— Он просто сказал нам, что тебя выписали, а мы решили проведать, — Кара пожимает плечами, снимая туфли на высокой шпильке и надевая тапочки с ушками зайца. — Ты злишься на нас?

— Кара! — выкрикивает Мэттью, пока тоже избавляется от кед. — Мы не за этим пришли.

— А для чего же тогда? — Тина не оглядывается, проходя на кухню и включая чайник. — Разве вы не хотите узнать, ненавижу ли я вас за вынужденное вранье?

Тина открывает верхний шкафчик, достает три стакана с изображениями супергероев, пока Мэттью и Кара присаживаются за обеденный стол. Чайник практически закипел, а Тина практически довела своих друзей до холодной дрожи в онемевших пальцах. Она не делает это нарочно, ведь поведение продиктовали им обстоятельства, ну и Джон приложил свою отцовскую руку. Просто Тина немного устала, у неё кружится голова, а еще нужно принять душ и выпить гору таблеток. Тина не злится на них, она злится на себя.

— А ты ненавидишь? — осторожно спрашивает Мэттью, нервно постукивая пальцами по деревянному столу. — Слушай, мы были вынуждены…

— Мэттью, — она слишком резко поворачивается к другу, снося со столешницы свой любимый стакан с Капитаном Америка. — Блядь, — выругивается громко и четко, — я ждала его доставку два гребаных месяца!

Кара чуть привстает со стула, разглядывая осколки на кафельном полу и досадно поджимая губы. Кажется, её вообще не тревожит этот разговор, просто она уверена, что его необходимо начать и как можно быстрее закончить, чтобы расставить всё по своим местам.

— Знаешь, за что я буду действительно ненавидеть тебя, Мэттью? — Тина скрещивает руки на груди. — За то, что ты посмел допустить мысль о подобной реакции на ложь, к которой я же вас и подтолкнула. Неужели ты мог так подумать?

— Вовсе нет, — оправдывается Мэттью, поднимая вверх ладони.

— Вовсе да, — Кара усмехается, закидывая ногу на ногу. — Он думал, что ты перестанешь с нами общаться.

— Это глупо. Я уже сказала, что ваше вранье про Ноа — полностью моя вина. Закрыли на этом тему.

Тина опускается на корточки, упираясь рукою в пол и пережидая небольшое головокружение, а Мэттью моментально подрывается с места, чтобы помочь.

— Ты в порядке? Где болит? — он кладет ладонь на плечо Тины, пытаясь найти физическую боль, которой по сути нет.

— Это просто головокружение, — качает головой Тина, улыбаясь вполне бодро. — Если хочешь помочь, то достань совок и щетку в крайнем левом ящике у холодильника.

Мэттью выполняет просьбу, собирая осколки самостоятельно, не давая Тине даже прикоснуться к острым краям разбитого стакана. Тина хочет рассмеяться от такой чрезмерной заботы, но понимает, что как раз этой самой заботы сейчас очень не хватает. И друзей. Тине просто жизненно необходимы друзья.

А еще необходим Ноа, который не спешит покидать мысли, но это уже совсем другая история.

— Мне нужно в душ, — Тина поднимается, помогает Мэттью выбросить мусор и забирает из его рук совок и щетку, убирая их на положенное место. — Дождетесь?

Вопрос, похожий на мольбу.

— Мы будем здесь столько, сколько пожелаешь, — Кара улыбается, показывая ослепительные ямочки на румяных щеках. От этого вида у Тины теплеет в груди, словно кто-то нежно накрывает замерзшее тело мягким пуховым одеялом. — Иди, а я пока налью нам чай.

Тина кивает несколько раз, словно соглашаясь и с ней, и с собственными мыслями. Выходит из кухни, оставляя Мэттью и Кару за хозяев, а сама поднимается на второй этаж, в свою комнату, чтобы захватить чистую одежду и полотенце. Она чувствует себя как никогда грязной. Тине хочется шоркать свою кожу до красных разводов, потому что всё случившееся с ней за последний месяц осело на поверхности как металлическая свинцовая пыль. Отравляющая, жгучая, до жути неприятная.

