– Ну вы и сп`ятались. Нам нужно ве`нуться до п`ихода отца. Иначе мне к`ышка.

– Не будь занудой, – ответил я, – Мишель, у тебя новая прическа?

Волосы Мишель были коротко острижены, кончики завивались в темно-шоколадные локоны, едва прикрывающие уши. Я мучился чувством вины и заговорил с ней, чтобы как-то заглушить его, но тогда этого не понимал, считал, что она мне не нравится. За нее ответил Тимми.

– Это все мама. Она об`езала волосы.

– Зачем? – вмешалась любопытная Робин.

– Чтобы очистить. Сказала, в волосах девочки п`ячутся г`ехи.

Робин не могла понять смысл этих слов, а мне они показались отвратительными. Я знал, что грех – это что-то плохое, злой поступок, но что плохого в волосах у девочки?

– Что за бред? – возмутился я. – Нет у тебя никаких грехов. Но тебе все равно так красиво, – и Мишель слегка улыбнулась.

И мы вчетвером отправились в небольшое приключение, следуя по полузаброшенным тропинкам, чтобы нас не обнаружили…»

…

– Надо же, я так увлекся историей, что совсем забыл о вашем присутствии.

– Ничего страшного.

– Нет, это невежливо с моей стороны. У нас все-таки диалог.

– Вы хорошо рассказываете. Я словно была там, с вами.

– Может, в каком-то смысле так оно и было.

– То есть?

– Ничего. Просто мне приятно думать так. Вы мне нравитесь.

– Спасибо.

– Нет ничего более сухого, чем формальное «спасибо».

– Вы предпочитаете «благодарю»?

– Я предпочитаю: «вы мне тоже». Но… забудем.

– Как скажете. Мне показалось, вы будто пытались спасти этих девочек. Вытащить из дома, где им плохо.

– И что?

– Это хороший поступок. Вы – добрый человек. Или вы не согласны?

– А может, мои мотивы были чисто эгоистичны? Мне было скучно, и я хотел развлечений. К тому же не переносил одиночество. Почему вы сразу приписали мне благородные черты?

– По-моему, вы хотите, чтобы кто-то заметил хорошее в вас. Разве нет?

– С чего вы взяли, что мне это нужно?

– Возможно, вас гложут сомнения, хороший ли вы человек. Что скажете?

– Возможно.

– И к чему вы больше склоняетесь?

– Я не хороший человек.

– Но в каждом из нас есть свои темные и светлые стороны, Робин. Можно быть любящим семьянином, но, например, воровать на работе. Мою веру это тоже бы пошатнуло.

– А можно убить человека и остаться при этом хорошим?

– Зависит от того, раскаивается ли убийца.

– Чушь собачья. То есть можно совершить, что угодно, а потом раскаяться и получить божье благословение. Вся эта библейская ересь не для меня.

– Объясните почему?

– Да. Но позже.

…

«Давайте немного помечтаем и представим, что в мире не существует грязи и неверных путей, есть только эти четверо детей, блуждающих в поисках неведомого Кадата1. Во главе – я, самонадеянный бестолковый мальчишка, не умеющий сдерживать гнев (да и кто умеет это в 8 лет?) и не способный переносить одиночество. За спиной – сестра, которая еще даже не начала жить, но уже вполне наслаждается каждой отведенной ей минутой, чего я, признаться, так и не смог достичь за свои 34 года. Мой лучший друг Тимми, занудный чудила, мечтающий о приключениях, и молчаливая Мишель, воительница, сразившаяся с Черным Шаком. Мы ехали вдоль холмов по узкой тропинке, утопая в колючей пшенице, что царапала голые щиколотки. Не ведая страха, наслаждались свежим ветром и теплым солнцем и словно переносились в другой мир, в котором существуют только четверо. Я не знал, куда мы едем, просто следовал порыву, зовущему к дальним берегам. Все проблемы потеряли значение, как и все, что было до этого момента. Столь странное ощущение… будто раньше ты жил лишь наполовину. С годами мы теряем этот дар – свободу.

За большим холмом, напоминающим по форме и цвету гигантскую вздутую оладью, Робин попросилась в туалет. Я остановился вблизи высокого пушистого дерева и велел ей зайти за него.

– Отвернись! – приказала она.

– Ты же все равно будешь ЗА деревом, – возмутился я.

