Я же остался стоять посреди кухни, где уже окончательно остыл ужин, да и какой-то неприятный холодок начал заползать под одежду.

А действительно, какого хрена?!

Нет, я понимал её в какой-то степени, но вот осознавала ли сама О’Нилл, что творила?

Впервые за всё это время я был действительно зол на Сару, на её пропавшую мать, из-за которой нам всем теперь приходилось несладко, и в первую очередь, на самого себя за то, что вопреки здравому смыслу продолжал её любить.

Наверное, было бы лучше, если б О’Нилл в нашем доме не появлялась вообще…

Но, хотя бы ради того, чтобы не рвать так сильно сердце отцу из-за его доброй души, в которую так бессовестно Сара плевала, честно говоря, я готов был привязать её даже канатом и запереть на несколько замков, лишь бы никуда больше отсюда не смогла деться.

И всё же пришла пора прощаться. И дело было вовсе не в том, что это объяснил мне Майкл Тёрнер довольно доступным языком. И даже не в том, что я сам облажался.

А в том, что увидел полнейшее разочарование в карих глазах.

Разочарование, разрезающее миллиарды ниточек, связывающих нас с ней.

А ещё сожаление.

Сожаление, что я так тупо просрал всё сразу в этой жизни. Сожаление, что что-то важное потерял.

Потерял навсегда.

И этим важным была она. Сара О’Нилл.

Девушка, чьё имя, как я надеялся, однажды перестанет быть молитвой и проклятьем…

Девушка, которую я когда-нибудь обязательно смогу отпустить.