А после бабушка принесла нам печенье с молоком в комнату, чтобы мы могли утолить голод и не ложились спать с пустыми животами. Так закончился мой бойкот, о котором никто и не подозревал.

Этой ночью я проснулся около трех часов от дурного сна. Мне нужно было в туалет, поэтому в полной темноте я спустился вниз, стараясь никого не разбудить, так как в комнате стояло ведро, и полагалось пользоваться им, чтобы не шляться ночью по улице. Но то, что мне хотелось сделать, никак не уложилось бы в ведро… И вот тихо завершив свое дело, я вошел в дом через заднюю дверь, когда внезапно услышал какие-то звуки на кухне. Это странно, учитывая, что свет не горит, вероятно, в доме чужак, заключил я. Вот он – шанс вернуть себе достоинство и проявить мужество. Половицы слегка поскрипывали под маленькими ножками, но все же я пробирался к двери, как шпион, рискуя быть обнаруженным. Сердце словно маршировало в груди, заглушая все внешние звуки. Мне нужно только подглядеть, проверить, кто там. Страх сковывал каждое движение, руки дрожали, юное тельце пошатывало из стороны в сторону. Казалось, что я не справлюсь, брошусь прочь в надежде убежать от монстра, который притаился и ждет удобного момента, чтобы наброситься.

Я услышал шепот. И всхлипывания. Это придало сил поддаться вперед и приоткрыть дверь… Огромная фигура сидит в темноте в позе готовности, чтобы кинуться на свою жертву. Не беги! Стой спокойно. Медленное, размеренное дыхание. Помни: чудовища питаются нашими страхами, так пусть они сдохнут от голода! С такими мыслями я немного успокоился и присмотрелся: дед сидит на стуле и что-то держит в руках. Это что-то издает плачущие звуки.

– Сиди неподвижно, – говорит старик, и тело замирает.

– Ну-ну, все хорошо, не плачь.

Но я узнаю эти всхлипы. Робин! Что она делает здесь среди ночи? В сумраке прорисовывается маленький силуэт сестренки: ее стеснительно сложенные ручки, скрещенные ножки, пижамные маечка с трусиками. Знаю, что вы подумали, но в ту ночь дед просто держал Робин на коленях, как куклу, и утешительно обнимал. Я решил, что сестре приснился кошмар и старик лишь успокаивает ее. Я убежден, что и в последующие разы он не позволял себе большего. Но было нечто противоестественное в том, как они сидят на темной кухне, и в слезах Робин, очевидно не нуждавшейся в его утешениях. Тогда я этого не понял. Увиденное показалось мне странным, накатило ощущение, что я наблюдаю за чем-то нехорошим, что мне тут вообще не место. И я ушел и вскоре уснул. Не знаю, во сколько сестра вернулась в кровать, но на следующий день она была тише обычного.

Я не любил, когда Робин помалкивала, мне привычней ее весёлость и жизнерадостность, поэтому я старался как-то расшевелить сестру, чтобы поднять ей настроение, но результатов это не приносило, она только отмахивалась, приговаривая:

– Уходи, Бобби, ты злой.

Полдень прошел в мертвой тишине, только кукушка пела за окном. Мне снова стало одиноко. Не умея сдерживать гнев, я вновь обозлился на Робин, будто она была виновата во всем на свете. Однако в этот день я одержал свою первую маленькую победу над ним. Гневом, в смысле. Вместо того чтобы издеваться над сестрой, я предпринял еще один шаг к примирению. Достал старый велосипед и прикрутил к нему заднее сидение. После обеда я шепнул сестре:

– Хочешь отправиться в путешествие? – она меня не поняла.

– Я покатаю тебя на велосипеде, а то ходишь хмурая и раздражаешь.

Ее глаза засияли.

– Что, правда?!

– Не кричи.

– Ба-Ма не пустит.

– Эй, вы там, больше двух – говорят вслух! – дед сверлил нас недовольным взглядом, словно беспокоился о чем-то. Шептаться сегодня тоже было под запретом.

– Обиженно убеги наверх и жди там, – сказал я еще тише, а вслух добавил громко: – Ну ты и дура, птица – не животное!

Робин отличалась потрясающей сообразительностью… ну, когда ей это было нужно. Я выждал несколько минут и пошел следом. Она сидела на кровати, а завидев меня, резко вскочила,

– Скажи бабе, что уморилась и пойдешь в кровать на пару часиков. Я буду ждать под окном внизу.

