Был и еще один вариант. Всего один, и сомнительный, – мой собственный отец. Не хотелось о нем думать плохо, но я была уверена, что и он знает обо всем. Слишком подозрительно они с отцом Сашки спелись.

Сглотнула нервно, понимая, что он болен сейчас сильно, что здоровье его может ухудшиться. Я ведь так у него и не была после аварии – меня не пустили. А вдруг с ним совсем плохо? Очень повидаться с ним хотела и расспросить обо всем. Может честно признается: почему против нас был, чем ему Устиновы прежде так не угодили, почему сейчас все поменялось, и кто эти люди, что нашей жизни угрожают?

– Может у моего спросим? – осторожно предложила я, хотя и сомневалась, что он вот так прям все выложит, как на духу.

– А твой пострадал сильно. Не уверен, что сможет, даже если захочет.

– Нужно попробовать. Он на койке больничной, вдруг хуже станет… Я увидеть его хочу.

Правда хотела… Сильно-сильно!

Мы посмотрели опять внимательно с Сашкой друг на друга, обдумывая идею.

– Ну давай попробую, – согласился наконец муж и меня обогнуть постарался, чтобы из палаты выйти.

– Подожди! – схватила я его за рукав, останавливая. – Я с тобой пойду! Мне нужно! Самой… Самой спросить и услышать ответ.

Сашка моим рвениям был недоволен. Я и так вместо того, чтобы отдыхать и поправляться в передряги всякие лезла, но меня было не остановить. Слишком все это было важным, а вылечусь потом, когда все известно станет и наказаны будут все виновные.

К палате отца шли торопливо. Я так вообще почти бежала, боясь, что Сашка по-своему все сделает: за порог меня выставит, на отца давить начнет или еще что придумает. Я в последние дни видела его таким… каким он раньше никогда не был. Я вообще его с разных сторон вдруг узнавать начала. Наши прежние отношения ни в какое сравнение не шли с сегодняшним днем. Тогда он был романтичным, пошлым, игривым в основном. Юношеская влюбленность присутствовала – сплошной цветочно-конфетный период. Идеально все выглядело, до поры до времени. А тут… Взрослый, серьезный, решительный. Готовый идти до конца. Одно могла сказать точно – от него сила исходила. Она и пугала, и заставляла все внутри трепетать от волнения и какого-то восхищения.

Притормозили мы, немного не дойдя до двери. У палаты было людно. Из помещения двое мужчин вышло, а сразу за ними в палату просочилась мама, которая на взводе была и ничего вокруг себя не замечала.

– Следователи, – предположил муж, отвечая на мой вопросительный и встревоженный взгляд. – Они уже взялись за расследование. Утром, сразу как нас нашли.

Я вздохнула облегченно и кивнула. Отлегло. Я настолько всего опасалась, что мне любой незнакомец бандитом очередным казался.

Мужчины мимо нас прошли, направляясь к выходу, а мы же решили не ждать, когда мама выйдет из палаты, и за ней поспешили.

Дверь приоткрыта оказалась. Я войти собиралась, но Сашка меня остановил: за руку схватив и палец к губам приложив – мол, тихо. Давай послушаем.

Мне идея не понравилась, я боялась, что родители лишнего чего ляпнут. Про Лизку, например, а то, что действительно важно будет – не обсудят. В конце концов, – мама никогда к отцу в душу не лезла. Доверяла, как и я.

– Миша, что происходит? Ужас-то какой! – послышался приглушенный голос мамы и ее короткий всхлип. Мы с Сашкой в проем заглянули осторожно, замерли, боясь, что нас заметят, и дыхание затаили. А я еще и поняла, что ошибалась на счет мамы. Видимо и ее уверенность в силах отца надломилась.

«Вот зачем она спрашивает? Отец ей не скажет ничего, просто успокоить попытается. У нее ведь сердце больное.» – вертелось в голове, но и тут я не угадала.

– Людочка, я такой дурак! Столько ошибок совершил – вот и расплачиваюсь теперь. А они глумятся… – бормотал папа, взяв маму за руку. Она на стуле сидела рядом с койкой и смотрела на него испуганными, зареванными глазами.

– О чем ты, Миш? Кто глумится? – переспросила она, не понимая суть папиных слов. – Ты что, знаешь, кто это устроил?

