И все же к концу третьего дня родители Миранды стали утрачивать веру в ее возвращение, они подумывали над тем, чтобы наконец обратиться в полицию, отчего их, естественно, яро отговаривал Рахель, он называл их беду испытанием, не пройдя которое все мы рискуем погрузиться в хаос и потерять Миранду навсегда. Я представляю, как его слюни вылетают изо рта, словно пулеметная очередь, когда он отчаянно кричит, доказывая свою правоту. Мне кажется, еще немного, и кто-нибудь бы непременно привлек внимание полиции, но на четвертый день девочка объявилась. Она вышла из леса и направилась к дому. В этот раз никаких выглаженных вещичек, аккуратно заплетенных косичек и чистой одежды. Внешне она напоминала узницу, бежавшую из Алькатраса: мокрая, грязная, безумная, еле передвигающая ноги, платье разорвано до талии. Падая и поднимаясь, она буквально ползла, пока посторонние люди просто наблюдали со стороны и даже не пытались помочь ей. Очевидно, боялись прикоснуться, ведь Миранда больше напоминала живой труп, чем человека, пока шла, шаталась и издавала нечленораздельные звуки.

Епископ Рахель назвал сие чудо благословением божьим и поблагодарил всех за старания. Он был уверен, что девочка вскоре придет в себя… но этого не происходило. Она не могла сама передвигаться и с трудом разговаривала, а точнее, мычала, и было непонятно, остались в ней еще крупицы разума или уже нет. Рахель, конечно же, связал это состояние с одержимостью и стал проводить обряды экзорцизма. Как ни странно, Миранду, в отличие от остальных детей, не пугали его громкие возгласы и обрызгивания святой водой, она только слегка улыбалась, пуская слюну и пожевывая свои собственные сопли. Разумеется, узнать у нее о том, что случилось, оказалось невозможным. Она тоже смолкла, вот только ее уже хотели услышать, ведь Миранда истинная христианка из порядочной религиозной семьи. Однако божье благословение почему-то не хотело опускаться на преданную юную слугу господа. Видимо, он отвернулся от нее, а Рахель все продолжал искать причину в нашем непослушании. Как и продолжал свои обряды, не приносившие никакого толку.

Пройдет немало времени, прежде чем бедную девочку покажут врачу, и на тот момент выяснится, что исправить уже ничего нельзя. Еще одна загубленная судьба, полностью лежащая на плечах епископа. Если бы замученные души имели вес, то, готов поспорить, плечи Рахеля придавили бы его к земле. Но к сожалению, совесть позволяла ему порхать, словно ангелу. Какая горькая ирония. Не так ли?

Тш, тш… не сейчас. Оставьте комментарии на потом.

Мною снова овладели туманные мысли о Черном Шаке, его натуре и обезличенном образе. Я вспомнил свои планы по поимке и уничтожении монстра. Но где же взять клетку, чтобы уместить это чудище? Может, церковь и есть эта клетка? Если посмотреть под другим углом… Но как же мне нужно было встретиться с Тимми! У меня в голове громоздилось столько теорий! И совершенно не с кем было обмозговать их. Мы не виделись почти две недели, я даже не знал, жив ли он. Меня охватили чувства злости и обиды: как они все посмели разлучать меня с лучшим другом?! Да еще в такое время, когда мир катится к чертям, а взрослые не видят дальше своего носа! Значит, я поступлю так, как считаю нужным. Я доберусь до Тимми, выясню, что он думает, и надаю под зад всем чудовищам! Посмотрим потом, кто окажется прав.

Был только один способ поговорить с другом без лишних глаз, поэтому к следующей ночи я тщательно подготовился: спрятал велосипед в зарослях, засунул обувь в шкаф, смастерил рогатку и взял несколько камней. Так, на всякий случай. Я было думал захватить с собой нож с кухни, но побоялся пораниться. Слишком уж я неуклюжий.

Когда все улеглись спать, Робин уже посапывала в уголке комнаты, а я лежал и ждал. Круглая луна сияла высоко в небе – полнолуние. Что ж, для меня так даже лучше: не придется рыскать по темноте. Я пытался собраться с духом и поймал себя на том, что откладываю момент побега. Что, если чудовище схватит меня там, безоружного и беззащитного? Неужели ему мало того, что я должен умереть до конца года? Глупости. Никому ты не нужен, сказал я себе. Если за кого и стоит бояться, так это за Робин, а она останется здесь, в безопасности. Собрав все мужество, что во мне было, я поднялся с постели и оделся. Спускаясь по лестнице в полной тьме и слушая скрип половиц, во мне с каждым шагом зарождалось сомнение. Мелькала отравленная мысль-паразит «а что, если?».