– Ну и что? Отвернись, отвернись! – и убежала.

В нескольких метрах пристроились Тимми с сестрой.

– Не пе`еживай. Я тебя в обиду не дам, – успокаивал он, – Тепе`ь никто тебя не т`онет, обещаю, – и обнял за плечи.

Фу, как это мерзко, подумалось мне. Зачем вообще обнимать девчонку? Это же совсем не круто. Неудивительно, что Тимми в школе не любят. Хотя и меня не вот, чтобы обожают. Мы оба были неудачниками, но никогда бы не признали этого. Иногда Тимми поступал не по годам мудро, вел себя слишком по-взрослому, а это никому не нравилось. Как-то раз он вступился за нашу одноклассницу, ее звали Эшли, которую дразнили за грязные волосы. Эшли вылили на голову стакан воды, а сверху кинули мыло. Тогда она расплакалась, а Тимми отшвырнул мыло обратно в сторону обидчика, разбив тому очки. За это наказали их обоих, вынудили строчить на доске библейские строчки о послушании. Все в классе встали на сторону того мальчишки, потому что не стоило защищать всеми ненавистную «Эшли–уродину». Когда идешь против толпы, будь готов к последствиям. А Тимми был готов. Такой он – мой друг.

А еще прекрасный рассказчик. Все эти жуткие истории про вампиров, оборотней, злых духов и черных псов, обитающих на кладбищах, вызывали во мне дрожь и нарушили не один ночной сон. Не знаю, где только он их брал, но я просто не мог перестать его слушать. Хотя вот это его лебезение перед девчонками меня выбешивало. Однако в будущем позволило ему стать дамским угодником.

– Мишель, крутая футболка, кстати, – как бы невзначай бросил я. На ней была ярко–голубая майка с гоночной машинкой. Она засмущалась.

– Это моя ста`ая, мама больше не `аз`ешает ей носить ничего я`кого или с `исунком, – опять ответил за нее брат. – Ой, ну и влетит же мне, если что…

– Круто. Да не влетит, – небрежно сказал я.

Тогда прибежала Робин.

– Ну что, теперь я тоже в клане, Бобби? – радостно спросила она.

– Что еще за клан? – поинтересовался Тимми.

– Клан крутых ребят! – гордо ответила сестра.

Тимми рассмеялся. Следовало ему вмазать, чтобы вставить мозги на место.

– Что за ду`ацкое название? – все еще смеялся он. Я ответил прежде, чем сестра ляпнула лишнего:

– На самом деле он называется Клан Пиратов, – поняв, что этого недостаточно, добавил: – Северного моря. Да, Клан Пиратов Северного моря, – а затем подмигнул другу.

– Какая чушь! – посмеялся он.

– Ты не так говорил! – Робин недовольно топнула ножкой.

– Я хотел сделать сюрприз. Ты должна радоваться. Теперь ты пиратка. Одна из нас. Как я и Тимми… и Мишель, – я чуть не забыл упомянуть ее, и Мишель, оживившись, подошла ближе и что-то шепнула на ухо брату.

– Она сп`ашивает: я тоже вхожу в клан? – озвучил он.

– Разумеется. Ты же сражалась с монстром. И выжила, – я хотел показать ей, что верю в эту историю. Она заулыбалась, и на щеках выскочил румянец.

– Я – пиратка, я – пиратка! – кричала Робин и бегала вокруг нас по кругу. – Сложить оружие, отдать сокровища!

– Они так не говорят, Робин, – поучительно заметил я, – И вообще тебе самой нужно оружие, а то угрожаешь тут с пустыми руками, – тут же я отыскал палку в кустах, которая по размеру была в два раза длиннее самой Робин, сорвал с нее листья и всучил сестре. – Вот, только не попади мне по башке и, умоляю, не покалечься.

– Смот`и! П`икол, – вдруг сказал Тимми, указывая пальцем туда, где я отыскал палку, только чуть выше.

Из холма торчала скала, по форме напоминающая злобное человеческое лицо с воротником на шее.

– Это епископ Рахель! Глянь, какой го`батый шнобель! – в голос ржал Тимми. И действительно скала отдавала суровым выражением лица нашего местного священника с носом, похожим на изуродованный картофель, – Покайся! Покайся во г`ехе, сын мой! – продолжал Тимми, и я, не сдержавшись, рассмеялся в ответ.