Правила и законы, выработанные обществом, и записанные в кодексах, есть становой хребет цивилизации, и то, что отделяет нас от дикости и варварства зари человечества.
Канцлер Никифор Белобородько
На этот раз полёт случился совсем коротким и относительно приятным. Тряхануло всего пару раз, и в итоге Соколов выпал из портала крепко ткнувшись ногами в песок, но удержавшись на ногах. Тела женщин лежали рядом, и судя по всему, путешествие они не пережили, добавив к имеющемуся трупу ещё два. А дело заключалось в неудачном приземлении связанных женщин, когда они остановили полёт собственными головами. Одна свернула шею, а другая воткнулась головой в песок, и судя по конвульсиям уже отходила. Откачивать её, Владимир посчитал лишним, цепко оглядываясь по сторонам.
Он оказался в центре большой площадки, примерно полусотни метров в диаметре, внутри пентаграммы, образованной силовыми стенами, в виде пятиконечной звезды, с линиями внутри. Таким образом Владимир оказался заключён в пятигранном столбе, от которого отходили пять углов — лучей, внутри которых в положении сидя на пятках, находились пять совершено обнажённых женщин, с гипертрофированно развитыми фигурами. Широченные бёдра, очень узкая талия и огромная грудь, словно два футбольных мяча.
Пентаграмма располагалась, в огромной природной чаше, заполненной толпой обнажённых женщин всех возрастов. Сколько человек находилось вокруг, было не сосчитать, но Соколов оценил их количество примерно в две — три тысячи.
— Сёстры, сегодня у нас особый гость. — Раздался над собравшимися громкий и мощный голос. — В «Ловушке Аларины» настоящий похотливый козёл, убивший трёх наших сестёр, и смерть его станет настоящим путешествием боли. Пять высших ведьм в пентаграмме, обрушат на нашего пленника такую вязь узоров, что он будет корчиться от боли и желания, по капле отдавая свою силу. И для начала, эта тварь, сама разденется ослеплённая похотью и вожделением.
Ведьмы сидевшие по углам пентаграммы подняли руки, и на голову Соколова обрушился ментальный удар, который должен был смять его центры торможения, но Владимир, опустошённый тремя подругами досуха, и умевший держать себя в руках как никто другой, лишь усмехнулся. Сексуальное желание, едва возникнув в голове, пару секунд потрепыхалось и утухло, оставив после себя накатывающую волну злости, ко всему ведьмачьему стаду.
— Вы же уродливые, вонючие животные. Какое чувство к вам может возникнуть кроме чувства жалости? — Громко произнёс Владимир, с удовольствием наблюдая как перекашиваются злобой лица ведьм в пентаграмме и за её границами. — Да на вас даже у крокодила не встанет, хотя он, судя по виду, ваш прямой родственник. Или бегемот? Что-то я запутался в вашей родословной.
— Какой болтливый мальчик. — Одна из ведьм встала и подошла к разделявшему их барьеру. Посмотри, как тяжела моя грудь… она так упруга…
— А я вовсе не любитель крупных форм. — Владимир развёл руками.
— А так. — Ведьма крутанулась словно волчок, и когда остановилась, перед Соколовым стояла совсем юная девчонка лет шестнадцати.
— Уже лучше, но знаешь, что меня возбудит по-настоящему? — Он улыбнулся. — Зрелище как ты сдохнешь.
В ответ ведьма ощерилась, показав нечеловеческие клыки, и плотно прижалась к энергобарьеру, чего Владимир и ждал. Энергетический щит вовсе не являлся неподвижной монолитной стеной, а скорее тонкой, но чрезвычайно плотной преградой, способной двигаться, пусть и немного. И в эту преграду со всей возможной силой, влив в удар большое количество энергии, врезался кулак мастера боевых искусств. Энергостена дёрнулась буквально на пару сантиметров, но с такой скоростью, что внутренности и часть позвоночника женщины мгновенно превратились в кисель, а сама она умерла, несмотря на легендарную живучесть ведьм. Но тело не упало на песок, а на секунду зависнув, превратилось в искристый вихрь, без малейших затруднений просочился сквозь преграду, влетев в тело Соколова, и сразу растворился в нём, породив странную волну ощущения могущества и силы.
