Его встретил облицованный мрамором, с высоким потолком холл, от которого веяло могильным холодом. Огромный, отвратительный портрет Джорджа Эймона Доуса-младшего в охотничьем облачении напомнил ему вестибюль здания Форин-оффис. Регистрационная стойка, за которой сидели седоволосые мужчины и женщины в зеленых халатах, занимала целую стену. «Сейчас они позовут меня: «Мистер Куэйл» – и скажут, что Тесса – милая-милая дама», – подумал он. Прошел в маленький торговый центр. Отделение банка «Доус Саскачеван». Почта.

Газетный киоск. «Макдоналдс», «Пицца парадиз», кафетерий «Старбак», бутик «Доус», торгующий нижним бельем, одеждой для будущих мам и халатами. Он добрался до коридоров, наполненных скрипом каталок, гудением лифтов, торопливым стуком каблучков, пиканьем телефонов. У стен сидели и стояли пациенты с озабоченными лицами. Сотрудники в зеленых халатах появлялись из одних дверей и ныряли в другие. Ни у одного на нагрудных карманах не «жужжали» золотые пчелки.

Большая доска объявлений висела рядом с дверью с табличкой «Вход только для врачей». С важным видом, заложив руки за спину, Джастин проглядывал объявления. Сиделки к детям, яхты, автомобили, спрос и предложение. Комнаты и квартиры, сдающиеся в аренду. «Доусский клуб песни», «Доусский класс изучения Библии», «Доусское общество этики», «Доусский кружок шотландских танцев». Анестезиолог разыскивал убежавшую собаку-трехлетку с длинной коричневой шерстью. «Залоговые схемы Доуса». Консультанты по регулированию налогообложения. Мемориальная часовня Доуса, готовящаяся к заупокойной мессе по доктору Марии Ковальски, просила откликнуться тех, кто знал, какую она предпочитала музыку. Списки врачей, уехавших на вызовы, находящихся в отпуске и в командировке, ведущих прием. Веселенький постер, возвещающий о том, что на этой неделе студенты-медики могли получить бесплатную пиццу от ванкуверского отделения «Карел Вита Хадсон» – «и почему бы вам не прийти на воскресный бранч от «КВХ» и просмотр фильмов в дискотеке «Хайбарн»? Просто заполните бланк приглашения, прилагаемый к пицце. Вы получите бесплатный билет, и у вас останутся незабываемые впечатления от отлично проведенного времени» . Но о докторе Лоре Эмрих, в недалеком прошлом звезде академического сообщества университета Доуса, специалиста по самым разным, устойчивым к лекарственным препаратам и не очень, штаммам туберкулеза, профессора, исследования которой спонсировались «КВХ», одной из создателей чудо-препарата «Дипракса», не говорилось ни слова. Она не уехала на вызов, не находилась в отпуске или командировке, не вела прием. Ее фамилия не значилась во внутреннем телефонном справочнике, который висел на зеленой ленте рядом с доской объявлений. Она не разыскивала собаку-трехлетку с коричневой шерстью. Какое-то отношение к ней могла иметь разве что одна открытка, прикрепленная в нижней части доски, с прискорбием извещавшая, что «по приказу ректора» намеченное заседание общества «Врачи Саскачевана за честность» не сможет состояться на территории университета Доуса. А о новом месте и времени заседания будет сообщено дополнительно.

Тело стонало от холода и боли, а потому до мотеля Джастин добрался на такси. На этот раз он повел себя умно. Позаимствовав листок из блокнота Лесли, отправил письмо через цветочный магазин, вместе с букетом роскошных роз.

«Я – английский журналист и друг Бирджит из «Tunno». Я расследую смерть Тессы Куэйл. Пожалуйста, позвоните мне в мотель «Саскачеван мен», номер восемнадцать, после семи вечера. Я рекомендую воспользоваться телефоном-автоматом, достаточно удаленным от Вашего дома.

Питер Аткинсон». «Кто я, скажу позже, – рассуждал он. – Чтобы не вспугнуть ее». Теперь оставалось договориться о времени и месте. Его «легенда» вызывала серьезные опасения, но другой у него не было. Он был Аткинсоном в немецком отеле, но это не спасло его от побоев. И обращались они к нему как к Куэйлу. Но билет из Цюриха в Торонто он брал по паспорту Аткинсона, Аткинсоном зарегистрировался в небольшом мотеле, расположенном неподалеку от железнодорожного вокзала, где, склонившись к маленькому радиоприемнику, узнал, что доктор Арнольд Блюм объявлен в международный розыск по подозрению в убийстве Тессы Куэйл. «Я верю, что Освальд действовал в одиночку, Джастин… Арнольд Блюм потерял самообладание и убил Тессу…» Вроде бы никто не приглядывал за ним, когда он садился на поезд в Виннипег, где выждал день, а потом, на другом поезде, уехал в этот маленький городок. Но он не тешил себя ложными надеждами. Самое большее, он мог обогнать их на несколько дней. Но в цивилизованной стране не скажешь, кто есть кто.

– Питер?

Джастин разом проснулся, посмотрел на часы. Девять вечера. Ручка и блокнот лежали рядом с телефоном.

– Питер слушает.

– Я – Лара , – с жалобой в голосе.

– Привет, Лара. Где мы можем встретиться? Вздох. Печальный вздох, как нельзя лучше соответствующий печальному славянскому голосу.

– Это невозможно.

– Почему?

– Около моего дома легковой автомобиль. Иногда они ставят микроавтобус. Они постоянно слушают и наблюдают. Встретиться без их ведома невозможно.

– Где вы сейчас?

– В телефонной будке, – интонации указывали на то, что она не надеялась выйти из будки живой.

– Кто-нибудь сейчас следит за вами?

– Никого не вижу. Но уже ночь. Спасибо за розы.

– Я готов встретиться с вами там, где вы скажете. В доме подруги. Если хотите, за городом.

– У вас есть автомобиль?

– Нет.

– Почему? – в голосе упрек и вызов.

– У меня нет нужных документов.

– Кто вы?

– Я же написал. Друг Бирджит. Английский журналист. О прочем мы сможем поговорить при встрече.

Она положила трубку. У него скрутило желудок, хотелось в туалет, но в ванной не было параллельного телефонного аппарата. Он терпел, сколько мог, потом поспешил в ванную. Со спущенными брюками услышал, как зазвонил телефон. Схватил трубку после третьего звонка. Услышал короткие гудки. Сел на кровать, обхватив голову руками. «Что сделали бы шпионы? Что сделал бы хитрющий Донохью? Если на другом конце провода героиня Ибсена – то же, что сейчас делаю я, может, и того хуже». Он взглянул на часы, боясь, что потерял чувство времени. Снял с руки, положил рядом с ручкой и блокнотом. Пятнадцать минут. Двадцать. Тридцать. Что с ней случилось? Взял часы, едва не вышел из себя: никак не удавалось застегнуть их на руке.