И, сжав бумажку в кулаке, я замираю пораженная, чувствуя, как бьется сердце в груди этой девочки, такт в такт с моим.

И уже в 18:30, в кафе, расположенном в доме 13/2, я ломаю голову над тем, что все это значит, ожидая нашей встречи.

Когда я выходила из дома, начался дождь. Этого следовало ожидать: серое небо уже несколько дней угрожающе нависало над городом, обратив в свою серую религию дома, дороги и случайных прохожих. Улицы словно стали картинками из черно-белого кино. Как и все вокруг, я смотрела себе под ноги, чувствуя, как холод забирается под воротник пальто, целуя меня в шею, а ноги месят дорожную слякоть. Ветер то и дело выворачивал наизнанку мой старый зонт, вырывая его из рук, а волосы путались в спицах. Пока я добралась до назначенного места, с меня ручьями стекала вода. Грудь сжимала необъяснимая тоска, и я сама не знала, что было ее причиной. То ли несчастье Шарлотты, то ли моя собственная жизнь, на которую грех было жаловаться.

Я села за круглый столик и заказала кофе и венские вафли. Мне хотелось чего-то горячего, и я снова вспомнила про тот внутренний огонь, которого вожделела с такой страстью. Что мне делать со своей жизнью? Есть ли у меня природный дар, которому можно было найти достойное применение, или я обречена уйти в темноту, прожив пустую и никчемную жизнь? Когда смерть пришла за моим отцом, ему было что ей рассказать. Если вдруг завтра она явится за мной, все, чем я смогу поделиться, это глупые фантазии.

От этих мыслей мне стало совсем горько, и я вдруг вспомнила удивительный сон, который приснился мне, когда я была еще ребенком. В нем я стала одной из героинь своей любимой книги и в вымышленной действительности чувствовала себя как рыба в воде, смотря на мир чужими глазами и забыв, кто я есть на самом деле. Пробуждение принесло с собой боль. Я не она. Этой героини даже в природе не существует, как и всех прочих персонажей, как и этой вселенной, куда я бы так мечтала попасть. Я не она. И мне не стать ею, не сделать свою жизнь похожей на ее жизнь, сколько ни старайся, потому что между нами пропасть в целый мир. Осознание этого очевидного факта заставило меня глупо разрыдаться прямо в постели. Книга – это окно в чужой мир, не дверь. Наблюдай сколько хочешь, но отбрось все мысли о попадании внутрь.

Наверное, это и стало переломным моментом, когда я предпочла реальной жизни блуждание по фантазийным мирам. И неважно, было ли это внезапным неосознанным решением или же плавным поэтапным переходом на другой уровень сознания, затянувшимся на много лет. Важно, что я отдалялась от действительности, потому что она

не давала мне свободы, из всех возможных альтернатив предлагая лишь однообразную жизнь Элизабет Трамп. Тогда как в своих фантазиях я проживала сотню других жизней, примеряя на себя чужие реальности, как фантазийные, так и вполне настоящие. Я даже на одноклассников своих часто смотрела, как на героев чьих-то книг. Что было бы, родись я Амандой Уайт? Какого бы мне было жить с родителями, которые души во мне не чают и берут с собой во все экзотические путешествия? А если бы я родилась Брук Харди? Как бы я общалась с четырьмя братьями? Что бы чувствовала, забрасывая мяч в кольцо на баскетбольных матчах? Моей фантазии было подвластно все, для нее не существовало запертых дверей. Я даже в вымышленных персонажей влюблялась, да так крепко, что и думать не могла о чем-то другом. И самое грустное здесь то, что хотя сейчас мне двадцать пять и я замужем, где-то в глубине души я все еще та девочка, которая хочет быть кем-то еще.

