А если это означает, что она станет кем-то, кто тебе не нравится? Или кем-то, кому ты нравишься еще меньше? Все это похоже на неизведанную территорию. На самом деле, я никогда ни о ком не заботился, кроме своей сестры. Марика, единственный человек, который когда-либо пробуждал во мне защитный инстинкт, который когда-либо заставлял меня хотеть быть нежным или осторожным в своих словах или действиях, до Лиллианы. Я никогда не встречал романтического увлечения, которое вызывало бы у меня такие чувства. Но теперь…

Она не хочет иметь со мной ничего общего. Мне трудно поверить, что это невозможно изменить. Что я не могу найти способ заставить ее прийти в себя.

Я слышу звук голоса, доносящийся из динамика, Дэвида, человека, отвечающего за мою цифровую команду.

— Мистер Васильев — у нас есть координаты. Но нам понадобится нечто большее, чем просто вы, чтобы войти. Это будет более масштабная операция.

Когда он выводит на экран данные службы безопасности здания, нет, комплекса, координаты которого он отследил, я сдерживаю слышимый стон. Потребуется целая армия людей, чтобы проникнуть туда, и я знаю это очень хорошо, потому что я знаю, где это находится. Он принадлежит моей семье, и теперь выскочка-предатель отец Лиллианы пытается присвоить его себе. Оперативная база, с помощью которой он организовал свой маленький мятеж.

— Я соберу людей, — говорю я ему. — Не спускай с этого глаз. Я хочу подсчитать, кого ты видишь приходящим и уходящим, есть ли кто-нибудь из списков мужчин, которые работали на нас. Посмотри, сможешь ли ты найти способ отключить камеры, прежде чем я войду. Завтра ночью мы устроим атаку и посмотрим, сможем ли мы положить конец этому дерьму.

— Я вас понял. Я дам вам знать, что мы обнаружим, сэр.

Звонок заканчивается, и я немедленно встаю, пишу своему водителю сообщение, чтобы сообщить ему, что мне нужно подогнать машину. Я еду домой к Лиллиане, и она узнает, что я запланировал. Я хочу, чтобы она поняла, что я собираюсь сделать. Свободу, которую я собираюсь получить для нее, а также для Марики.

Когда я вхожу, ее нет в гостиной. Я чувствую укол беспокойства, но моя служба безопасности заверила меня, что все в порядке, что не было даже намека на враждебность или признака того, что кто-то пытается проникнуть на уровень пентхауса.

Я нахожу ее, на балконе главной спальни, и я снова чувствую острый укол страха.

— Лиллиана, — медленно, осторожно произношу ее имя, выходя из открытой двери. Я не знаю, думала ли она о прыжке или нет, но я не хочу рисковать напугать ее так сильно, что она упадет. После такого падения никто не выживет.

— Николай. — Она не оборачивается. Ее голос мягкий и ровный, но все равно что-то внутри меня встряхивается, когда я слышу, как она произносит мое имя. Я хочу услышать, как она произносит это по-другому. Я хочу слышать, как она шепчет, стонет, кричит от удовольствия. Даже ее язвительное остроумие лучше, чем эта почти безэмоциональная плоскость.

— Я должен тебе кое-что сказать. — Я выхожу на балкон, все еще двигаясь медленными, осторожными шагами, как будто она действительно дикое животное, маленький зайчик, которого я не хочу пугать. Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня своими голубыми глазами, широко раскрытыми и водянистыми, и начинает смеяться.

— Ты боишься, что я собираюсь прыгнуть? — Она проводит пальцами по перилам. — Ты выглядишь так, будто это то, о чем ты думаешь.

— Я знаю, что ты сейчас взволнована…

— Взволнованна? — Она издает еще один резкий смешок. — Я взволнованна? О, Николай, ты понятия не имеешь, какая я. Но я еще не настолько отчаялась, чтобы прыгать с этого балкона. Если бы я была готова сдаться, я бы сделала это задолго до того, как мой отец попытался продать меня твоему.

— Ты не можешь винить меня за то, что я думаю, что это возможно.

Затем ее взгляд немного смягчается, мягкий и печальный, и она прикусывает нижнюю губу, проводя по ней зубами.

— Нет, — тихо говорит она. — Я могу винить тебя за многое, но, полагаю, не за это.

