Ветер наверху усилился, задул порывами, раскачал сверх обычного верхушки деревьев. На той стороне поляны упал с веток снег. Упал, рассыпался в полете, припорошил наст.

- Кар-р-р! – раздалось где-то над головой.

Вот же зараза! Ворона будто специально внимание привлекает. Опа-на! В десяти метрах впереди шевельнулся снежный бугорок и поднялся камуфлированный белый шлем с зеркальными очками на верхние полморды. А нижние полморды закрывает такой же белый подшлемник, весь заросший куржаком. Андрей вжался в снег – не дай Бог заметит супостат. На десяти метрах немецкий автоматик куда как сподручнее.

- Кар-р-р! – снова раздалось сверху. И под тяжелое хлопанье крыльев с дерева сорвался здоровенный сугроб и накрыл Андрея точно с головой. Вот, млин! С одной стороны – хорошо, не заметят, а с другой – и он сам теперь выведен из строя. Сколько еще придется лежать прежде, чем можно будет начать проковыривать себе глазок. Опять же, десять метров… пистолетная дистанция! А за пазухой лежит отобранная у пулеметчика «беретта», такая же, как его собственная, оставшаяся где-то в башне. Вроде, броника у пленного не заметили. Да хоть бы он и был, пуля в упор даже если и не пробьет, то потроха отшибет напрочь. По крайней мере, минут десять воевать ворог точно не сможет. Андрей выждал минут десять и начал осторожно шевелиться. Сперва понемногу расчистил себе обзор. Присмотрелся – лежит гад ползучий на том же месте. Если начать стрелять, его тушка послужит защитой и от пули, и от взгляда. Второму поневоле придется подниматься. Вот тут-то молодые соколы и примут вражину в два ствола.

Он осторожно, медленно-медленно, чтобы не ворохнуть нападавший сверху снег, сунул правую руку за пазуху. Патрон в стволе, теперь взвести курок, сразу, под шубой, пряча щелчок. Скинуть флажок предохранителя. И, осторожно вынув оружие, направить его на врага, утвердить по возможности локти. Щелчок гарнитуры – мол, внимание. Ответный щелчок – мол, готовы. А потом все случилось меньше, чем за секунду.

Бах! Бах! Бах! – три выстрела подряд. Ближний только дернулся, и замер. На другой стороне поляны взметнулся снег, и тут же Андрей туда, в середину появившегося белого пятна отстрелял:

Бах! Бах! Бах!

И едва ли не раньше того от снегоходов наперебой:

Тыдыщ! Тыдыщ! Поднявшуюся было фигуру швырнуло обратно, в тот сугроб, откуда она выскочила.

Вставал Бородулин тяжело. Тело затекло, суставы без движения, казалось, примерзли. Пришлось сперва убрать пистолет обратно за пазуху, потом встать на четыре кости, подхватить карабин и только потом подняться и с хрустом и стоном распрямиться во весь рост. За это время молодежь успела подскочить со своей лежки, проконтролировать тела и начать обдирать их по полной программе. И пофиг на кровь и на дырки, уж больно хороша одёжка у натовцев. А так оставишь – звери придут, попортят – пропадет вещь за просто так.

- Третий, ответь первому.

- Третий в канале.

Даже в рации со всеми хрипами и гундосью слышно облегчение в голосе.

- У нас все в порядке, задача выполнена, возвращаемся.

- Понял, ждем.

- Как у вас?

- Нашли лейтенанта, жив, откапываем.

- Добро, конец связи.

Фу-у, обошлось.

- Ну что, пионеры, все собрали? Все уложили? Тогда по коням.

Плохо, когда любимая женщина еще и дежурная поста связи. Бородулин не успел выехать в Форт-Росс, а она уже все знала. И ведь никак это дело не обойти – ей по службе положено. Одно радует – девочка умная, все поймет, хотя без слез не обойдется. Собственно, женских слез уже пролилось немеряно – когда притащили назад, в Баязет, лейтенанта. Вообще говоря, ему тоже повезло. Ничуть не меньше, чем самому Андрею. На него рухнула стена башни, и каким-то чудом несколько балок упали «домиком», закрыв его от остальных камней. Пострадали только ноги, да и то не сильно. Кости не расплющило, не растерло в порошок тоннами камня, а аккуратно сломило в нескольких местах. Пару месяцев на койке, потом столько же на костылях – и будет как новенький. Уже к вечеру из Форта принесся на «москвичке» доктор, сложил все кости, как полагается, проткнул ногу спицами аппарата Елизарова и прописал жесточайший постельный режим.

