Но эти недочёты не имеют никакого отношения к «халатности» и никак не тянут на попытки сокрытия факта убийства, в чём сейчас обвиняют следствие.

Впрочем, с этими рассуждениями мы забежали несколько вперёд, а потому вернёмся к допросу Светланы Федорченко. Светлана была знакома с Жуковой по консерватории, девушки вместе проживали в общежитии в доме №96 по улице Зелёной. С Ивасюком Светлана познакомилась примерно на год раньше Татьяны, точный год в протоколе не указан, но по смыслу можно понять, что произошло это в 1972 г.

Федорченко сообщила любопытные детали об отношениях Владимира Ивасюка и Татьяны Жуковой. Связь между ними завязались когда последняя проживала ещё в общежитии консерватории, Владимир её провожал, но в общежитие никогда не входил. Татьяна никогда не ночевала в его квартире. Далее последовала любопытная ремарка в адрес родителей Владимира: «Я поняла, что родители Ивасюка были очень агрессивно настроены против брака и мать даже высказывала, что если Володя женится на Тане, то она получит инфаркт. Тани родители живут в Харькове и очень хорошо относились к Володе, иногда даже высылали ему вещи и сувениры.»

По-видимому, следователь задал какие-то вопросы, предполагавшие существование интимной связи между Ивасюком и самой Светланой Федорченко, поскольку в протоколе появились весьма неожиданные пассажи: «Мне неизвестно, дружил ли Володя с другой девушкой. Если Тани не было дома, то он не заходил к нам. Выяснял он, есть ли Таня, по телефону [так в оригинале – прим. А.Р.]. В отсутствие Тани если даже я видела Володю, то он мне не объяснялся в любви. Если бы даже такое было, то я сразу бы сказала Тане. (…) У меня есть свой парень – Рябоконь Николай С., живёт в г. Белая Церковь, учится в строительном институте. Мы с ним думаем пожениться». Как видим, Светлана напрочь отвергла любые подозрения насчёт возможности своей связи с погибшим композитором.

Может быть, свидетельница знала что-либо о предшествующих интимных подругах Владимира Ивасюка? Светлана ответила на это так: «Таня мне рассказывала, что у Володи была девушка, с которой он дружил и её любил, вернее, была его первая любовь [так в оригинале – прим. А.Р.]. Эта девушка живёт по месту его рождения и работает актрисой. Он якобы хотел жениться на этой девушке, но родители были против. Лично я от него этого не слыхала.»

Это заявление сделано с чужих слов и в принципе им можно пренебречь, но вот личные впечатления Светланы заслуживают внимания, благо Владимира она знала на протяжении нескольких лет и часто видела в неформальной обстановке. О характере Ивасюка свидетельница рассказала в таких выражениях: «О Володе я могу сказать, что он был замкнутый человек, охотно не вступал в разговор [так в оригинале, по смыслу должно быть „неохотно вступал“ – прим. А.Р.]. Бывало, что с ним говорили, а он задумывается и думает о совсем другом. В консерватории тоже не вступал в контакт. Видно было и появлялось такое чувство, что Володя какой-то одинокий. (…) Володя был человек добрый и щедрый, если были у него деньги, то он не жалел их. Бывало, что мы после занятий ходили в кафе.»

Фрагмент протокола допроса Светланы Федорченко, в котором она высказалась о характере Владимира Ивасюка: «Видно было и появлялось такое чувство, что Володя какой-то одинокий.»

Несмотря на косноязычие следователя Гнатива, мысль предельно понятна – Владимир жил своей внутренней жизнью, что внешне выражалось в его замкнутости.

Как много спиртного употреблял Ивасюк? Федорченко сообщила об этом в следующих выражениях: «Из спиртных напитков он употреблял вино „Шампанское“ и то очень мало. Ему нельзя было пить, т.к. он лечился.» А через некоторое время эта тема вновь всплыла и тогда Светлана дополнила сказанное: «Мне было известно, что когда Володя употребит спиртное, то он сильно был агрессивный и становился невменяемым и поэтому ему нельзя было пить.» Невозможно отделаться от ощущения, что эта фраза сопровождалась пояснениями, примерами и уточнениями, но следователь в силу неких соображений не пожелал их включить в протокол. Совсем проигнорировать сказанное он не мог, но ограничился лаконичной констатацией того, что нечто об «агрессивности» и «невменяемости» было сказано.

