– Нет.

Это даже не смешно. Конечно, я накосячила. Конечно, я с кем-то переписывалась. Хочу уйти, и поскорее.

– Мы расстались. Навсегда.

– Ну, блин, а как нам дружить? – Она заламывает руки и притопывает носком ботинка.

– Видимо… никак. – Я разворачиваюсь и все-таки ухожу.

Я не могу сказать, что не любила «курочек». Они были веселыми, не напрягающими и всегда готовыми подставить плечо. Я могла позвонить любой в три часа ночи и попросить о помощи. Как только не стало нас с Егором, не стало и их, даже винить в этом некого.

Главное теперь – унести ноги до того, как придут остальные. В идеале к кому-нибудь прицепиться, но – господи, это правда – я себя чувствую первокурсницей. Я как будто никого не знаю, и никто не знает меня. Добегаю до главного корпуса буквально за пару минут и только за воротами с облегчением выдыхаю.

– Ну привет, – звучит над ухом приговор этому дню.

Я разворачиваюсь и утыкаюсь носом в грудь Егора. Спустя два месяца я имела право надеяться, что нигде не екнет, но все-таки екает. Скорее привычка, чем любовь. Или боль в старых ранах? Может, обида, но даже разбираться не хочу.

– Привет.

Он еле заметно улыбается. Кожа чуть загорела, но все равно кажется слишком белой на фоне черных волос. Глаза темные, добрые и, как всегда, переполнены пронзительной, обезоруживающей нежностью. Егор Колчин однозначно неприлично привлекателен и совершенно точно уже не мой.

– Поговорим? – тихо спрашивает он.

Уже не такой растерянный, совсем не испуганный. Два месяца привели его в чувство, но, кажется, он ничего не забыл.

Давай. Наберись сил, не провоцируй и просто уйди. Это нетрудно. Не смотри в его глаза, не ищи страданий. Вам хорошо друг без друга. Так же хорошо, как было вместе. Он классный, но ты не хуже. Ты его любила, но все прошло.

Давай, сделай это.

– М-м, не в этот раз.

А теперь развернуться и уйти.

«А я говорила» полным составом, не считая своего бывшего капитана – меня, сидит на подоконнике и шумно обсуждает прошедшее в воскресенье открытие осеннего сезона. Примерно два с половиной года назад я бы сидела по центру – там, где сейчас Женька, хотя нет. Я была бы как раз на том месте, где почему-то свалены сумки, будто его берегут для меня. Размечталась.

Я бы сидела там с картонным стаканчиком в руках, кривилась бы от тошнотворно-сладкого кофе из автомата и вспоминала нашу потрясающую победу или грандиозный проигрыш на квизе. Рядом бы сидела Аня. Мы всегда были где-то поблизости еще со школы. Поступили в один институт, на один поток. Учились в разных группах, но пересекались на общих лекциях. А самое главное – у нас была «А я говорила». Наша маленькая гордость. Команда, которая ни черта не знала в «классике», но всегда проходила в финал «кино и музыки».

Аня сидит на самом краю подоконника и что-то читает. Она была девочкой с книгами, я – девочкой с сериалами. Я смотрела «Сумерки», она их читала. У нее дома была целая библиотека, а у меня – четыре забитых под завязку жестких диска с фильмами. Она знала, кто написал «Записки юного врача», а я знала, кто снял «Залечь на дно в Брюгге».

Аня почти не изменилась. Хорошенькая, кругленькая, с идеальной кожей, почти без макияжа на лице. У нее черные волосы, ровная челка и привычное каре. Круглые очки на кончике носа. Она одета в одно из ее милых приталенных платьев с белым воротничком и бордовые ботинки на низком каблуке. Кажется, я сейчас подойду, она поднимет на меня взгляд и улыбнется. Скажет, что прочитала какую-то крутую книгу, а я расскажу, что в кинотеатре новинка и мы обязаны сходить туда. Только вот уже полтора года, как она со мной даже не здоровается. Место капитана команды занял Женька.

Я не приходила на квиз все это время и скучала просто ужасно, но все никак не могла посмотреть страху в глаза и подойти к старым друзьям. Достаю телефон, открываю чат «А я говорила» и пишу: «Привет». Самое смелое, что я сделала за последние месяцы! Все четверо участников чата, сидящие на подоконнике, дергаются и достают телефоны. Женька видит, что я стою тут же, рядом, и пихает в бок Лену, которая медленно отрывает взгляд от экрана и переводит на меня. Следом Яна и последней Аня.

