— Васенька, а харечка у тебя не треснет? — вежливым голосом поинтересовалась у Василия супруга. — Мне титана на авиацию едва хватает…

— Но сейчас же в Яреге новый титановый завод работать начал, неужели ты с мужем излишками не поделишься?

— Не поделюсь. Танки делаются сугубо из стали! Тем более, что наши новые сплавы уже чуть ли не втрое прочнее той брони, что на КВ и Т-34 идет, а по цене титану настолько уступает…

— Вась, — тихо высказала свое мнение Оля, — если ты машину изначально под титан проектировал, то ты поступил очень плохо. Времени потратил дофига с нулевым выхлопом, а у нас, между прочим, все же война идет.

— Ну… я все же не полный дебил, в Арзамасе завод заточен на стальные «бардаки». А титановые — это я так, в качестве эксперимента сделал. Причем эксперимент вышел удачным: на испытаниях немецкая колотушка броню не пробивает ни в лоб, ни в борт. Я эти «бардаки» командующим фронтов передам, тому же Толбухину например. А то знаю я, как некоторые генералы на передовую рвутся, Гражданскую забыть не могут…

Двадцать второго сентября рано утром Гуля прилетела в Москву и провела «мастер-класс» в «Московском коммунистическом военном госпитале». Ну, сам «мастер-класс» она провела «попутно», узнав, что в госпитале нескольким солдатам требуются операции, в исходе которых военные врачи были, мягко говоря, не уверены — а главной целью ее визита в госпиталь было обучения работы врачей с доставленной туда из Боровичей камерой для гипербарической оксигенации. Такие же уже были в Боровичах и в Минском военном госпитале, и они уже показали высочайшую эффективность в борьбе с гангреной и при тяжелых ранениях, сопровождаемых сильной кровопотерей. Но использовать камеру требовалось с большой осторожностью, да и просто навыки работы с ней вряд ли передаются через формальные документы, так что Гуля решила московским врачам все показать наглядно и на примерах.

А после завершения своей программы она «зацепилась языками» с Николаем Ниловичем:

— Вы, я гляжу, достигли многого в травматической медицине, — заметил пожилой доктор, — я наблюдал за вашими операциями, и у меня сложилось впечатление, что вы подобные уже неоднократно делали. Позвольте поинтересоваться, где вы приобрели свой опыт?

— На войне приобрела, но не на этой. Далее распространяться не буду.

— Понятно… — Николай Нилович о должности внезапной гостьи знал давно. — Тогда позвольте другой вопрос, сугубо практический: врачам у нас в госпитале довольно часто приходится встречаться с пациентами… скажем, не совсем нормальными…

— На войне каждое ранение уникально.

— Не так выразился, и я не про раненых, а про больных. Попадаются командиры, в высоких чинах, не желающие выполнять распоряжения врачей, пытающиеся распоряжаться персоналом, даже оскорбляющие медицинских работников и так далее. У вас в Боровичах госпиталь тоже ведь немаленький, терапевтические и инфекционные больные наверняка к вам попадают, и мне интересно, как вы с подобными… персонажами справляетесь?

— Ну как… если кто дисциплину нарушает, то выводим на задний двор и расстреливаем. Шучу. У нас подобным типам выпендриваться не удается: в госпитале даже санитарки носят звания как минимум сержантов НКГБ, а врачей со званием ниже капитана НКГБ просто нет: по окончании обучения в нашей военно-медицинской академии звание капитана НКГБ присваивается автоматически.

— Да, у вас эта проблема, я вижу, даже возникнуть не может, а вот простые полевые хирурги…

— Я просто раньше о такой проблеме не слышала, но вы правы: надо ее решать, и решать срочно. Разрешите телефоном воспользоваться? Николай Нилович, у вас на ближайшие два часа никаких важных дел не намечено?

— На сегодня нет, я завтра с утра собираюсь вылететь в Полтаву, но, думаю, собраться успею.

— Вот и хорошо, — Гуля набрала номер, что-то пробормотала в трубку, очевидно ожидая соединения с абонентом, и, наконец, дождавшись ответа, поинтересовалась:

— Александр Николаевич, это Гюльчатай Сухова. Я тут с Николаем Ниловичем хотела бы подъехать, обсудить кое-то… очень срочно. Что? Ну, как раз в тему получается, вы скажите, что мы где-то через полчаса подъедем.

