Постепенно подошло время выпуска из института. Это преддипломная практика, подготовка дипломного проекта и его защита. На практику мы разъехались во все концы огромного СССР. Я попал в шестерку студентов поехавших на Минский тракторный завод. Мы стажировались в огромном литейном цехе довольно современно оборудованном автоматическими и полу автоматическими линиями. Там я и выбрал себе тему диплома: Автоматическая линия по набивке опок для чугунного литья. Трудностей с подбором материала для диплома не было и мы довольно вольготно проводили время в столице Белоруссии.

Запомнились пара эпизодов. Стипендию нам присылали в первых числах месяца на главпочтамт. И что – то мы три дня ходили на почту, а заветных переводов не поступало. Деньги кончились у всех и мы на последние копейки купили самую дешевую еду – яблоки, килограммов пять и уже два дня питались исключительно этими полезными плодами. Для экономии калорий никуда не ходили, играли в карты или валялись на кроватях и трепались о превратностях бытия.

Жили мы всё время практики в общежитии Минского политехнического института прямо в красном уголке, пока общежитие летом подбеливали и подкрашивали. Но пришло время занятий и начали прибивать местные кадры. Первыми возвратились студенты из стройотрядов. Они хвастались заработками и как на заработанные средства здорово гуляют. Один с гордостью поведал нам, что они с другом в ближайшем гастрономе вчера выпили по три стакана вина из конуса, и как им было весело и здорово! Вино из конуса тогда продавали вместе с соками. Выливали вино из бутылок в один из трехлитровых стеклянных конусов с краником в нижней части. Сок тогда выпускался в банках по 3 литра и продавался стаканами на разлив. Сок шел по 10–12 копеек, а вино по 20–25 за стакан. Лежащий третьи сутки на яблочной диете Миша Галюров из нашей компании вздохнул:

– Три стакана! Мизер, а не доза! Я бы и 23 выпил.

Белорусы посмотрели не невысокого, худощавого Мишу и стали над ним издеваться:

– Да в тебя и стакан – то не войдет. Лежи, уж, доходяга!

Слово за слово и Миша плавненько и с ехидцей подвел их к спору на что хочешь, что он не выпьет. Ну, ни за что! Остановились на том, что за вино платит проигравшая сторона, да еще выставляет 2 бутылки коньяка и закуску. Выпить надо было 23 стакана сухого вина за час. Без закуски. Стройотрядовцы погорячились. Откуда им, детям бульбы и Полесских болот, знать, что происходил Миша Галюров из большого бессарабского села Кулевча, где на вопрос местному жителю:

– А хорошая у Вас, хозяин, вода в колодце?

Следовал ответ:

– Не знаю, не пробовал.

В Большой Мишиной семье только для «внутреннего потребления», то есть не на продажу, оставляли после сбора винограда и до нового урожая семь тонн вина. Вино в Бессарабии и Молдавии пили все и всегда. Но пьяниц не было, вино было своего рода продуктом питания, не более. Поэтому выиграть пари для нашего товарища было делом не слишком трудным.

Процесс походил на «избиение младенцев». У продавщицы было всего 8 стаканов, она их все наполнила. Миша взял поднос с вином и мы устроились на широком подоконнике гастронома. Подавали белую болгарскую «Фетяску», слабоватое и кисловатое вино. Миша брал стакан, не спеша, в один приём выпивал, и тянулся за следующим. Перерыв он делал только во время налива следующей серии, закуривая сигаретку. Выпив минут за 20 положенные 23 стакана, он хитро нам подмигнул и, вынув из кармана последний двугривенный, протянул продавщице:

– Хорошее вино! Я, пожалуй, еще стаканчик выпью. За свои!

Белорусы ничуть не переживали. Они сказали, что посмотреть такой аттракцион не жалко ни за какие деньги. А мы впервые за последние дни выпили армянского коньячку под великолепные белорусские деликатесы. Миша наравне с нами участвовал в «банкете», правда, часто отлучаясь из-за стола.

