Он медленно подошел и прижался головой к моей ноге, когда я почесал его за коротко купированным ухом.
Мое сердцебиение и дыхание начали замедляться, пока я сидел на диване, просто уставившись в темноту. Сны снова начали становиться все хуже. Именно по этой причине я ушел из спальни и переместился на диван. Мои подергивания, метания и переворачивания, а также случайные физические вспышки происходили слишком часто. Последнее, чего я хотел — это случайно ударить Сабрину или, не дай бог, пнуть мою дочь, которая часто обнималась с нами в постели, во сне, как я сделал с кофейным столиком. Риск причинить кому-то физическую боль был слишком велик, так что теперь были только я и Медведь, пока это снова не пройдет.
Прихрамывая от боли в пальцах ног, я поплелся на кухню. Свет из приоткрытого холодильника ослепил меня. Я глотнул немного апельсинового сока, чтобы успокоить горло, пересохшее от тяжелого дыхания во сне.
В конце концов, это должно прекратиться... Верно?
Когда я тихо прикрыл дверь, в комнате снова стало темно, и я, нащупывая стену, вернулся в гостиную и упал на диван. Я просто лежал, уставившись в потолок, совершенно проснувшись, адреналин медленно выветривался.
Сон был знакомым; я точно знал, где я был. Это была деревня Данех Пасаб (произносится Донни-па-сааб), расположенная в одном километре к югу от передовой оперативной базы «Тодд» в Бала-Мургабе, Афганистан. Это место просто не отпускает меня, или, может быть, я не могу его отпустить. Сон все еще был таким же ярким и свежим в моей голове, как и боль в ноге.
Я точно знал, в каком здании нахожусь - оно находилось в районе перевернутого треугольника, где пересекались две узкие грунтовые дороги. Я был там всего один раз до этого — пять лет назад, но мне буквально казалось, что я был там только что. Все воспоминания - все детали, запах, текстура стен - все еще оставались. Все это по-прежнему было там, глубоко в моей голове.
Где была остальная часть команды? Был ли я единственным, кто проходил через это? Если бы я рассказал об этом врачу-вудуисту в клинике Управления по делам ветеранов здесь, в Колорадо, она бы только захотела назначить мне другое лекарство. У них есть лекарства от всего, что вы знаете, даже от лекарств, нейтрализующих побочные эффекты тех, которые вы принимаете.
Нет, спасибо. Каким-то образом мы заслужили эти условия, всего лишь остатки того, что мы пережили.
Это отстой. Но это тоже пройдет со временем. Будь у меня такая возможность, я бы ничего не изменил. Я только хотел бы сделать больше, чтобы помочь, спасти еще одного человека, выполнить еще одну миссию.
Наверняка есть и другие люди, которые чувствуют то же самое.
Пять лет, прошедших с момента ухода из Корпуса морской пехоты, пролетели незаметно. Большинство ребят в команде делают все возможное, чтобы поддерживать связь друг с другом. Сообщение на Facebook здесь, текстовое сообщение или телефонный звонок там, но это просто не то же самое, что было, когда мы работали как команда в BMG (Бала Мургаб). Я знал, что этот опыт не будет длиться вечно, но он мог бы продлиться немного дольше. Время все размывает.
Должно быть, было около трех часов ночи. Медведь издал глухой бухающий звук, когда лег на прохладный кафельный пол рядом с кухней.
— Чертов Медведь, упаси тебя Бог лечь мягко, надо же обязательно упасть, как мешок с камнями - тихо сказал я ему, думая, что он каким-то образом понял, о чем я говорю.
Что еще все еще живет глубоко в моем сознании?
Что еще стало забытым и размытым?
Я закрыл глаза, позволяя своим снам унести меня назад, к началу всего этого…
Меня зовут Майкл Голембески. Ски — вот как назвали бы меня ребята из команды. Зимой 2008 года я был назначен в Командование специальных операций Корпуса морской пехоты (MARSOC), где служил во 2-м батальоне специальных операций морской пехоты (2-й MSOB) в качестве передового авинаводчика уровня команды. Это было большой переменой для меня, поскольку предыдущие семь лет я провел в составе обычных Сил Морской пехоты флота[2], четыре раза участвуя в поддержке Глобальной войны с терроризмом.
