Я не знал, все ли со мной в порядке. Мне казалось, что я нахожусь в дурном сне. Джея беспокоила одышка — это был признак того, что у меня что-то не в порядке внутри.

Лежа на холодной грязи, можно было слышать звуки радиопередач, пока ребята передвигались в темноте, пытаясь точно определить, где мы находимся. Поскольку наша машина была последней в колонне, никто не видел, как мы съехали с обочины. Остальная часть конвоя уже вернулась на стоянку к тому времени, когда мы смогли выйти из машины и отправить радиосообщение.

Услышав сообщение об аварии по радио, Дэнни, не теряя времени, связался с бомбардировщиком и приказал им проследить маршрут колонны, используя тепловизионную камеру для поиска нашей упавшей машины.

— Ореол 1-4, это Кость 1-1, прием.

(Любезно предоставлено архивом Бала Мургаб)

Рация все еще была прикреплена к моему рюкзаку внутри перевернутого MRAP.

— Ореол 1-4, это Кость 1-1, вы меня слышите?

Последнее, что я помнил, это как меня привязали ремнями к носилкам и вынесли из глубокой траншеи почти под вертикальным углом. Морские пехотинцы и солдаты погрузили носилки в кузов MRAP, который был прислан с аванпоста Приус, чтобы доставить меня в ПОБ, где ждала медицинская бригада.

Из-за моих коротких учащенных вдохов мне показалось, что я тону, когда MRAP начал двигаться.

Так вот оно что.

Вот так и закончится мое пребывание в Афганистане.

Наше последнее задание, моя последняя поездка обратно на базу, после всех этих промахов за последние шесть месяцев, в конце концов, я попадаю в автомобильную аварию в самом конце.

Это было почти поэтично, и просто почему-то казалось уместным, чтобы все закончилось именно так.

MRAP раскачивался из стороны в сторону, когда проезжал по шаткому старому мосту и въезжал на стоянку. Медики быстро вытащили носилки из машины и перенесли меня в медицинскую палатку.

Белый свет внутри палатки ослеплял, когда меня перекладывали с носилок на операционный стол.

— Вам больно? - спросил один из медиков, светя мне в глаза фонариком.

— Да.

— Где?

— Блядь, да везде, я едва могу дышать.

Один медик воткнул в меня иглу и начал подключать капельницу, в то время как другой начал срезать с меня одежду травматологическими ножницами.

Я был там, лежал на столе в одних трусах, и прожектор светил мне в глаза. Они завернули меня в термоодеяло. Послышался звук сминающейся фольги, когда они заворачивали меня в нее, как какую-то гребаную человеческую печеную картошку.

Потребовалось несколько минут, чтобы лекарства подействовали. Больше не чувствуя сокрушительной боли в области легких, я начал делать более глубокие вдохи и смог замедлить частоту дыхания. Я на самом деле не был уверен, что происходит, все, что я мог слышать, это как медик закрывает все различные рваные раны на моем теле, когда она начала накладывать бинты на самые глубокие.

Старший офицер-медик наклонился, чтобы заговорить, установив зрительный контакт со мной.

— Старший сержант, нам нужно будет доставить вас в Герат.

Герат?

Они оказывают мне медицинскую помощь?

Со мной что-то серьезно не так?

К тому времени мое тело полностью онемело, а разум затуманился.

— Нам нужно сделать рентген вашей грудной клетки. У вас может быть внутреннее кровотечение, которое может привести к летальному исходу, если его не диагностировать сразу - сказал он.

Летальному?

Ты, должно быть, издеваешься надо мной.

Я уставился в потолок, пока они продолжали работать вокруг меня. Краем глаза я заметил Энди и Кокса, стоявших в углу.

— Как у тебя дела, Ски-болл^[96]? - спросил Энди, подходя к столу.

Я всегда чертовски ненавидел, когда он меня так называл.

— Судя по твоему виду, ты не так уж хорош - добавил он.

Моей первой реакцией было начать просматривать список всего оборудования, которое было у меня с собой в MRAP.