Я смакую горячий кофе, думая, зачем вообще его заказала. Я люблю запах кофе, но вкус у него отвратительный, да и зубы становятся желтыми. А за соседним столиком парень с девушкой играют в морской бой. Они улыбаются друг другу так, будто это их первая встреча после долгой разлуки, и часто несмело касаются ладоней друг друга. Как это красиво: наблюдать, как зарождается большое чувство. Как здорово, когда люди открываются друг другу, когда они находят удовольствие в любви, не обладая друг другом. Для меня любовь - это синоним единства. Это полное сокрушение отчужденности, это становление единым целым на духовном, эмоциональном, физическом уровне. Наверное, для закоренелого индивидуалиста – это немыслимый шаг вперед, сродни падению в пропасть: из «я» стать «мы». Я могу воспылать чувствами, я смогла, но чтобы пустить кого-то в свой маленький уютный несовершенный мирок, нужна внутренняя готовность, определенная зрелость. Не все способны покинуть убежище. Я вновь думаю о Вонке. Ладно еще маленький мирок, но каково это: пустить кого-то в свой огромный, красочный, динамичный, безумный мир? Сможем ли мы когда-нибудь действительно сблизиться или нам так и суждено прожить жизнь рядом, в соседних комнатах, но не вместе? Сблизит ли нас рождение ребенка или отдалит друг от друга?

Ровно в 19:00 на пороге кафе появляется мисс Андерсон. Она оставляет зонт с тростью на входе и, складывая губы в приветливой улыбке, подходит к моему столику и отодвигает стул.

- Миссис Вонка. Я опасалась, что вы не найдете записку. Но судьба сама вас привела, я смотрю.

- Верно, - киваю я, рассматривая ее короткие пальцы с остриженными ногтями, быстро перелистывающие страницы меню. – Я рада, что вы можете мне помочь, только не понимаю: зачем такая секретность?

- Сейчас вы все поймете, не волнуйтесь. Знаете, вся жизнь у нас построена на принципах взаимовыгодного сотрудничества. Мы делаем услугу, рассчитывая на услугу в ответ.

- И на какую же услугу вы рассчитываете? – стараясь звучать вежливо, спрашиваю я, но мой голос против воли звенит холодом. Отсутствие симпатии, ровно как и ее наличие, мне никогда не удавалось скрыть.

Мисс Андерсон насмешливо поднимает на меня свои маленькие невыразительные глаза. Потом жестом подзывает официантку и заказывает латте. Достает из сумочки пачку с влажными салфетками и протирает поверхность стола. Пшикает на руки антисептиком и быстро-быстро трет ладони друг о друга.

- Хотите? – предлагает она мне флакончик с антисептиком и я соглашаюсь просто, чтобы заслужить ее расположение. Жидкость пахнет лимонным средством для мытья посуды, и этот въедливый запах окутывает нас своим ореолом, перебивая даже аромат кофе.

Только после всех этих манипуляций мисс Андерсон соглашается ответить на мой вопрос:

- Мне нужно десять секретных рецептов мистера Вонки, - отчетливо произносит она. – в обмен Шарлотта не просто остается с вами: я сама возьму процесс удочерения в свои руки, вам и делать ничего не придется. Через какое-то время я пришлю вам по почте пачку необходимых документов. Все это время девочка будет на фабрике или где вы пожелаете ее держать.

Я не могу сдержать улыбки. Так вот в чем все дело!

- К сожалению, это невозможно, мисс Андерсон. Но вы можете назвать сумму, которую ожидаете выручить за десять рецептов, и тогда…

- Получу ее эквивалент? – скептически хмыкает управляющая. – Боюсь, вы не поняли, миссис Вонка. Меня не интересуют деньги. Я вам скажу по секрету, что по-настоящему богатых людей они тоже не интересуют. Что они такое, эти деньги? Бумага. Сейчас в цене реальные активы. И не волнуйтесь за ваше будущее: я не собираюсь распоряжаться полученными от вас рецептами немедленно. Пару месяцев они просто побудут у меня на хранении, чтобы вы могли не опасаться за то, что ваша причастность к этому делу всплывет на поверхность.

- Вы понимаете, о чем вы просите? – хмурюсь я. - Вы просите меня украсть рецепты у собственного мужа!

- Прекрасно понимаю, миссис Вонка… Можно счет, пожалуйста? – обращается она к официантке, поставившей перед ней высокий бокал с кофе. - Не стоит так кричать, если вам не нужны лишние свидетели. И потом, когда это я употребила слово «украсть»? Вы ведь можете их просто попросить у него, верно? На какие только жертвы не способны мужчины, всей душой стремящиеся к отцовству! – в ее глазах мелькает насмешливый огонек.

- Если бы вы думали, что я могу их просто попросить, вы бы попросили их сами и назначили бы встречу нам обоим, - сухо говорю я, подавляя желание бросить деньги на стол и демонстративно выйти из кафе. И эта женщина, и ее предложение, и ее жеманные манеры, только вызывают у меня горячие волны злости.