Торможу у зебры, чтобы перейти на другую сторону дороги. Девочки меня замечают, тут же из машины выходит Егор, а следом его друзья. И кажется, на этот раз они меня не игнорируют.

Оля первой меня окликает. Не слышу.

– Эй, Ась, иди к нам.

Не слышу.

– А-а-ась! – Это Машка.

Не слышу.

– Ася-я! – Рита.

Не слышу.

– В наушниках она. Щас! – Это Оля, и она бежит ко мне.

Красный светофор отсчитывает секунду за секундой. Три, два, один.

– Бу! – Оля хлопает мне по плечам, с силой разворачивает лицом к клубу и тащит к парковке. – Мы кричим, кричим, а ты не слышишь!

Она прекрасно слышит, что в моих наушниках ничего не играет. Я задумалась и забыла про музыку, шла с ними в ушах и думала о своем. Оля делает вид, что я ее не игнорировала, – это правильная реакция. Своего рода дань вежливости поверженной королеве улья.

Странно, еще утром она боялась, что нас увидят вместе, а сейчас готова прилюдно обниматься. Не смущают ее ни рубашка, ни ботинки, ни футболка с дырочкой на плече.

– Я же говорила, я все устрою, – шепчет она мне на ухо. – Егор только за-а-а!

– За что? – Скидываю ее руки и делаю шаг назад.

– Сойтись с тобой. Я с ним поговорила.

– Зачем? – На глаза наворачиваются злые слезы.

– Ну мы же говорили утром.

– И я сказала, что мы расстались и я ничего не хочу.

– Ой, ты всегда так говори…

– А ты всегда тупишь. – Я не успеваю обогнуть ее и уйти, когда меня перехватывает за локоть стоящий за спиной Егор.

– Поговорим наедине? – Его выдох касается моей шеи, он, видимо, наклонился, чтобы вторгнуться в личное пространство.

Секунда – и все испаряются, как по щелчку его величества. А мы так и стоим одни посреди тротуара. Егор подходит ко мне так, чтобы можно было пронзить меня взглядом и гипнотизировать – заниматься запрещенной вампирской магией.

– Егор, Оля придумала какую-то чепуху. Я спешу домой.

– Странно выглядишь. – Он окидывает меня взглядом с ног до головы.

– Ага…

– Ты очень красивая.

– Да что ты…

– Я провожу?

– Не надо. – И срываюсь с места. Не бегом, но быстрым шагом, потому что впереди маячит слишком знакомая макушка соседа, которого неплохо бы было догнать, чтобы спугнуть Егора.

– Что нового? – на ходу интересуется Колчин, будто мы и правда гуляем.

Я молчу.

– Я скучал.

Я молчу.

– Блин, Ась, притормози!

Я отдергиваю его руку, касающуюся моей, снова и снова. Это похоже на потасовку: он хватает, я отбиваюсь. Впереди уже мелькает мой двор, и сосед удаляется от меня. Вот-вот скроется за стеклянной дверью подъезда.

– Егор, пожалуйста, отвали, прошу тебя! – кричу я наконец.

Сосед притормаживает, чуть поворачивает голову, так что я вижу его профиль, – кажется, хмурится, качает головой и опять прибавляет шагу.

Он мне смутно знаком, но рассмотреть не успеваю.

– Поговори, и отвалю.

Вот и все, я во дворе, а сосед уже скрылся в подъезде. Одна надежда, что сейчас выйдет с собакой.

– Ась… – Егор тормозит меня и заводит под деревья, где стоит одинокая разбитая лавочка.

– Ась, Ась, Ась! – Его пальцы касаются моих щек и скул. – Ась… – шепчет Егор, прижимаясь лбом к моему лбу. Раскачивается с ноги на ногу, будто мы танцуем.

– Ася, прости меня! – Его дыхание касается моих губ, и приходится сделать жадный вдох, потому что тело не обманешь: оно требует привычных ощущений. – Ася, все, что летом было, ничего не значит.

– Для меня тоже, – шепчу в ответ, с ужасом понимая, что это правда.

Я даже не уверена, что что-то было. Так и вижу, как Егор, сходящий с ума, делает злобные фотки с какими-то левыми девчонками и отправляет мне, а потом сидит в углу в одиночестве. Но меня не трогает, даже если это не так. Я перегорела? И мне от этого еще больнее. Неужели даже что-то настолько значимое и большое однажды заканчивается?

