Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Как сложился этот союз князей? Юрий Долгорукий давно уже стремился к овладению Киевом и готовил себе на юге опорную базу для развертывания борьбы за Киев. Святослав знал, на что шел, приглашая Юрия, и естественно, при заключении с ним союза признал его своим верховным сюзереном. Иной характер носил временный союз с Иваном Ростиславичем Берладником, политическая карьера которого резко отличается от карьеры других князей. Остановимся на этом вопросе.

Мы уже останавливались на галицком восстании 1144 г. и на приглашении восставшими галичанами Ивана Ростиславича Звенигородского. Володимирке поспешил к Галичу.

Три недели «из города бьяхуся крепко» осажденные галичане, «в неделю же мясопустную», ночью, Иван Ростиславич с дружиной галичан предпринял вылазку. «Много бишася» князь Иван Ростиславич, но его отряд зашел далеко в глубь лагеря осаждающих и вернуться обратно в город не смог. Видя невозможность возвращения, Иван Ростиславич «пробеже сквозе полк к Дунаю»[893] и оттуда, степью, направился в Киев к Всеволоду. Галичане «по Иване»… бились с дружиной Володимирка «всю неделю», и только в результате энергичных атак Володимирко принудил их к сдаче. «Вшед в Галичь», князь «… многи люди исече, а иныя показни казнью злою».[894] Движение было подавлено. Так повествует о событиях 1144 г. летописец.

Прежде всего, кого следует подразумевать под «галичанами»? Летопись не дает нам четкого представления о том, какие социальные прослойки скрываются под термином «галичане», но во всяком случае боярская знать в их состав не входила. «Галичане» (так же, как и переяславцы, владимирцы, «кияне» и т. п.) — это прежде всего городской люд — купечество и ремесленники, «черные люди». Восстание галичан 1144 г. — восстание горожан, стремившихся отделаться от непопулярного и деспотичного князя и пригласить «на стол» другого, связанного определенным договором, «рядом», и обязанного, по-видимому, править, прислушиваясь к голосу горожан, купечества в первую очередь.

Разбитые в бою и терроризированные расправой Володимирка горожане на время отказались от борьбы, — правда, как это мы увидим ниже, выжидая лишь удобного случая, чтобы выступить снова. Интересно отметить, что и второе восстание горожан связано было с звенигородскими Ростиславичами: на этот раз на престол пригласили сына Ивана — Ростислава. Объяснение этого явления, равно как и дальнейшей деятельности Ивана Ростиславича, лежит в том, что как отец, так и сын связали свою политическую карьеру с движением народных масс, используя их в своих целях. Постараемся это показать.

Очутившись на Дунае, Иван Ростиславич не сразу отправился к Всеволоду в Киев. Некоторое время он оставался на Дунае. За это говорит то обстоятельство, что когда в 1146 г. политическая карьера изгнанника развернулась не в Галиче, а в Приднепровье, он уже носил прозвище «Берладник».

Низовья Дуная и Днестра были покрыты русскими поселениями. В Воскресенской летописи мы находим список русских городов по Днестру и Дунаю:

«А от имени градом всем Русским далним и ближним… На Дунае Видицов с седми стен каменных, Мдин, об ону страну Дуная Трънов, ту лежит святая Пятница; а по Дунаю Дрествин, Дичин, Килиа, на устье Дуная Новое Село, Аколятря, на море Карна, Каварна. А на сей стране Дуная: на усть Днестра над морем Белгород, Чернъ, Аскый Торг, на Пруте реце Романов Торг, на Молдаве Немечь, в горах Корочюнов Камень, Сочава, Сереть, Баня, Нечюн, Коломыя, Городок на Черемоше, на Днестре Хотен».[895]

К этому списку русских городов следует добавить Берладь (современный Бирлат), Малый Галич (Галац) и Текучий.

Сведения Воскресенской летописи о русских городах по Дунаю и Днестру в известной части подтверждаются греческими источниками. В сборнике документов, изданных Миклошичем и Миллером («Acto Patr. Const.»), есть список (№ 52) городов по Дунаю, не принадлежащих болгарам. Документ датируется началом XIV в. Среди этих неболгарских городов Дуная значатся Карна (Κρανεα), Каварна (Καρναβα, Cavarna), Килия (Κελλια), Аколятря (Γαλιαγρα) и Дрествин (Δρισρα).[896]

Пять неболгарских городов в русском и греческом источниках совпадают, и это дает возможность утверждать, что еще в начале XIV в. они были действительно русскими.

Перечисленные города, расположенные далеко от основных феодальных центров Галичского княжества (княжеских резиденций, стольных городов), были в значительной мере самоуправляющимися городскими общинами, возглавляемыми городской знатью, лишь номинально подвластными галицкому князю.

Русское население появилось на Дунае отнюдь не вследствие княжеской колонизации, а занимало этот край с древнейших времен.