Он повернулся к другой ведьме, и уже не сомневаясь, метнул от груди, «вздох огня», напитав его силой, ухнув в узор весь свой резерв.
Ярко светящийся диск плазмы, прошил защитный барьер словно бумажный, в секунду испепелив вторую ведьму.
Второй вихрь впитывался чуть дольше, но и ощущения стали куда ярче. Словно гигант, он возвышался над толпой, и Владимиру стоило немалых сил усмирить ощущение собственной божественности.
— Фух. — Егерь помотал головой приходя в себя. — Ни хрена себе приходы. А их ещё три штуки… — Он повернулся к следующей ведьме, которая тоже успела обратиться в девочку, только уже не шестнадцатилетнюю, а лет десяти максимум. И теперь эта девочка испуганно жалась к дальней стенке барьера, и молотя в него кулачками, словно призывая выпустить её.
Но на Соколова это не оказало ни малейшего влияния. Организм уже впитал энергию из накопителей в карманах. На этот раз егерь пробил щит узким и острым словно острие шила узором «Энергокопья», и третья ведьма, превратившись в смерч искристых крупинок впиталась в тело Владимира.
На этот раз его сплющило совсем серьёзно, и минут пять он сражался с собственной крутизной, замешанной на сдвиги в сознании. К счастью, он в своё время проходил тренинг противостояния допросным препаратам, а там случались жидкости с куда более серьёзными эффектами, чем ощущение собственной божественности.
Поэтому повалявшись на песке, Владимир встал, и не подходя к барьеру, смял плоть четвёртой ведьмы, поймав её посмертный вздох, словно в ловушку, и втягивая его тонкой струйкой. Это как ни странно помогло, и четвёртая порция, ухнула без особых проблем.
Владимир какое-то время дышал, разгоняя энергию по телу, приводя разум в состояние прозрачной ясности и зеркала, в котором отражалась реальность, открывая сияние атмана — истинного разума. И в этом отражении, всё лишалось эмоциональной окраски, приобретая рациональность и стройность логической структуры. Даже не оборачиваясь в сторону последней ведьмы, Владимир вскинул руку, посылая «забвение», которым обычно усыпляли больных перед операцией, но в этот раз простой и ломовой узор оказался насыщен таким количеством силы, что энергостена осыпалась быстро тающими осколками, а ведьма мгновенно превратилась в пыль, которая какое-то время сохранила очертания её фигуры, чтобы через мгновение впитаться в Соколова.
Стены «Ловушки Аларины» с лёгким звоном опали, и стали быстро таять словно лёд на раскалённом асфальте, а Владимир сидел, поджав ноги, с полуприкрытыми глазами, тем не менее видя все вокруг на многие десятки километров. И толпу женщин, замершую в страхе, так, что ни пошевелить пальцем, и летевшую прочь, противозенитным зигзагом Верховную Ведьму, и клетки с мужчинами, приготовленными для оргии и последующего ритуального жертвоприношения. Сейчас он мог впитать все их силы одним движением, но лишь вздохнул.
— Праздник закрыт, бабоньки. — Владимир открыл глаза, зная, что его видят и слышат все собравшиеся на шабаш. — Идите по домам. Научитесь любить ваших мужчин, или бросайте их и ищите других. Каждому в этом мире дарована любовь. Просто не все нашли её.
Такая огромная толпа не могла разойтись мгновенно. Женщины отходили в сторону, искали свою одежду, одевались и только после этого уходили. Кто к оставленным неподалёку машинам, кто к автобусам, а кто и улетал, оседлав метлу, как традиционное средство фокусировки антиграв-потока.
Через полчаса, когда скрылась последняя из дам. Владимир подошёл к огромным стальным клеткам, в которых сидело и стояло не менее пяти сотен мужчин, и стал руками срывать тяжёлые замки, освобождая людей.
— Тебя как звать, — широкоплечий высокий мужчина с седыми волосами, забранными в хвостик, одетый в изрядно помятый роскошный чёрный костюм, подошёл к Владимиру. И было в нём что-то такое, от чего Владимир сразу подобрался.
— Полковой есаул Соколов.
— За мной должок, полковой есаул. — Мужичина кивнул. — Род Горячевых добро помнит.