«А что, если ты сейчас упадешь и сломаешь ногу? Зачем ты сюда полез!?»

«А что, если ты только выйдешь на улицу, как тебя схватят? Ты это заслужил, Бобби».

«А что, если дед скрывается за следующей дверью?»

«А что, если Тимми тебя теперь ненавидит? Ведь это все твоя вина».

«А что, если он вообще мертв, закопан на заднем дворе?»

«А что, если епископ только и ждет твоего неверного шага…»

Одна половица скрипнула еще громче. Можно решить, что некто пробрался в дом. Осторожней… В этот момент не столько тьма, сколько тишина давила на нервы, причем сильнее, чем какие-либо резкие звуки. Если бы пианино вдруг упало с чердака прямо передо мной, я бы испустил вздох облегчения. Значит, звуки еще не умерли. Все в порядке.

Подул ветер, он играл с кустами бегоний, как кошка с мышкой. Меня не покидало ощущение, что должно случиться что-то плохое. В окно проскальзывал свет луны. Еще несколько шагов, и я смогу оказаться на свободе…

И вот оно случилось. На кухне раздался треск, кто-то сдвинул стул с места… Шаги приближаются. Бежать! Что бы ни случилось, молчи! Не смей кричать…! Я ловко проскочил последние две ступеньки и залез под лестницу. Задержал дыхание. Дед громко откашлялся, схватился за перилу, и мне показалось, сейчас он наклонится и заглянет вниз… Но старик стал подниматься по ступенькам, что удавалось ему с огромным трудом, каждый шаг он делал паузу и глубокий вдох. Прошла целая вечность, прежде чем он наконец добрался доверху.

«Пожалуйста, только не к Робин. Иди к себе, старое дерьмо, только не к Робин», – молился я на счастье епископу Рахелю. И как ни странно, это сработало. Дед свернул к бабушке в спальню, а я осторожно вышел на улицу. Теперь мне было совсем не страшно. Ветер свободы раздувал волосы и рубашку, которая никак не спасала от холода, а я с наслаждением вдыхал свежий воздух, пока гнал на велосипеде во всю мощь. Никто не мог остановить меня, потому что сила, что вдруг проснулась во мне, снесла бы все в округе, как ядерный взрыв.

Я так мчался, что чуть не пропустил дом Тимми. Свет не горел, но кто-то вполне мог не спать и держать пост. Как можно тише я пробрался черед задний двор, стараясь быть незамеченным даже для собаки, и ловко забрался на второй этаж. Это заняло целую вечность. Шторы на окне были задернуты. Тут мне пришла в голову мысль из разряда «а что, если?».

«А что, если родители спят в комнате с Тимми?».

Нет, это нелепо. Я постучал. Раз… раз-два… раз… раз-два-три… Ничего. Раз… раз-два… раз… раз-два-три… Без ответа. Чуть громче: раз… раз-два… раз… раз-два-три… Несколько минут я упрямо продолжал зов. Возможно, Тимми сейчас лежит и молится о том, чтобы я свалил, пока отец не понял, что в окно стучит отнюдь не дятел. Но на свой страх и риск я еще раз подал сигнал. Раз… раз-два… раз… раз-два-три…

Мне послышался какой-то шум. Первая мысль – бежать. Нет уж, я не просто так рвался сюда, я столько прошел… Раз… раз-два… раз… раз-два-три… Я сдался и стал хаотично стучать по стеклу.

«Ну же, Тимми… чего ты трусишь…?»

Загорелся ночник.

«Открывай окно».

Тень подошла ближе. Я неуверенно произнес:

– Тимми, это я.

– Кто я? – ответили с той стороны.

– Бобби. Открой.

Шторы резко распахнулись, передо мной оказался перепуганный друг с ошарашенным взглядом. Он медленно открыл окно. Шрам от утюга все еще красовался на щеке. К нему прибавились желтые фингалы под глазами.

– Ты че, офигел? – возмущался он шепотом.

– Ну ты чего так долго? – также шепотом спросил я.

– Я не знал, кто это…