— VideoScout в моем черном рюкзаке, маленький компьютер GoBook был в сумке сбоку на разгрузке...

— Ски, не волнуйся об этом - прервал мои рассуждения Энди — У нас есть люди в машине, и мы позаботимся о том, чтобы все было учтено. Просто расслабься, они доставят тебя самолетом в Герат.

Кокс стоял в конце стола. Я мог бы сказать, что он был расстроен. Как водитель транспортного средства, он чувствовал ответственность за мое нынешнее состояние.

— Все в порядке, Кокс, это не твоя вина.

Я не думаю, что мои слова убедили его; он все еще выглядел обеспокоенным.

— Хорошо, мы переносим его в «птичку» - крикнул кто-то в палатке.

Несколько солдат подтащили носилки к краю стола и уложили меня на них, затянув ремни у меня на груди и бедрах.

Теперь я был печеной картофелиной, привязанной к доске.

Билли подошел к медицинской палатке, чтобы помочь, когда узнал, что они перевозят меня к ожидающему вертолету. Он ненавидел, когда его оставляли в ПОБе на последнем задании команды. Его рука все еще была забинтована, и это служило четким свидетельством его преданности делу и самопожертвования команде. В глубине души я был польщен тем, что он захотел помочь нести носилки. Временами Билли было трудно понять, но было ясно, что в глубине души он чрезвычайно заботился обо всех членах команды, несмотря на личные разногласия.

— Готово. Раз... Два... Три… Подняли.

Носилки сняли с подставки и вынесли из палатки на открытую площадку рядом с нашим комплексом, где их ждал CH-47.

Я совсем не так представлял себе отъезд из ПОБ «Тодд». Было только три способа покинуть долину Бала-Мургаб - пешком, на носилках или в мешке для трупов.

Мне повезло.

Эхо от лопастей вертолета становилось все громче по мере того, как мы приближались, пробираясь через барьеры Hesco и пересекая небольшие доски, используемые в качестве пешеходных мостиков над грязевыми лужами и неглубокими траншеями, которыми была усеяна тропинка.

Я чувствовал себя виноватым из-за того, что покинул команду без JTAC.

— Извините, что подвел вас, ребята — сказал я Билли, который здоровой рукой держался за ручку носилок рядом с моей головой, пока они медленно несли меня ногами вперед, стараясь не споткнуться в темноте.

— Подвел? Нет, ты этого не делал - ответил он — Но выглядишь ты, конечно, хреново.

Мой единственный глаз почти не открывался, и у меня было множество небольших порезов на лбу и носу.

От фентанила у меня кружилась голова, и носилки раскачивались из стороны в сторону, когда носильщики пытались выровнять меня на неровной земле, опуская их сразу за задней стойкой вертолета, когда командир экипажа вышел навстречу ведущему медику. Он надел на меня наушники, чтобы уменьшить пронзительный звук двигателей во время полета. Я почувствовал, как меня обдало горячим выхлопом, когда носилки понесли по трапу и в переднюю часть грузового отсека.

Вибрация вертолета передалась через носилки моему телу, когда он оторвался от земли и поплыл в ночь. Я мог видеть слабое мерцание звезд через проем, где стоял стрелок. Повернув голову влево, я увидел, что с открытого трапа в задней части самолета открывается вид на ПОБ и базар. Темные фигуры солдат, которых перевозили обратно в Герат, выстроились по обе стороны фюзеляжа. В своем трансе, вызванном фентанилом, я едва замечал их. Я уставился на несколько слабых красных огоньков, горящих на переборке, и постарался ни о чем не думать.

Так много красоты в этой стране контрастировало с жестокостью и человеческими страданиями, которые определяли местную жизнь — это казалось таким неуместным. Вертолет поднимался и пролетал над местностью прямо из романов Толкина, невероятная ясность Млечного Пути в безлунные ночи, подобные этой — это были вещи, которые я никогда не забуду. И в этом царстве суровой красоты я увидел самое настоящее зло человеческого духа. На то, чтобы разобраться в полярных крайностях, у меня в голове ушли бы годы.