Почему Гнатив повёл себя так? Вопрос интересный и уместный, автор должен признаться, что ясного ответа не имеет, можно сказать так, что имеются лишь дискуссионные варианты. Вообще, фигура следователя в этом деле до некоторой степени удивительна, чего только стоит его неспособность связно излагать услышанное. Понятно, что советский прокурор – отнюдь не соловей русской словесности, но когда читаешь косноязычный протокол, нарисованный конкретно этим Цицероном, то испытываешь чувство крайнего неудобства, словно через лесные дебри продираешься и занозы в самый мозг себе забиваешь, честное слово, аж кровь из глаз от чтения этих эпистол! Что же касается нежелания следователя включать в протокол указания на некоторые бытовые детали и обстоятельства, то происходить это могло потому, что Гнатив знал об интересе к расследованию со стороны многих высокопоставленных лиц и предполагал проверку следственных материалов после окончания своей работы. Высокопоставленным поклонникам композитора мог не понравиться уклон в «бытовуху», поскольку определенные детали поведения в быту могли не очень хорошо характеризовать Ивасюка. А поклонники, разумеется, желали бы сохранить для истории сугубо положительный образ композитора. Посему следователь мог рассудить так: за отсутствие деталей меня могут, конечно, пожурить, но за их присутствие могут пожурить куда больше. В общем-то, здравый расчёт!

Автор не настаивает на безусловной точности своей догадки, но определенный резон так считать имеется.

Впрочем, вернёмся к протоколу допроса Федорченко. Вот несколько её слов о совместных поездках Владимира Ивасюка и Татьяны Жуковой: «Мне известно, что несколько раз Володя с Таней ездили отдыхать на юг, в частности в позапрошлом году.» Позапрошлый год – это 1977 г, т.е. тот год, когда Владимир попал в психиатрическую больницу. Стало быть, после лечения он поехал на юг именно с Таней Жуковой (поездка эта не могла состояться до того, как Владимир попал в больницу, мы это увидим из последующих материалов). Следователь не прошёл мимо вопроса о материальной обеспеченности Ивасюка, точнее, того, насколько об этом была осведомлена Федорчук. Светлана ответила так: «У него я не выясняла за его сбережения, и он о своих финансовых делах не рассказывал. Деньги Володя всегда имел при себе».

Что ж, исчерпывающе!

А как отметили последний день рождения Владимира? Мы знаем из показаний отца, что в тот день композитор был в родительском доме в Черновцах, поэтому интересно, что могла рассказать на эту тему Федорчук. Её повествование выглядело следующим образом: «Володя день рождения отмечал в этом году дома, однако после этого он как-то зашёл к нам, принёс бутылку „шампанского“ и мы вместе с ним, а также была Таня и Басистюк Оля [на её квартире Федорчук и Жукова прожили год до того, как переехали к Заславской – прим. А.Р.] распили это вино. Таня подарила ему хрустальную вазу. На дне рождения была ещё одна девушка из Запорожья, которую я знаю, и она иногда приезжает в г. Львов, звать её Таня, она педагог.»

Что ж, как видим налицо полное соответствие показаниям родителей композитора.

Что привлекает внимание в показаниях Светланы далее? Вот её весьма выразительный пересказ разговора, состоявшегося с Жуковой после исчезновения Владимира: «Когда Володя исчез, то мне Таня говорила, что он ей когда-то рассказывал, что если он захочет покончить с собой, то он просто исчезнет, а к чему он это говорил, я не выясняла у Тани».

Фрагмент той части протокола допроса, в которой Светлана Федорченко пересказывает свой разговор с Жуковой после исчезновения Ивасюка.