– Только не говори, что это возвращение блудной дочери, – тянет Женька, как обычно пытаясь разрядить обстановку. – Учти, я капитан!

– Не претендую, – киваю я.

Это длится недолго, но мне кажется, сейчас все станет как раньше. Мы посмеемся, примем тот факт, что все взрослые люди, и договоримся об игре в среду.

– Круто выглядишь, – говорит Яна, робко поглядывая на остальных.

Есть места на среду? Есть место для меня на среду? Идете на «Кино и музыку» в среду?

Вопросы крутятся на языке, но так и не звучат: пока все мне улыбаются, радуясь встрече, Аня сидит и читает, как будто меня и нет. Пытаюсь поймать ее взгляд, но тщетно – совершенное равнодушие. Только нервно подрагивающие пальцы выдают волнение.

Есть места на среду? Есть место для меня на среду? Идете на «Кино и музыку» в среду?

– Ну я пойду, рада была вас увидеть.

Их лица скисают, а я только неловко машу рукой. Длинный рукав рубашки сползает по кисти вниз и болтается, как у Пьеро.

Не решилась. Потому что без Ани мне все это не нужно. Я два месяца готовилась, собиралась с силами, придумывала речь, но, когда столкнулась с ее безразличием, тут же из головы вылетели все умные слова.

В ссоре виноваты двое. Прости, что не подошла раньше. Я ждала от тебя первого шага, но должна была сделать его сама. Давай все забудем.

Этот страх сегодня не побежден, но у нас вся жизнь впереди. Быстро иду к аудитории, пока не решила заплакать. Я хочу снова ходить на игры, снова торчать с Аней на балконе, обсуждать с Женей новую музыку, а с Яной – мои неуклюжие попытки шить. Но мне кажется, что спустя два года я как будто не имею на это права.

До конца дня ловлю на себе взгляды Женьки. Он, кажется, даже хочет ко мне подойти в перерыве, но не решается, а я не подаю никаких знаков, что готова к разговору. Вообще-то точно не готова, особенно с ним. Он хороший и милый, между нами ничего никогда не было, но Егор всегда сходил с ума из-за нашего общения. Рыжая кудрявая макушка Женьки мелькает весь день где-то поблизости, и всякий раз я чувствую на себе взгляд Егора. Он будто ждет, чтобы уличить меня в несуществующем предательстве. А я чувствую себя той самой предательницей, ничего плохого не сделав.

Все катастрофически плохо. Меня по какой-то причине никто просто не замечает. Из двадцати двух студентов группы одиннадцать – это Компашка Колчина. Они в мою сторону не смотрят, только посмеиваются между собой, когда прохожу мимо. Кроме трех «курочек», там нет девушек, одни парни. Часть прицепилась к Егору еще со школы, часть он нашел уже тут.

Остальная группа – как черно-белое кино по сравнению с цветным блокбастером. Самые тихие и скромные студенты – все себе на уме. Ботаники, умники, одна староста, один профгрупорг. Почти все на бюджете и учатся не ради корочек, а ради знаний. Сначала я была душой их компании, создала «А я говорила» и могла с каждым найти общий язык, кроме разве что ботаника Кострова. Потом стала душой Компашки Колчина. Теперь же нахожусь ниже самого низкого плинтуса, и даже староста, собирающая подписи по технике безопасности, прошла мимо – сделала вид, что не заметила. Это так странно – выйти из круга общения Егора, как из луча прожектора, и тут же слиться с кромешной темнотой. Не думала, что так будет.

Выхожу из главного корпуса и иду в сторону дома, нацепив солнцезащитные очки, как будто они меня сделают еще более незаметной. Вставляю наушники в уши. Бегу, мечтая о том, как разогрею обед, включу сериал и лягу на часок под одеяло. Потом сделаю сериал погромче и засяду за машинку – вот уже неделю пытаюсь сшить себе свитшот по всем правилам, а не абы как.

Добираюсь до места встречи дружков Колчина, надеясь, что никого не увижу, но издалека на парковке клуба заметны их машины. И бежевым пятном «курочки»: Оля, Рита, Маша. Они одеты в красивые, почти одинаковые костюмы в пастельных тонах.