Положив трубку, Гуля глубоко вздохнула, медленно выдохнула и, повернувшись к пожилому доктору, сказала:

— Поехали, сейчас мы эту проблему решим. Именно сегодня решим, потому что это действительно важно.

Спустя все же сорок минут несколько ошалевший Николай Нилович вошел в приемную, где Александр Николаевич, увидев новых посетителей, встал, сказал подождать минутку и скрылся за дверью. А через несколько секунд вышел обратно и приглашающее махнул рукой:

— Заходите, вас ждут.

В кабинете сидело человек десять, и каждого Николай Нилович если лично и не знал, то видел неоднократно. И когда все они уставились на доктора, он почувствовал себя несколько неудобно — но неудобство это мгновенно прошло сразу после того, как товарищ Сухова озвучила цель визита:

— Иосиф Виссарионович, товарищи, тут Николай Нилович озвучил действительно очень серьезную проблему, касающуюся, причем непосредственно касающуюся, обороноспособности страны. Отдельные командиры — не будем называть фамилии, поскольку тогда я неделю их зачитывать буду — сплошь и рядом не подчиняются военным медиками и даже позволяют неуважительно с ними обращаться. Это я так вежливо хамство красных командиров называю, исключительно чтобы без матерщины обойтись. В результате врачи, подвергнутые оскорблениям и унижениям, оказываются не в состоянии спокойно заниматься своим делом по излечению раненых бойцов, что приводит — реально приводит — к дополнительным санитарным потерям и снижает моральное состояние бойцов.

— И что вы предлагаете? Направить в госпитали специальных надзирателей? — Сталин был явно недоволен, что совещание Ставки отвлеклось на какую-то мелкую проблему.

— Нет. Я считаю, что необходимо присвоить всем военным медикам персональные звания, причем старшинство званий врачей установить такое же, как и для командиров НКГБ. Этого будет достаточно для того, чтобы немедленно и навсегда прекратить творящийся в госпиталях бардак.

— Я думаю, что поднятая Гюльчатай Халматовной проблема действительно важна, — высказал свое мнение Шапошников, — и решение она предлагает достаточно простое, к тому же действенное. Я-то вот подчиняюсь равному мне по званию врачу, но формально подчиняюсь лишь по вашей просьбе, — он повернулся к Сталину, — а другие могут и взбрыкнуть. А если принять предложение товарища Суховой, то ей — как и Николаю Ниловичу без сомнений — звание нужно присвоить не иначе как генерал-полковников.

— Кто-то имеет другое мнение? — слегка улыбнувшись, обратился Сталин к остальным сидящим за столом. — Другого мнения нет, значит, сегодня же принимаем постановление в соответствии с предложением Гюльчатай Халматовны. Исключительно чтобы товарищ Шапошников более не переживал, что он подчиняется младшей по званию, — тут уже Иосиф Виссарионович улыбку скрывать не стал. — У вас все? — он повернулся к Гуле.

— Всё, товарищ Сталин. Мы можем идти?

— А если генерал-полковник, то как нам быть с маршалами? — недоуменно поинтересовался Бурденко.

— Идемте, Николай Нилович, не будем мешать людям заниматься секретными делами. А звания НКГБ на две позиции выше армейских, так что маршалы вам первые честь отдавать теперь обязаны, — и после этих слов Гули в кабинете все присутствующие, включая Сталина, откровенно заржали.

— Вот ведь неугомонная женщина, — заметил, после того как за Гулей и Бурденко закрылась дверь, Василевский.

— Неугомонная, и благодаря ей у нас санитарные потери составляют менее десяти процентов, а умирает в госпиталях вообще около трех процентов, — заметил Шапошникгов.

— Это так, мы все ей должны в ножки кланяться, — продолжил высказывание Сталин, — и первыми ей честь отдавать будет уже нашим делом чести. Мне Рокоссовский, кажется, говорил, что на Белорусском фронте солдаты убеждены: если операцию делает Сухова, то раненый наверняка выживет, а она до десяти операций в день делает в Минском госпитале. Уже почти тысячу бойцов спасла, которых мы на смерть посылали…