Запомнилась еще из Минской практики свадьба нашего товарища Витьки Андреева, нашедшего свою невесту в том же литейном цехе, где она проходила практику от ПТУ в земледелке. Так называлось отделение приготовления формовочных смесей. Невеста Люда была местной. Папа её работал путевым обходчиком на железной дороге и имел, согласно статусу, дом с подворьем прямо у железнодорожных путей. На свадьбу собралось человек пятьдесят. Кроме родни с обеих сторон были мы, товарищи по институту, а так же одноклассники и друзья невесты из соседней деревни.

Столы ломились от даров белорусских ферм, полей, садов и огородов! На наши вечно голодные желудки обрушился настоящий фейерверк удовольствий. Песни, пляски, «Горько!» продолжалось до утра. Всё было на высшем уровне! Отвели спать нас по друзьям в соседнюю деревню.

Всю особенную «прелесть» белорусского застолья я почувствовал только наутро, когда прозвучал сигнал к подъёму и выходу для продолжения торжеств. Спали мы на полу. При пробуждении мне показалось, что мой затылок крепко прибит к полу гвоздем. Гвоздь казался большим, не менее двухсотки и почему-то раскаленным. Такой эффект произвел на меня картофельный самогон, что был основным застольным напитком.

Помню, что придя на место событий и посмотрев на еду, я несколько раз выбегал в дальний угол двора за сараи. Только к вечеру, когда остальная публика весело распевала песни и признавалась друг другу в уважении и вечной любви, я превозмог себя и выпил рюмку магазинной водки из НЗ хозяев, после чего смог кое-как закусить. Больше к картофельному «напитку» я никогда не прикасался.

Особое положение в институте занимала военная подготовка. Юноши занимались ей целый день по четвергам. У девушек этот день был свободным. А еще нам говорят о равноправии полов! На военной кафедре нашего института все студенты при выпуске получали звание младших лейтенантов запаса и должность – командир взвода зенитных самоходных установок ЗСУ-57–2. Военку, так мы называли военную подготовку, пропускать без уважительных причин было никак нельзя. В начале каждого часа занятий проводилась обязательная перекличка. Ну а прогул сразу влек за собой вызов к руководству института, объяснительные, лишение стипендии, а повторный прогул практически приводил к отчислению. После отчисления мгновенно приходила повестка из Военкомата с распределением «в сапоги».

Занятия включали в себя строевую подготовку, изучение уставов Вооруженных Сил, ну и полдюжины непосредственно «зенитных» дисциплин. Самоходная установка сочетала в себе Танк Т-54 с башней открытого типа со спаренной зенитной полуавтоматической пушкой от наземного зенитного комплекса С-30. Поэтому мы подробно изучали и танк и зенитный комплекс с радиолокатором и системой управления зенитным огнем. Я и сейчас, через 45 лет после выпуска смог бы правильно вести боевые действия на этих давно устаревших боевых машинах.

Дальше расскажу почему так глубоко в память въелись навыки привитые нам за время учебы и лагерных сборов. Военная подготовка не представляла для меня трудностей. Во-первых, материал усваивался хорошо, потому что прогулять было нельзя, на занятиях разумно было не отвлекаться а заниматься, так как конспекты из помещения кафедры не выносились. Нас приучали к режиму секретности и выдавали тетрадки только на занятия и часы самоподготовки. Преподаватели были, в основном, ветераны, прошедшие войну. Они честно делали свою работу и добавляли к занятиям рассказы из своей фронтовой практики. Были, правда, и тяжелые моменты с офицерами, не нюхавшими пороху, но с амбициями.

Расскажу об одном. Устройство зенитного орудия читал нам майор Станев, по национальности болгарин. То ли из-за национальных особенностей, то ли из-за характера, был он редким занудой и излишним педантом. При ответе на вопрос по теме он требовал буквально зазубренных, как по конспекту, сведений. Диктовал он своим противным гнусавым голосом материал по памяти. Сам, наверное, настрадался пока зазубрил сотни наименований деталей орудия, и срывал на нас досаду за свои прошлые тяготы.