Егор отстраняется и с восхищенной улыбкой смотрит мне в глаза. Он думает, что для меня его похождения пустой звук, потому что я его прощаю. А на самом деле мне просто без разницы, когда, с кем и чем он занимался. Я отпустила эти отношения в тот момент, когда перестала ревновать. Он читает это по моему лицу. Хмурится и качает головой.

– Ася. – Снова приближается ко мне, снова его широкие ладони обхватывают мою голову. Из-за тонких косичек кожа кажется обнаженной и прикосновения чувствуются особенно остро. – Пожалуйста! Я без тебя, кажется, жить не могу, веришь?

– Верю.

– Мне плохо, и я безумно скучаю.

– Я понимаю. – Во мне что-то медленно ломается. Руки тянутся сами, и я касаюсь гладких щек Егора, будто хочу его успокоить. – Я понимаю, но все закончилось. Давай это примем?

– Не могу.

– Пожалуйста. – У меня по щекам предсказуемо катятся слезы. Я знала, что все этим закончится. Вижу, как Егор наслаждается, вытирая их большими пальцами с моего лица, словно это венец его победы. Мой белый флаг. – Егор, пожалуйста, живи дальше.

– Я попробовал, мне не понравилось. Неужели тебе нравится без меня? Это было самое пустое и ужасное лето. Не верю, что твое было лучше. Ась. Ася. – Меня тошнит от собственного имени, столько раз он его произнес. – Давай попробуем? Давай поговорим завтра?

Мы стоим, вцепившись друг в друга, как тогда в квартире, но на этот раз мне не настолько больно. Едва затянувшаяся рана не пульсирует, не нуждается в пантеноле, не привлекает мое внимание. Мне душно. И страшно сорваться снова. Летом я этого от себя ждала. Сейчас я рассчитываю, что я нечто большее, нежели вечно наступающая на одни и те же грабли девчонка. Но достаточно ли я для этого сделала, если даже жизнь обратно вернуть не спешу? Даже к друзьям и то не смогла подойти.

– Я пойду? – спрашиваю Егора, который в ответ качает головой.

– Так будет лучше. – Привстаю на цыпочки и целую его в щеку.

Егор прижимается ко мне, гладкая кожа касается губ, и в ту же секунду я понимаю, что совершила ошибку. Он проводит носом по моей щеке снова и снова, заставляя в предвкушении замирать сердце. Неужели это так просто? Я не целовалась с ним два месяца. Очень долго – дольше, чем когда-либо.

– Не надо, – беспомощно шепчу Егору на ухо, вырываясь из объятий, но это, наверное, слишком робкие попытки.

– Что не надо? – Он касается губами моей щеки.

Какая же я глупая, господи! Его прохладные пальцы оказываются на моей шее под косичками. Так все знакомо и привычно, будто и не пропадали никуда: прикосновения, дыхание. Даже сердце замирает точно так же, как раньше.

Делаю шаг назад – он делает то же самое.

– Не надо, – велю строже, зная, что проиграла, потому что на один короткий миг, меньше секунды, он все-таки меня целует. Сухими горячими губами. Без принуждения и агрессии. С нежностью и кротостью, каких не было уже давно.

Просто прижимается и отпускает, отстранившись и облизнув пересохшие губы, смотрит мне в глаза с вызовом: ну теперь уйдешь?

Уйду.

Я разворачиваюсь и иду к тротуару, обходя лужи. Щеки горят, губы горят, и под ребрами зияет дыра от боевого снаряда, который когда-то разорвал грудную клетку.

– Простите. – Едва не сбиваю с ног соседа, который все-таки вышел на прогулку с Вячеславом, как я и предполагала.

Он ловит меня за плечи и отвечает:

– Ничего.

Поднимаю голову и впервые вижу, кто же этот таинственный незнакомец. Костров.

– Костров? – Во все глаза смотрю на одногруппника, который стоит, чуть сдвинув на переносице брови. Может, не узнает? Мы общались всего пару раз, а может, и вовсе только сидели рядом на английском.

– Здравствуй, – кивает он.

– Ты мой сосед?

– Понятия не имею.

– Но ты живешь в соседнем доме?

– Живу, – чопорно отвечает он, делает шаг назад и поднимает взгляд на деревья, из-за которых вышла я, а теперь Егор.

Тот нарочито медленно вытирает губы и поправляет волосы, потом куртку, будто только что произошло что-то большее, чем короткий поцелуй.