– Ничего себе! Они что сунули вас в общую? К рецидивистам? А вы сообщили, что вы гражданин Германии?

– Йа, йа. Но они меня уже хорошо отбить, – херр Шульц мягко улыбнулся разбитыми губами, показывая, что на своих обидчиков зла больше не держит, испытывая к ним, скорее снисходительную приязнь.

– Охринеть можно! – не сдержался следователь, – А за что вас в Бутырку-то? Туда же с улицы вроде как не хватают?

– Я ехать пассажир у машина за лева руля. Машина бить джип. Я сидеть у Бутырка за разом с мужами у джип. Я есть пайка пахана и пить сама гонки.

Изотов вздохнул и принялся писать протокол допроса. Мучить несчастного расспросами ему больше не хотелось. Во всяком случае, не сегодня. Он и так настрадался этой ночью.

– Вот только его нам не хватает! – мрачно пробормотал Тарасов, глядя, как в цех мясных деликатесов деловым шагом заходит его родной брат Иван.

– Интересно, от кого он узнал? – недовольно прошипел Рубцов.

– Шутишь?! – усмехнулся Тимофей, – На заводе полторы тысячи работников. Кто-нибудь да стучит. Кстати, узнать кто – это тоже твоя работа.

– Ты меня сегодня совсем с грязью смешал, – укорил его начальник службы безопасности.

На что получил ответ, достойный директора, а не друга:

– Может теперь ты перестанешь забивать голову только тем, с кем бы тебе трахнуться следующей ночью, а подумаешь о деле.

Парировать Рубцов не успел. Иван подошел к ним и, поздоровавшись, не без радости спросил:

– Что, доигрались в начальников? Теперь у вас уже и трупы на предприятии?

– Вань, – примирительно начал Тимофей, – Уж поверь мне, труп с нашим предприятием никак не связан. Этот труп у нас даже не работал.

– Не связан? – хохотнул брат, – Я тебе скажу, какая связь: его нашли в холодильном цехе твоего завода! И как он, спрашивается, попал ночью на территорию охраняемого объекта? – тут он уставился на Рубцова, которому и без него этот вопрос за несколько треклятых часов задали раз двести.

Он и сам себя спрашивал, как мог посторонний проникнуть на территорию, когда она охраняется целым взводом его бойцов. А поскольку китайца кто-то еще и пристрелил посреди завода, то проникших на территорию незаметно было как минимум двое. Как же они ухитрились не только попасть на завод, но и устроить там перестрелку?

– Послушай, Ванька, всякое бывает, – все еще пытался урезонить брата Тимофей, – Ну, мало ли, люди повсюду устраивают разборки. Ты же не станешь винить работников ЖЭКа если на их территории кого-нибудь грохнут.

– Еще как стану, – младший Тарасов совсем не желал урезониваться, – И я непременно подниму этот вопрос на ближайшем заседании акционеров.

«Ну, подними, – со злостью подумал Тимофей, – Этот подними. Только другие не трогай!»

Тут у него снова заныла шея, потому что он вспомнил, что так и не успел подготовиться к завтрашней встрече с генеральными поставщиками говядины, которые, по слухам, вознамерились поднять цену на свой товар, в связи с повышенным на него спросом, поскольку все теперь хотят есть говядину, боясь есть птицу из-за треклятого птичьего гриппа.

«Кто бы мог подумать, – сокрушался про себя Тимофей, – что болезнь, косящая поголовье птицы в любимом Марго Китае, так здорово ударит по моему карману в Москве. Парадокс, мать его!»

– Боже мой, какая встреча! – пропела Марго, не обращая внимания на тут же скисшую физиономию Ивана Тарасова.

Она уже успела отдохнуть после, как она выразилась, «изнурительного допроса» и теперь пылала взором во всеоружии:

– А тебе я рассказывала про китайских монахов?

– Пять раз, – рявкнул Иван, пытаясь вырвать локоть из ее цепких пальчиков и вглядываясь в сгорбленную фигуру херра Шульца у стола следователя, – Мне кажется, или у него что-то с лицом?

– Ай, – поморщилась Марго, – у него всегда что-то с лицом. Хотя сегодня, пожалуй, чересчур, – тут она серьезно посмотрела на него, прищурилась, явно что-то пытаясь вспомнить, – Вань, вот когда ты появился, у меня мысль возникла… знаешь, мимолетная такая…

– Не верю, – огрызнулся младший Тарасов, – В твоей голове даже мимолетная мысль явление крайне редкое. Практически невозможное.

