Той же ночью новость о кощунственном убийстве архиепископа Джеффрэя облетела Валорет, выпорхнула за городские ворота и пошла гулять по Гвинедду. В ней почти ничего не осталось от истины, солдаты герцога Эвана, выручившие гвардейцев и разогнавшие смутьянов, в большинстве были уверены, что одержали победу над дерини, Джебедия молва превратила в тайного зачинщика мятежа, а кое-кто поговаривал, что именно он сразил архиепископа. Войска не помогали горожанам в их охоте на дерини, но и не пытались остановить ее. В тот день более пятидесяти было убито, причем не все были дерини, многих просто обвиняли в этом. Несколько дерини были захвачены и повешены «из самозащиты» прежде, чем Эван вмешался и остановил убийц.

Единственной доброй новостью того дня было, то, что барон Рун вышел из себя и снял почти половину валоретского гарнизона с учений, чтобы охладить пыл наиболее ретивых и агрессивных по отношению к дерини, иначе даже Эван со своими людьми мог не справиться. Введением комендантского часа удалось восстановить порядок после наступления темноты, но прежде чем страсти улеглись, прошло еще несколько дней.

Камбер и другие члены Совета, разумеется, узнали о смерти Джеффрэя сразу же, как только она наступила, а детали стали известны, когда Джебедия, воспользовавшись Порталом в Шииле, вместе с Рисом и Эвайн прибыл в киилль. Предстояло решать, как быть и что делать дальше. Двое близких им людей уже пали жертвами слепой ярости, бесцельной, обращенной сразу против всех и вдруг полыхнувшей неожиданной силой.

О валоретской смуте скоро узнали и в Ремуте. Герцог Эван приказал одному из своих деринийских агентов отослать гонца через Портал. Ремутский двор получил известие как раз в конце ужина. Гонец докладывал коротко и испуганно: регенты, король и принцы ловили его слова с жадностью, у каждого был к этому особый повод. Мальчики приняли известие с неподдельным ужасом и горем, все они любили архиепископа Джеффрэя, в особенности Джаван. Регенты притворно сожалели о потере члена Регентского совета. Хуберт даже прочитал молитву за упокой его деринийской души. Однако скоро на смену благочестивым речам пришла оживленная беседа о возможных претендентах на высокие посты покойного.

На целый час Джаван и Рис Майкл были забыты – регенты перебирали имена всех епископов Гвинедда. На Элроя тоже не обращали никакого внимания, если бы не имели намерения заручиться поддержкой короля в выборе кандидата, которого они в конце концов представят епископскому синоду. Нового главу церкви избирали особы духовного звания, но предлагал достойнейшего король или Регентский совет. Только когда выбор удалось сузить и Хуберт остался единственным приемлемым кандидатом, регенты снова удостоили вниманием молодого короля. Используя все свое влияние, они очень скоро убедили его, что избрание Хуберта, более всего соответствует интересам королевства, и потребовали от мальчика обещания подписать официальную рекомендацию, как только документ будет подготовлен.

Далее было решено, что двор как можно скорее должен перебраться обратно в Валорет, чтобы регенты могли проследить за выборами. Условия жизни там были куда более приемлемы – Ремутский замок так и не приобрел роскоши, которую любили регенты. Поэтому зимой в Валорете будет много удобнее, а особенно хороши будут там рождественские праздники.

В приподнятом расположении духа регенты призвали мажордомов и гофмейстеров, чтобы сделать необходимые распоряжения по сборам к переезду. Тихий уход Джавана и Тависа остался незамеченным. К этому времени Рис Майкл уже заснул в своем кресле, так что Тавис взял на руки посапывавшего принца и следом за Джаваном вышел из холла. Что же до Элроя, то он ничего не мог, поделать. Ему не разрешат идти спать до тех пор, пока королевская подпись не скрепит все необходимые документы.

Однако Джаван только изображал усталость, Тавис заметил это, когда они поднимались по винтовой лестнице на предпоследний этаж, где располагались апартаменты мальчиков. Уложив Риса Майкла в постель, Тавис вошел в комнату Джавана и застал его сидящим с единственной свечой у окна.