– Увы, Людаш, знаю…

Мама в это верить отказывалась: головой отрицательно замотала, еще громче всхлипнула.

– Может ты ошибаешься? Полиция все выяснит, не волнуйся. Наверняка это Устинов проклятый нас втянул в свои проблемы! – в голосе ее нотки злости послышались. Она очень хотела оправдать отца.

– Нет, мы оба пострадали с Антоном Петровичем из-за моей глупости. Мы говорили с ним на эту тему, он многое накопать смог на ребят этих. Убедить смог, что не тем доверял. Они ведь подстроили наш конфликт: все тогда на Устиновых указывало. Стравили… убрать сначала одного конкурента решили, потом и за меня взялись, а я понять не мог, что на фирме происходит. Прямо подо мной стул пилили. Эх, и дочке жизнь разрушил. Я во всем виноват…

– Ну как так-то, Миша?! – простонала мама. – С кем ты связался? Что будет-то теперь? Ты в полицию сообщил?

– И Устинову, и в полицию. Мы их с Антоном прижать собирались, а они узнали, детей чуть не угробили. Уф, выберусь отсюда, устрою им «сладкую жизнь». За все ответят!

– Да о ком ты говоришь? Кто в этом замешан?! – мама опять нетерпеливо повторила вопросы.

– Васенов с Турбиным, шельмы! А я ведь Андрея, как родного принимал. Пригрел змею на груди. Как сын мне был...

Тут даже я чуть не охнула и не выдала нас, хорошо Сашка мне рот рукой прикрыл, напоминая, чтоб тихо стояла.

– Турбиной? Это тот?.. – мама пробормотала, рот открывая пораженно.

– Да, он. С универа ведь с ним общались. Он еще на тебя поглядывал, но ты меня выбрала.

– Миша! – мама смутилась, взгляд отвела. – Я кроме тебя никого рядом с собой не видела.

– Знаю…

Минутка родительской романтики быстро кончилась, стоило маме про второго участника вспомнить.

– Так Андрей… – продолжила мама, непонимающе, и ахнула.

– Да, – протянул отец, сморщившись. – По случайности вышло, не иначе. Я сначала без Андрея ехать в машине должен был, Ника карты спутала, со мной напросилась, а этот гаденыш ее, наверное, губить не хотел, другим путем, возможно, повезти собирался… В общем, тут не знаю, выясняют еще детали по аварии, – отец вздохнул тяжело, на койке удобней устраиваясь. А я стояла и в голове услышанное переваривала, чувствуя, как гнев к Васенову поднимается.

– Ника ведь нравится ему… доченька наша. Тьфу! Думал породнимся. Убью, гаденыша!

У меня щеки покраснели от папиных откровений. Отошла от двери, уступая место мужу. Слушать больше не хотелось – стыдно было перед Устиновым. Нас ведь обманули! И этот побег… Андрей мне предлагал конечно, но ведь я не соглашалась! Он, что, насильно увезти собирался? Но как? Что за план такой?

Мысли не желали складываться в единую цепочку. Не понимала всей картины. Из-за переживаний опять голова закружилась, и тошнота подкатила.

– Саш, давай уйдем, пожалуйста, – схватившись за рукав Устинова, в шею ему прошептала прижимаясь. – Пойдем, молю…

Сашка явно желал еще тут постоять, послушать, а то и в палату ворваться, чтобы подловить на горячем, но я мешала. Мне не нужно было всего этого больше. Никому не нужно…

Потянула его от двери настойчивей. Он недовольно посмотрел на меня, на родителей, которых видно было через щель в двери. Насупился, нервно по волосам рукой провел.

– Ладно, – выдохнул он. – Идем. Я уже понимаю, с чем дело имеем. Дальше сам все выясню!

В палату мне возвращаться совершенно не хотелось. Я понимала, что Сашка уйдет, а что дальше будет – боязно. Чуть не захныкала от бессилия. Как же плохо было морально от того, что я тут, в больнице и предпринять ничего не могу.

А что могла сделать? Я вот совершенно не представляла кто такой этот Турбиной. Потянула мужа в сторону кафе, что на первом этаже располагалось. Там еще выход в парк имелся. Погода солнечная, теплая, можно прогуляться или там посидеть. Наедине.

– О чем ты думаешь? – спросила у мужа, когда заметила, как он хмурится и молчит.

– Думаю, что мне все это не нравится. Злюсь.