Топонимический материал, подвергавшийся изучению рядом исследователей, свидетельствует о древнейшем населении низовьев Дуная и части Трансильвании. Это довенгерское и дорумынское население было русским.[897]

Следы политической жизни русского населения Трансильвании восходят к XIII в., и в жалованной грамоте храмовникам венгерского короля Белы, датируемой 1247 годом, упоминается «terra de Zewrino» и «kenesatus» (князья) de tota Zewrini Иван и Фаркаш (Волк) и воевода Лиртиой.[898] Эта «Северская земля», расположенная по Дунаю у границ Трансильвании, управлялась русскими князьями. И даже в XIX в. Надеждин обратил внимание на четыре русских села, надолго приковавшие к себе внимание исследователей.[899] На Дунае русские появляются очень давно. Стоит вспомнить хотя бы уличей и тиверцев. Уже по свидетельству Льва Диакона, в составе воинов Святослава были женщины. Очевидно, это были не киевлянки, пришедшие со святославовой ратью, а те самые русские «девы» по Дунаю, о которых говорит «Слово о полку Игореве». Речь идет, очевидно, о русских поселениях на Дунае. В 1043 г. Владимир Ярославич с Вышатой беспрепятственно доходят до Дуная, проходя, очевидно, по русским землям.[900] По Константину Багрянородному, Дичин был обычной стоянкой русских, направлявшихся в Византию.[901] Анна Комнин сообщает, что в 80-х годах XI в. на нижнем Дунае сидели самостоятельные князья. В числе их она называет некоего Всеслава, правившего в Вичине. В эту область незадолго пришло «скифское, племя» из-за Дуная, поселившееся здесь с разрешения местных князей. Задунайское «скифское племя» было земледельческим и, по мнению Васильевского и Кулаковского, это были не кто иные, как русские.[902] Всеслав и другие князья, равно как и население, принявшее переселенцев-русских, — сами были тоже русскими.

Атталиота говорит о множестве городов по Дунаю, а население их называет «многоязычным». Он же сообщает о том, что города эти имеют пешее (типичное для русских на Дунае со времен Святослава) войско.[903]

Князья нижнедунайских городов были независимы от Византии и временами, случалось, даже облагали ее данью. Так, например, князь Татуш в 1074 г. совершил в союзе с печенегами удачный поход на Византию, а в 1088 г., во время похода Алексея Комнина, Татуш, сидевший в Дристре, вместе с половцами выступил против Алексея. Татуш — славянин. За это говорит то, что Византия направляет к нему посла, родом иллирийца, т. е. славянина. Но он не болгарин, так как Анна Комнин отличает его и его «племя» от болгар, именуемых ею «манихейцами» (богумилами).

По мнению Кулаковского, Татуш, Всеслав и их племена — это те скифы-пришельцы, о которых говорит Анна Комнин.[904] Еще в начале XII в. на Дунае хозяйничают русские. В 1116 г. Мономах посылает на Дунай Ивана Войтишича, который сажает по городам княжеских посадников. Для этого князю не пришлось воевать, следовательно, низовья Дуная были русскими. Русские сидели к востоку от Дристры, так как в 1116 г. Вячеслав и Фома Ратиборович не смогли назначить посадника в Дристру, подвластную Византии.[905] Во второй половине XII в. русские княжества еще удерживаются на Дунае. Так, например, в 1162 г. Византия дает Васильку и Мстиславу Юрьевичам четыре города и волость на Дунае.[906] Мы не ставим своей задачей проследить дальнейшую судьбу русского населения на Дунае, но нельзя не отметить, что и в XIII и в XIVb. русские по-прежнему еще играют известную роль. Никита Акоминат говорит о бродниках;[907] сын убитого Асеня І, Асень II, бежит в «русскую землю» и возвращается оттуда с русскими беглецами (своего рода бродниками, берладликами, «галицкими выгонцами»); в конце XIII в. в северной Болгарии княжит русский князь Яков-Святослав, приславщий в 1262 г. в Киев Номоканон, где он писал о своем русском происхождении. В 1328 г. русский воевода Иван отстаивает от греков Филиппополь, находясь на службе у болгарского царя.[908] В XI–XII вв. русское население нижнего Дуная было еще многочисленным и связанным с остальной Русью, и прежде всего с Галицкой, хотя связи эти не были прочными.

вернуться

893

Здесь на Дунае, в Берлади, Иван Ростиславич на некоторое время задерживается, и в этой связи большой интерес представляет опубликованная Богданом Петричейку Хиждеу в 1860 г. в Ясском временнике «Instructiunea publica» и в 1869 г. в журнале «Trajanŭ» рамота Ивана Ростиславича, датированная 1134 годом.