— Я пришел сказать тебе, что я почти уверен, что знаю, куда отправился твой отец, куда он забрал Марику и готовится к следующему шагу. Моя команда хакеров отследила его местоположение…

Лиллиана снова смеется, на этот раз более горько.

— Хакеры. Отслеживание. Боже, лучше бы я никогда не рождалась в этой жизни. Я бы предпочла быть кассиром в гребаном супермаркете, чем иметь дело с этим дерьмом.

Я смотрю на нее, на пустое выражение ее лица, и принимаю решение, о котором и не подозревал, что способен принять.

— Хорошо, зайчонок, — тихо говорю я ей. — Если это то, чего ты хочешь, то, когда все закончится, ты сможешь получить это.

Она моргает, глядя на меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Я тебя отпущу. Дам тебе развод. Ты можешь жить любой жизнью, какой захочешь. Ты можешь быть кассиром, или официанткой, или студенткой, или певицей. Выбирай. Получишь свободу, о которой мечтаешь. Жизнь, которую ты решила вести после того, как сделала то, что приказал тебе твой отец. Ты сделала это, не так ли? Так что, как только все уладится, и я буду знать, что ты в безопасности… — Я развел руками. — Я открою ловушку, зайчонок. Ты можешь возвращаться в лес.

Лиллиана тяжело сглатывает.

— Я тебе не верю, — тихо говорит она.

— На самом деле я этого не ожидаю от тебя. Но это правда. — Я медленно выдыхаю. — Твой отец будет мертв, Лиллиана. Я отомщу за нас обоих. А потом ты можешь делать то, что тебе нравится.

— Я не думаю, что ты сможешь это сделать. — Лиллиана встречает мой пристальный взгляд, на ее лице все еще застыло то пустое выражение. — У твоего отца была охрана. Власть. Все, что есть у тебя. И мы нашли его гниющим в его офисе. Я думаю, что мой взял верх над вами, и теперь он получит то, что хочет. И, в конце концов, это моя вина, даже если я не знала об этом, потому что я была ключом. Меня использовали, но я все равно открыла дверь. Так почему ты позволишь мне уйти? Это конец всему, что он замышлял годами, и я была той, кто заставил тебя и твоего отца согласиться впустить его.

— Я сделаю это. — Я спокойно смотрю на нее, желая, чтобы она поняла, что дело не в этом. Эту месть ее отцу я не оставлю на волю случая или спасение моей сестры. Это произойдет, и все закончится.

Лиллиана качает головой.

— Прекрасно. Знаешь что? Если тебе это удастся…

Она подходит немного ближе ко мне, а затем еще ближе, достаточно близко, чтобы я мог почувствовать аромат ее кожи, сладкого мыла и немного пота. Аромат, который заставляет мой член подергиваться в штанах, и мой разум ненадолго переключается на идеи перегнуть ее через перила, чтобы костяшки ее пальцев побелели от сжатия, пока я вхожу в нее, заставляя ее кричать от удовольствия над горизонтом Чикаго. Изображение не просто заставляет меня дергаться. Я чувствую, как мой член набухает, пульсирует у моего бедра, и мне требуется весь мой самоконтроль и решимость, чтобы не протянуть руку и не прикоснуться к ней.

— Если у тебя это получится, — мягко говорит она, — я дам тебе то, что ты хочешь. Ночь, где я притворяюсь, что полностью принадлежу тебе. Я буду стонать твое имя, умолять о твоем члене и умолять тебя заставить меня кончить. Я сделаю все, что ты захочешь. Я буду твоим хорошим маленьким зайчонком. Как это звучит, Николай?

Она почти мяукает мое имя, ее рука на перилах внезапно оказывается очень близко к моей, и я тверд как скала, боль распространяется по мне, пока я не совсем уверен, как я собираюсь уйти от нее, не погрузившись в нее хотя бы еще раз. Но я не хочу ее притворства. Я не хочу больше никакой лжи, и я больше не хочу причинять ей боль… я никогда не хотел причинять ей боль в первую очередь.

— Нет, — тихо говорю я ей, и ее глаза расширяются.

— Нет? Разве это не то, чего ты сейчас хочешь?

— Этого недостаточно. — Я вижу испуганный взгляд на ее лице и продолжаю, говоря быстрее, прежде чем она сможет прервать меня или неправильно понять. — Я хочу, чтобы это было реальностью, зайчонок, а не игрой, в которую ты играешь для меня.