось перейти к крайним мерам, а затем уже и аккуратно заглянуть внутрь. — Можно? Не спишь?
— Проходи, — вымученно улыбаясь, произнесла Сара, стоявшая у окна в полумраке комнаты. — Какой там, уснёшь здесь…
— Может, перекусишь всё-таки? Ну хотя бы снеки, — демонстрируя упаковку с печеньем, которую прихватил с кухни. — Если, конечно, не хочешь чего поосновательнее, мы с папой там приготовили…
— Спасибо, — О’Нилл еле заметно улыбнулась, но отрицательно помотала головой. — Совсем ничего не хочется…
— Мы старались, — немного обиженно протянул я и тут же прикусил язык. — Извини. Просто правда…
— И вы меня простите, но пока вот так… Не хочу ничего. Ну, почти ничего, — горько усмехнулась Сара.
— Послушай, мы с отцом всё понимаем. Тебе сложно. Ты осталась в Сентфоре одна… Но мы помочь хотим! — я слегка повысил голос, но тут же осёкся, мысленно отвешивая себе оплеуху за резкость.
— Я знаю, Дерек… И я благодарна, правда, что вы приютили меня, что… — она прикрыла глаза. — Просто конкретно насчёт еды — вот кушать сейчас хочется меньше всего на свете.
— Так тоже нельзя, — вздохнул я, качая головой.
— Мне кажется, в этой жизни слишком много, чего «нельзя», — горько усмехнулась О’Нилл. — Вот только разбираться с этим всем «нельзя» не хочется совершенно. Так и живём, так и живём…
— Папа тоже нервничает, — признался я. — Места себе не находит, хоть и пытается делать вид, что всё у него в порядке… Но, знаешь… Твоя мама — первая женщина за последние десять лет, которая смогла что-то в нём растопить. С которой он снова стал счастливым, перестал себя чувствовать бесполезным стариком, как в последние годы говорил… Шевельнула что-то. Вот такие вот вы, леди О’Нилл, роковые женщины в нашей, Никсонов, жизни.
— Так странно это про маму слышать, конечно, — усмехнувшись, Сара поправила вязаный кардиган и снова устремила взгляд вдаль. — Но я тоже по ней видела, как она менялась с твоим отцом. Как сияла, приезжая с очередного свидания, как радовалась, что вот-вот мы сможем зажить по-нормальному… Они планы на совместное будущее строили. Ты представляешь, мама даже спрашивала у меня в октябре ещё, как бы я отнеслась, если бы она с шерифом начала встречаться!
А в декабре я предлагал отцу сделать ей предложение. Не моё, конечно, дело было, но…
— А ты что сказала? — я облокотился на подоконник и обратился в слух. — Дала добро?
Так приятно было вот так просто говорить с О’Нилл… Когда она находилась в моём доме, никуда не бежала, не торопилась. Ни единая душа не отвлекала, на её внимание не претендовала…
— Я, конечно, поддержала. Это было так необычно. Наблюдать за ней, счастливой, — Сара грустно вздохнула.
— Мама у тебя и правда очень приятная. Не знаю, что произойти могло, что вот так вот всё… — я махнул рукой. — Вот всё, чем ты поделилась, то же самое о папе могу сказать. Оттаял, улыбаться стал постоянно. Влюблённый такой… Ходили с ним как два дурака.
— Дерек… — О’Нилл качнула головой, словно в очередной раз проводила черту, перед которой нужно было притормозить. А лучше — вообще остановиться.
— Не говори ничего, — ведь по одному только тону мог предугадать тему лекции, которую пришлось бы выслушать, произнеси я ещё хоть слово.
«О какой влюблённости ты продолжаешь думать? Пожалуйста, прекрати. Ты же знаешь, что я люблю Майкла. Особенно сейчас! Уже всё узнал. Про кольцо моё, что так тебе глаза мозолило. Про отношения наши. Про брак, заключённый на небесах».
Бла-бла-бла.
— Ты очень хороший, — выдала она невпопад, смягчив голос. — Никак не пойму, чем могла это заслужить… И мне невыносимо… Как и тебе невыносимо до сих пор, что я занята, так и мне, что я — причина того, что ты себя хреново чувствуешь. И это ведь так давно уже… Искренне жаль, что не могу ответить взаимностью. Меня это всё так же мучает, не отпускает с того дня, как я всё узнала, правда! Я столько обо всём этом говорила, столько же и молчала, каждый раз ранить боялась, но куда уже больнее? Возможно, при других обстоятельствах… Как же мне жаль.
— И я уже говорил… Ты здесь не при чём. Тут никто не при чём, даже твой Тёрнер, — хмыкнул я. — Такова жизнь, ничего с этим не поделать…
— Если бы я как-то могла что-то изменить… Вот как быть? Я тоже, знаешь, чувствую себя иногда совсем паршиво. Так паршиво, что… Мне совсем не здóрово, что я делаю кому-то больно, — Сара поёжилась и обхватила себя руками, а я обратил внимание, что она дрожит. — Что делаю больно тебе…
— Ты чего трясёшься? — заволновался я, коснувшись её плеча.
— Всё сразу, если честно, — шмыгая носом. — Я и от нервов, и устала, и неловко, и прохладно у вас…
— Прохладно? — удивлённо произнёс я. — Вроде бы нет… Хочешь, чай горячий принесу?
— Не беспокойся, пожалуйста. Не надо, — О’Нилл качнула головой. — К тому же, кошмарно голова болит, все эти резкие движения сейчас точно лучше не сделают.
— Ну вот… Ещё и голова болит, может, вообще температура? Ложись под одеяло, в кровать? Давай градусник принесу, хорошо? — я всё же засуетился, не понимая, куда бежать и чем помогать. Хотелось крепко обнять и забрать это неприятное ощущение себе.
— Нет, температуры точно нет. Может, таблетку от головы? — произнесла она с надеждой.