– Ты ужасно грубый, невоспитанный тип, – беззлобно проворковала Марго и ласково взглянула на своего песика, безвольно свесившего пучеглазую головку у нее на запястье, – Мао, укусил бы ты его что ли…

Неожиданно собака навострила уши, дернулась и без единого рыка вцепилась в рукав Ивана.

– А! – заорал тот, – Оттащи свою бешенную псину! Нет, вы только посмотрите, она на меня собаку натравила.

– Ну, да! Прямо волкодав! Есть от кого спасать! – хохотнул в стороне Рубцов, глядя как младший Тарасов пытается отодрать от рукава своего пиджака собачью морду.

Мао свирепо брызгал слюной, рычал и уступать не хотел.

– Надо же! – изумилась Марго, глядя, как ее питомец пожирает рукав Ивана, – Я и не знала, что он умеет.

– Скажи ему, чтобы отстал! – проорал младший Тарасов, – Иначе я его пристрелю.

– Ну, конечно! – неожиданно Марго понимающе улыбнулась и аккуратно взяв собаку за морду, вынула из ее зубов ошметки рукава, – Как я могла забыть!

– Этот костюм стоит три тысячи долларов! – взвизгнул пострадавший.

– Ну… ты не знаешь, сколько стоит эта собачка, – мягко улыбнулась ему Марго.

– Лично я теперь отдам за нее полцарства, – весело заметил старший Тарасов.

– Тебе скоро со всем царством целиком расставаться, – пригрозил ему брат, – так что не разбазаривай мое добро.

– Господин Рубцов! – окликнул его херр Шульц, и голос у него был какой-то странный, – Я ничего не понимать! Я плохо читать по-русски такой буква.

В руках он держал листок бумаги, который ему минут десять назад передал следователь. Он смотрел на него глазами полными ужаса. Примерно такими же глазами смотрел на самого херра Шульца Изотов.

– Да уж, господин Рубцов, нам требуется ваша помощь, – деревянным голосом изрек он.

Начальник службы безопасности поспешил на выручку, еще точно не понимая кому: то ли технологу, то ли представителю закона.

– Господин Рубцов, – разбитые губы херра Шульца тряслись, – Я не понимать этот бумага.

Николай взял в руки листок и громко прочел:

– «Протокол допроса свидетеля». Так, – он внушительно нахмурил брови, – Пока все правильно.

– Я записал с его слов, – словно извиняясь, пояснил Изотов, – Может я что-то не так понял, но, когда он прочел, с ним что-то неладное сделалось.

«Что же ты такое наплел?» – волнуясь, подумал Рубцов и громко зачитал записи следователя, выполненные аккуратным, каллиграфичным подчерком:

«Я Густав Шульц, гражданин Германии, в ночь с 25 на 26 июля 2005 года, около 12 часов, был задержан органами правопорядка и препровожден в отделение милиции. Оттуда меня направили в СИЗО Бутырка. Несмотря на то, что я сообщил начальнику СИЗО о своем германском гражданстве, меня все-таки поместили в камеру с особо опасными преступниками. Рецидивист по кличке «Пахан» спровоцировал мое избиение, инкриминируя мне, что я яко бы съел его ужин. Утром меня выпустили, не дав никаких объяснений моему задержанию. С моих слов записано верно, подпись, дата…»

Начальник охраны уставился на Изотова. Тот виновато улыбнулся и пробормотал:

– Я, конечно, не могу принести извинения за действия всех, кто служит в милиции. Везде, знаете ли, своих отморозков хватает. Но, честно говоря, я бы это дело так не оставил…

– Да вы что?! – возмутился Рубцов, на которого в этот момент нашла волна лихорадочного веселья, – Вы с чьих слов это записали?

– Со слов свидетеля, – Изотов прищурился, чувствуя подвох, – Я что-то неправильно понял? Хотя, знаете ли, я многое, конечно, упустил, поскольку меня запутали какие-то гонки и левый руль у какой-то машины тоже никуда не сумел присобачить…

– Само гонки, – дотошно поправил его немец, – Само! Гонки! Я пить само гонки!

– Господи! – Рубцов вернул листок допроса следователю, – Самогонку он пил в трактире «Бутырка», слыхали о таком?