Пацаны вернулись героями. Им, помимо трофейного короткоствола, выдали в награду двойную наркомовскую норму на каждое лицо. Теперь они шумно праздновали победу, описывая в красках свою героическую борьбу с пришлецами. А Черемисин страдал и глотал слюнки, ибо ему было рекомендовано воздержание от алкоголя, а жена взялась лично проконтролировать соблюдение всех лечебных процедур.

Самому Бородулину лежание в снегу и беготня босиком даром не прошли. Уже к вечеру у него поднялась температура, прорезался кашель, насморк – в общем, все симптомы сильной простуды. Вот только особо залеживаться в постели было нельзя – нужно было возвращаться к поставкам, к делам, к друзьям, к своей женщине.

Из добытых трофеев Андрей увез с собой только винтовки. Коля Мазурин их затюнингует, пристреляет, можно будет даже парочку корякам продать. А парочку и обратно в Баязет вернуть. Повёз и пленника. Остальное, включая снегоходы, оставил Корневу. Пусть у него тоже запас будет. Ну а Корнев, понятно, не возражал.

Встречать шишигу вышло, наверное, все население крепости – кроме, само собой разумеется, двоих человек. Господин Даган сидел, что называется, на подвале, а жертва его обаяния – под домашним арестом.

Едва машина остановилась, как Михайленко тут же подскочил, забрал свою «посылку» и увлек ее в мрачные кровавые подвалы контрразведки. Сержант кликнул пару бойцов и лично сопроводил свою прелесть, ящики с винтовками, до оружейки. А Бородулин, чихающий и кашляющий, с покрасневшим носом, обмотанный колючим шарфом был увлечен Светланой в свои апартаменты. В общем, каждый получил свою долю.

Когда женские горячие слезы и не менее горячие поцелуи слегка прекратились, а Андрей был переодет в домашнее, усажен в кресло у камина, накормлен вкусностями, напоен чаем с малиновым листом и свежими плюшками, Света заперла двери на засов и хитро улыбнулась:

- Андрюша, я знаю один народный способ лечения простуды и намерена к тебе его применить. Но это лекарство нужно принимать непременно в кровати.

- Ну пойдем, - улыбнулся Бородулин, - будешь меня лечить.

Но не успел он подняться, как в дверь заколотили.

- Андрей Владимирыч, Андрей Владимирыч!

На лице Светы нарисовалась такая досада, что ни в сказке сказать, ни вслух произнести. Но куда деваться – она отперла дверь. В комнату ворвалась – иначе не сказать – дежурная радистка. Глаза, шальные, круглые, огромные – что те мельничные колеса. Ворвалась и выпалила взахлеб:

- Андрей Владимирыч! Там… Там… Идите скорее!

Андрей пожал плечами, бросил виноватый взгляд на Свету, выбрался из кресла и поплелся следом за дежурной… Леной? Точно. В дежурке уже набилось народу – не протолкнуться. И стар, и млад – все собрались. Но едва появился Бородулин, сразу расступились, давая ему место.

- Сейчас! Сейчас – посыпались со всех сторон шепотки.

Леночка пробилась к аппаратуре, переключила звук на громкую связь, и в маленьком помещении зазвучали песни. Русские, хорошие, знакомые.

- И что? – спросил Андрей, не вполне понимая причину ажиотажа.

- Андрей Владимирович, это сейчас поймали! По радио! И это не Баязет, я уже спросила. Они тоже слушают, и тоже все офигели.

Ох ты ж е-мое! Русские песни – это… еще один русский анклав?

Додумать мысль Бородулин не успел. Музыка кончилась и зазвучал приятный женский голос:

- Внимание! Говорит замок «Россия»!

Эпилог

- Леночка? Привет, дорогая! Запиши сообщение для Бородулина. Готова? Пиши: у коряков революция, Ивкавава свергли, и нынче приехала депутация, трое охотников – договариваться о присоединении к анклаву.

- Андрей, это Ильяс. Мы вчера туркам отвезли тушку их бывшего начальника, а сегодня они сами явились. Решили окончательно мириться, согласились на электростанцию, на все твои предложения. И за помидоры свои начали тереть, копейки выкруживать.