– А как я спущусь?

– Есть у меня одна идея, но она очень рисковая… На это могут пойти только самые смелые… пойти супергерои… А ты всего лишь девчонка… не уверен даже, стоит ли говорить…

– Я смелая!

– Да конечно. Ты боишься пчел, трусишка.

– Ты тоже боишься!

– Неправда. Я их избегаю. Это осторожность, а не трусость, – заключил я. – Но может, ты справишься, не знаю. Я вот сто раз так делал.

– Ну! – нетерпеливо вскрикнула она.

– Да, думаю, это будет твоим первым испытанием. Если сможешь, пройдешь дальше.

– Испытание на что?

– Чтобы вступить в клан крутых ребят, конечно же.

– Пфффф, – не поверила Робин, – Нет такого клана, ты его выдумал!

– Есть!

– И кто же в него входит?

– Я, разумеется. Еще… еще Тимми. И даже Мишель. Ну там еще пара ребят…

– Каких? – не унималась она.

– Ты их не знаешь, они из школы.

– Я всех знаю!

– Ты хочешь в клан или нет?!

– Хочу!

– Тогда не спорь. Делай, что говорю. Хватай простынь.

– Зачем?

– Повторяй за мной.

– Бобби… Что такое клан?

– Ну это типа несколько человек… которые вместе играют.

– ААА, круто!

Я показал, как плести узлы из простынь из пододеяльников. Робин успешно справлялась, а я затягивал посильнее. Когда мы закончили, получилось даже длиннее, чем нужно.

– Отгадай загадку, Робин, – игриво начал я. – Наш корабль… встанет прямо… если бросил… в море…

– Якорь! – тут же ответила она.

– Умница!

– Какой ты глупый, твоя загадка не рифмуется! – ее слова меня обидели.

– Заткнись, Робин, я это только что сочинил. Попробуй лучше.

– Не рифмуется! Не рифмуется! А я все равно догадалась!

– Молодец, – сказал я уже без радости. – А теперь самое главное.

Я крепко привязал канат к кровати.

– Кидаем якорь, капитан! – и бросил веревку из простыней в окно. – Так ты спустишься вниз.

– Нууу неееет, нет, нет, нет! – запротестовала Робин. – Ты с ума сошел?

– А я-то думал, ты смелая. Ага. Как же.

– Я смелая! Но не глупая. Тут слишком высоко.

Я стал уговаривать ее, описывая, как будет здорово справиться с испытанием и войти в наш клан. Может быть, ей больше не понадобиться ничего делать, потому что тем, кто решается с первого раза, больше не нужны испытания, они и так доказали свою смелость.

– И вовсе здесь не высоко, – успокаивал я. – Я сто раз так делал, пока ты спала.

– Врешь! Я бы проснулась, – спорила она.

– Неа. Спала, как конь.

– Ба-Ма говорит, кони спят стоя.

– Прям как ты.

– Врунишка!

– Робин, ты хочешь покататься или нет? – я выдохся, больше не хотелось заставлять ее.

– Да, но…

– Тогда будь смелой девчонкой, пожалуйста. Ради меня.

– Ради тебя не буду, – она показала язык.

– А ради Ба-Ма?

– Ради Ба-Ма смогу, да.

Так мы договорились, я спешил покинуть комнату, пока она не передумала, но Робин окрикнула меня.

– А знаешь что?

– Что? – спросил я, боясь, что снова придется уговаривать и придумывать новые поводы, почему да, а не нет.

– Птицы – животные. А я не дура, – уверено заявила она.

Я рассмеялся.

– Хорошо, Робин.

Я спустился вниз и подошел к бабушке со спины. Она не заметила меня и, услышав звонкий голос, слегка подпрыгнула.

– Баба, я покатаюсь на велосипеде около дома!

Морщины на лбу бабушки сложились в сотни маленьких складочек.

– Куда тебе все неймется, дорогой? Настали плохие времена для нашей деревни, ты же видишь: Сатана строит козни, посылает чертей портить земли, красть детей…

Казалось, она говорит сама с собой.

– У Джейн померли все козы, а петухи заболели бешенством, скоро тоже загнутся. Да клянусь тебе! Носятся как одержимые по кругу, а Джейн клянется, представь себе, что они бегом рисуют эти, ну… пентаграммы, – последнее слово она произнесла шепотом. – Дорогой, ты слушаешь?