Два дня. Нужно вытерпеть всего два дня, а потом решится вопрос жизни и смерти. Осталось дождаться судебного процесса, чтобы просто поддержать решение отца, хоть Тина и сама виновата в таком повороте событий, и потом всё закончится.

Тина уедет. Далеко. За несколько штатов от Калифорнии, чтобы попробовать всё сначала, и Джон должен согласиться, ведь сам подкинул ей эту правильную мысль. Только добавил в конце мучительную фразу: «Тебе будет очень сложно принять решение после суда». И была бы её воля, Тина вообще не пошла бы туда, в надежде уберечь себя от очередного удара, о котором не имеет ни малейшего понятия. Просто отец решил, что смотритель, который будет следить за оборотнем на предмет лжи, не оставит поводов для сомнений.

Джон решил, что Ноа будет именно тем, кто расскажет его дочери правду.

***

Раньше Тина не подозревала, что время может ускоряться по собственному желанию. Сначала она мечтала растянуть минуты на вечность, чтобы продлить состояние фальшивого спокойствия, затем уговаривала секунды течь быстрее, выливаясь в минуты, часы, а следом и в сутки. И время словно подчинялось, словно работало по плану: «Да, мой господин». Всё это, конечно, сила внушения и не более того, но на мгновение казалось, что магия существует, и Тина является её неотъемлемой частью.

Сейчас оно начинает играть с ней заново, обманывая, заискивая, ведь совесть для времени не имеет понятия. Как и чувство стыда за нечестные ходы. Вот, например, сейчас бы ему впору ускорить бег, чтобы мучения прекратились, но вместо этого стрелки настенных часов будто застыли на месте. Тина смотрит на них уже в сто первый раз, лишь бы не смотреть на Ноа, сидящего перед ней на стуле для свидетельских показаний. Она чувствует на себе взгляд прозрачных изумрудных глаз, ощущает буквально всем телом их согревающее тепло. Васкес не говорит с ней словами — запрещено. Васкес говорит взглядами, которые могут сказать гораздо больше. За год их отношений, Тина научилась распознавать каждый такой взгляд, интерпретируя его по-своему, но без сомнений правильно. Тот, который направлен на неё прямо сейчас, говорит о тоске, а еще в нем — любовь. Много любви. И это больно бьет под дых, поэтому Тина отворачивается и пытается, всячески пытается смотреть на часы, висящие над головой судьи.

Они находятся в зале суда уже почти полчаса, а процесс начинает набирать обороты только сейчас. Вокруг много лавочек, куча присяжных, которые, кстати, по старым законам большинства штатов, должны быть оборотнями, как и смотритель, вычисляющий откровенную ложь свидетелей и подсудимых. Так проще выносить приговоры, если многое основывается на интуитивных чувствах и способностях выявить лжеца еще на начальном этапе заседания. Тине, правда, от этого не становится легче, потому что, зная Глена Васкеса, можно смело предположить о его способности контролировать биение своего сердца. Здесь приходят на помощь только факты и хороший адвокат. Мистер Уиттмор, по счастливому стечению обстоятельств, именно таковым и является.

— Ноа Васкес, более известный как вице-президент компании «Амнезия» и бывший любовник мисс Фьюринг, предъявил защите несколько фактов, доказывающих корыстные намерения своего родственника, Глена Васкеса, в отношении вышеупомянутой потерпевшей, — адвокат подходит ближе к присяжным, сцепляя пальцы в замок за своей спиной. — На основании этих самых фактов я смею задать несколько уточняющих вопросов, на которые советовал бы обратить внимание.

Уиттмор оборачивается на Ноа, а у Тины моментально выворачивает кишки от волнения. До этого показания давал Джон, рассказывая обо всем со своей стороны, и не давая Глену буквально никакого шанса на благополучный исход. Глен, между тем, восседал на обычном стуле слева от Тины, словно на божественном троне, в компании не менее известного адвоката, приехавшего из Нью-Йорка представлять интересы компании.

Глен смотрит в сторону соседнего стола с надменностью в холодном взгляде голубых глаз, намекая на свою власть и безоговорочную победу. Только Тина видит в этом скорее обреченность, нежели уверенность, ибо практически всё складывается против Глена: начиная от фактов, заканчивая родным племянником. Просто Глен не умеет признавать поражение, для него это в новинку.