Я вступил в Корпус морской пехоты — как и многие другие — после того, как увидел по телевизору события 11 сентября, разворачивающиеся на моих глазах. Я уволился с работы водителем грузовика на местной молочной фабрике в Колорадо, упаковав то немногочисленное имущество, которое накопил за двадцать шесть лет, в ящики и коробочки перед отправкой в учебный лагерь. Для моей подруги Сабрины мое поступление в армию стало огромной и неожиданной переменой, к которой никто из нас не был полностью готов. Но она доверяла мне настолько, что пожертвовала всем, что знала, чтобы быть рядом со мной, когда я начал свою военную службу во время войны.
Все было неопределенно не только для нас с Сабриной, но и для каждого американца. 2001 год стал не только рассветом нового столетия, но и рассветом новой глобальной угрозы невиданного ранее уровня. Даже несмотря на то, что войны в Афганистане и Ираке бушевали в течение многих лет, эта угроза продолжала расти и распространяться на различные регионы по всему миру. Это был другой тип ведения войны. Война без границ, война без солдат в форме, война, где враг смешивается с толпой… Это была война без четкого конца. Это был расцвет радикального ислама. Крайние фундаменталисты верили, что ведут священную войну против всех немусульман, и были готовы использовать для этого любые необходимые средства.
В сентябре 2009 года я был направлен в западный Афганистан в качестве члена группы специальных операций морской пехоты (MSOT) 8222. Позывной нашей команды был Кинжал 22. После стольких лет я, наконец, направлялся в Афганистан. Я вступил в морскую пехоту из-за того, что произошло 11 сентября, я просто не думал, что потребуется четыре развертывания и совершенно другая война, чтобы, наконец, попасть туда.
Я добровольно продлил свой контракт на военную службу, чтобы отправиться в Афганистан для прохождения последней командировки. Сабрина, теперь моя жена, с неохотой относилась к мысли о том, что придется снова оставаться одной и снова беспокоиться, вернусь ли я домой живым. Но, зная, что это будет мой последний визит, она осталась сильной и попрощалась со мной, высадив на стоянке, а наша трехлетняя дочка спала на заднем сиденье машины, пока дождь барабанил по крыше. Наша команда вылетела на место дислокации посреди ночи, успев на грузовой самолет C-17, доставивший нас по воздуху в Афганистан. Мы приземлились в аэропорту Герата тридцать шесть часов спустя.
Кэмп-Стоун располагался на западе Афганистана и был домом для ISAF (Международных сил содействия безопасности) стран, дислоцированных в регионе. Испанцы отвечали за наблюдение за этой частью страны при поддержке американских и итальянских войск. Наша рота была приписана к Оперативной группе специальных операций «Запад» (SOTF-W), отдельному командованию, действующему в регионе. Наша команда отвечала за проведение основных наземных операций по оказанию помощи в обучении, консультировании и поддержке местной Афганской Национальной Армии. Это было не самое блестящее задание в сообществе спецназовцев, но в конце 2009 года вся концепция морских пехотинцев, проводящих специальные операции, все еще находилась в зачаточном состоянии.
Корпус морской пехоты официально стал составной частью Командования специальных операций США (USSOCOM) в 2006 году. С тех пор команды MARSOC поддерживали жесткий оперативный темп в Афганистане, где существовал большой спрос на команды, действующие бок о бок с национальными силами. Корпус морской пехоты все еще демонстрировал свою ценность и держался в рамках тщательно охраняемого сообщества специальных операций, и 2-я MSOB, рота G, была следующей в списке.
Пребывание команды в Кэмп-Стоуне было недолгим. SOTF направили нас на передовую оперативную базу «Тодд» (FOB Todd), расположенную в долине реки Бала-Мургаб. Первоначально основанный испанцами как ПОБ Коламбус, он недавно был передан под контроль итальянцев. Ближайшие дружественные силы находились в столице провинции Кал-э-Нау, более чем в девяноста километрах и двух горных хребтах от удаленной базы. Бала Мургаб, чаще всего упоминаемый как BMG, находился в суровом и малоизвестном регионе Афганистана. BMG практически не пострадала от войны, при этом силы НАТО там практически не присутствовали, что позволило долине процветать как оплоту и безопасному убежищу талибов.