Джаван не противился, когда Тавис завернул его в меховой плащ, укрывая от холода, сквозившего в оконные щели. Мальчик молча грел замерзшие пальцы над пламенем свечи. Он весь был в своем горе. Тавис накинул плащ и опустился на подушку напротив принца. Он хотел было коснуться лба мальчика, чтобы снять исходившее от него напряжение, но Джаван не позволил, покачав головой, и еще больше замкнулся в себе.

– Пожалуйста, не надо, – пробормотал он, плотнее заворачиваясь в плащ. – Больно – я хочу, чтобы так было. Мне не избежать того, что я должен тебе рассказать.

– О чем ты говоришь?

Мальчик вздохнул.

– Тавис, я не хочу, чтобы епископа Хуберта избрали архиепископом.

– Я безоговорочно с тобой согласен, – сказал Тавис. – Но почему ты не хочешь его избрания?

– Потому что он.., лжет, – прошептал Джаван, полуоборачиваясь к окну, отражавшему пламя свечи. – Лгать некрасиво. Ты слышал обсуждение кандидатов в архиепископы. Я даже не знаю большинства из них, но я знаю, что Хуберт лгал, чтобы продвинуть самого себя. Служитель Бога никогда не должен делать такого, Тавис.

Долгую минуту Тавис смотрел на профиль принца, потом опустил глаза, почти боясь высказать вслух свое подозрение.

– Джаван, мне показалось, что ты не столько обеспокоен ложью Хуберта, сколько тем, что ты узнал об этом. – Джаван кивнул. – Ты ищешь способ сказать, что ты.., не понимаешь, как ты узнал.

Джаван беспомощно кивнул.

– Я замечаю это за собой уже несколько недель. Как будто я слышу его настоящий голос, но он противоречит тому, что Хуберт говорит вслух; С другими происходит так же.

– Считывание мыслей, – выговорил Тавис еле слышно.

– Что?

Тавис вздохнул и положил руку на плечо мальчика.

– Это похоже на считывание мыслей, мой принц. Это.., еще одна способность дерини.

– О, Боже! – Джаван закрыл лицо руками, но потом снова поднял голову. – Это как защиты?

– Отчасти. Но эффект обратный. И более выгодно. Значительно более выгодно.

– Но это работает не всегда! – слабо возразил Джаван.

– Зато, готов поспорить, на это стоит положиться. Джаван неохотно кивнул, а Тавис вздохнул и с раздражением хлопнул себя ладонью по бедру.

– О, Боже, я бы все отдал за то, чтобы узнать, что случилось с тобой в ночь смерти твоего отца, – прошептал он. – Здесь должна быть связь! – Он снова вздохнул и положил руку на руку Джавана.

– Они с тобой что-то сделали, Джаван. Я все больше и больше убеждаюсь в этом, хотя нам не удалось узнать ничего. Это было нечто странное, секретное, мистическое и… – Он сжал руку мальчика и отпустил ее. – И у меня нет ни малейшего представления, что это было. Ты развиваешь некие умственные способности, но не должен. Это почти так, как если бы ты был дерини.

Джаван вздрогнул, стиснул руку, уперев большие пальцы друг в друга, и внимательно изучал их, прежде чем снова взглянуть на Тависа.

– Ты помнишь, после смерти Дэвина мы разговаривали о Рисе, и ты сказал, что вы с ним оба Целители и что, возможно, удастся заставить его говорить его же собственными методами?

– Я помню.

– Я просто Подумал, а почему бы ему не наведаться в Валорет, раз епископ Алистер будет заседать в синоде. Ты знаешь, они с леди Эвайн живут в Шииле. Это недалеко. Епископу Алистеру может понадобиться Целитель, ведь он становится старым. И если Рис приедет, в Валорет, может быть, мы пригласим его навестить нас? Тавис поднял бровь.

– Просто навестить нас, мой принц?

– Не совсем, – Джаван посмотрел на пламя свечи. – Это ведь обычная вежливость – предложить человеку чего-нибудь освежающего, когда он заехал в гости, особенно когда на улице холодно и он долгое время провел в седле. А если в напиток подсыпать какой-нибудь порошок…