Вот ее текст: «У имѣ отца и сына /и святого духа аминь/ Аз Иванко Ростиславовичь оть стола галичьского, кнѣзь берладсьскы свѣдчую купцемъ /меси/ бриськьмъ, да не платѣть мыть у градѣ нашем /у Ма/ломъ у Галичи на изкладъ, развѣ у Берлади и у Текучомъ и /у г/радохъ нашихъ а на исъвозъ розьнымъ товаромъ туташнымъ и угръсьскимъ и русьскымъ и чес/ькымъ/, а то да платѣть николижь, развѣ у Маломъ у Галичи. А кажить воевода. А на томъ обѣтъ. /В літо/ от рожьства Христова тисѣщу и стъ и трдсть и четире лѣтъ месяца маі К днь». (Цитирую по: Грушевский М. С., Історія України-Руси. Т. II. С. 421. В скобках поставлены пропущенные в грамоте слова и буквы. Копия с грамоты см. в «Сборнике статей, посвященных Владимирскому-Буданову»).

Исследователи заподозрили грамоту в поддельности.

Так, поддельной считали грамоту Берладника И. И. Богдан (Труды VII археол. съезда Т. IV) и А. И. Соболевский. («Труды VIII археол. съезда», т. II). Последний усматривал в ней фальсификат, опираясь главным образом на молдавские элементы в ее языке, якобы немыслимые в XII в., а Богдан утверждал, что она не выдерживает критики историка, так как Берладник не мог быть «от стола галичьского», ибо в 1134 г. объединенного Галицкого княжества со столицей в Галиче не было и, кроме того, Берладник был непримиримым врагом галицких князей Володимирка и Ярослава. Аргументация скептиков сама вызывает сомнение. Во-первых, грамота писалась не в стольном городе, а в Берлади, где, естественно, на нее могла повлиять народная речь, как известно, отличавшаяся от официального церковно-славянского языка. Молдаванизмы также естественны, если мы учтем, что в XIV–XV вв. Дунайское понизовье и Поднестровье уже носят название «Россовлахии». Во-вторых, скорее ошибочна дата грамоты (1134 г.), чем самый факт, изложенный в грамоте. Следовало бы датировать ее 1144 годом. В 1144 г. Иван Ростиславич был в Берлади, так как в Киеве он появляется уже с прозвищем «Берладник». Ошибка писца — вернее переписчика XIV–XV вв. (в Молдавии и Валахии вплоть до XVII и даже начала XVIII в. церковным языком и языком официальных документов был древний церковно-славянский) — вполне возможна. От переписчика зависела и известная романизация языка грамоты. Об этом уже говорили в свое время И. О. Линниченко и Д. И. Иловайский. Наконец, нужно отметить, что указание грамоты о Берлади «от стола галичьского» не должно нас заставлять делать выводы о ее подложности, так как оно сообразуется с убеждением самого Ивана Ростиславича и его сторонников в том, что он — галицкий князь. Не вызывает сомнения и датировка грамоты «от рожьства Христова», так как в XIII в. такого рода датировка встречается и в других русских источниках. Трудно согласиться с И. И. Богданом и в том, что основа текста грамоты — повествование Ипатьевской летописи под 1149 г.

М. С. Грушевский считает грамоту Берладника заслуживающей внимания, хотя и отмечает некоторые ее особенности. К возражениям скептиков Грушевский относится критически (Грушевский М. С. Історія України-Руси С. 421, 422). Еще более основательны доводы Дашкевича, не сомневающегося в подлинности грамоты (см. его статью «Грамота князя Ивана Ростиславича Берладника 1134 г.», помещенную в «Сборнике статей, посвященных Владимирскому-Буданову», 1904).

вернуться

894

Летопись по Ипатскому списку, 1871, с. 226.

вернуться

895

ПСРЛ. Т. VII. Воскресенская летопись, с. 240.

вернуться

896

Кулаковский Ю. Где находилась Вичинская епархия Константинопольского патриархата // Византийский временник. 1897. Т. IV. Вып. 3–4. С. 335.

вернуться

897

Кочубинский А. О русском племени и Дунайском Залестье // Труды VII Археол. съезда. Т. II. С. 9–28 и др.

вернуться

898

Там же. С. 39.

вернуться

899

Там же. С. 66.

вернуться

900

«Повесть временных лет по Лаврентьевскому списку», с. 150.

вернуться

901

Известия византийских писателей о северном Причерноморье. ГАИМК. С. 10.

вернуться

902

Кулаковский Ю. Ук. соч. С. 322; Васильевский В. Г. Византия и печенеги // Журнал м-ва нар. просв. 1872. XII. С. 305.

вернуться

903

Кулаковский Ю. Ук. соч. С. 329.

вернуться

904

Там же. С. 330.

вернуться

905

Летопись по Ипатскому списку, 1871, с. 204.

вернуться

906

Там же, с. 357.

вернуться

907

Мавродин В. В. Славяно-русское население нижнего Дона и Северного Кавказа в X–XIV вв. // Ученые записки Педагог. ин-та им. Герцена. Т. XI. С. 33, 34.

вернуться

908

Кулаковский Ю. Ук. соч. С. 333–334; Грушевский М. С. Історія України-Руси. II. С. 522.

87
{"b":"851917","o":1}