Покосившись на столик, понял, что она заметила лежащий на виду башер. Да, в ситуации что-то определённо было не так. Впрочем, в моём случае иначе и не случается…

В этот момент меня буквально взвинтило от неизвестного доселе чувства — видеть перед собой беззащитную даму в беде, вполне однозначно реагирующую на ручное оружие.

Почему в беде? Возможно, потому что за хрупкими стенами этой норы раскрывал объятья опасный мир подлых хвостатых, зубастых, весьма кровожадных тварей, готовых пожрать друг друга за горсть рупий? А ещё потому что рядом с этой потерянной (едва ли осознававшей себя) упомянутой дамой находился собственной персоной Ланс фер Скичира. А это само по себе никогда не сулило ничего доброго…

Тем не менее, я был воодушевлён, непривычно наэлектризован и почти задыхался от нахлынувших ощущений — новых, непонятных, бередящих душу и её же выворачивающих.

Подобрав «Молот», я без лишней суеты поставил оружие на предохранитель и спрятал в шкаф. Только сейчас осознав, до чего нелепо выгляжу — в одной набедренной повязке, мертвецки-бледный, усыпанный шрамами и неровными дырками от фанга… а ещё с непрекращающейся, как оказалось, эрекцией, причём сильной до боли.

Надеясь, что девчонка не заметила, поспешно выхватил из шкафа верное зелёное пальто, в секунду оделся и так же быстро застегнул на нижние пуговицы. Одновременно показалось, что моё тело в настенных отражениях пребывает отнюдь не в идеальной форме, хотя раньше подобные стыдливые мысли и не планировали заглядывать в гости…

Как можно непринуждённее закутавшись в пальто, я вернулся к дивану и подсел на ближайший уголок стола. Видок у меня, конечно, лучше не стал, но толику уюта всё же подарил.

— По какому из протоколов провели рециркуляцию? — вдруг спросила она.

Дотянулась до стакана на полу и вполне уверенно отпила половину. Крепкие короткие пальцы дрожали всё меньше.

Я вздохнул, покивал, словно и правда собираясь в деталях пояснить «протоколы рециркуляции», но затем лишь повёл плечом:

— Детка, вопрос снова не по адресу… Полагаю, нас обоих ждёт немало удивительных открытий.

Она опустила стакан к ножке дивана. Ощупала предплечья, провела пальцем по прозрачной ткани комбинезона на запястье, прикоснулась к височным нашлёпкам. Её густые красивые брови сошлись, отчего на лбу прорезалась изумительная морщинка, будто нарисованный бледной тушью завиток.

— Я упускаю слова, — с неожиданной печалью произнесла девчонка. — Вот только они были тут, — она со стуком ткнула средним пальцем в затылок, — а затем исчезли… утекли… их смыслы становятся чужими…

Возбуждение во мне наконец-то пошатнулось, уступая место голосу рассудка.

— Тебе есть, что вспомнить? — я встрепенулся и неприятно похолодел. — Что-то важное?

— Да! — Её ресницы затрепетали, но уже через пару ударов сердца плечи поникли. — Но это нужно было спрашивать пять минут назад… Насколько далеко мы от?.. сука!.. снова забыла термин… как далеко от?.. нет, туман слишком густой…

— Что последнее ты помнишь?

Она ответила всего одним словом, но от него мне стало ещё холоднее. И почему-то многократно страшнее.

— Отречение, — прошептала девушка, а взгляд её стал стеклянным.

Я едва удержался, чтобы не сходить за бутылкой паймы. Подумал, что нужно подтолкнуть, направить, каким-то образом ухватить мерцающие в чужом сознании призраки слов и смыслов. Не успел.

— Бабушка, — вдруг добавила она, вскинув ладонь к губам. — Я помню бабушку. Почти помню. Перед сном… но всё это как будто не со мной.

Мой понимающий вздох оказался настолько громким, что девчонка покосилась с тенью опаски. Заставляя себя думать о чём угодно, но никак не об укрытом халатом прекрасном теле, я незаметно впился ногтями в бедро.

Невероятное, беспрекословное и чудовищное по силе желание обладать сводило с ума и заставляло бездарно растрачивать последние капли её утекающих воспоминаний. Это было сродни решению сложнейшего ребуса с приставленным к виску взведённым башером…

И тут же пришло внезапное озарение. Абсолютно лишнее в эту минуту, но яркое, как свето-струнный слепок.

— Также меня наделили полномочиями узнать, не нужно ли уважаемому Лансу фер Скичире чего ещё? — четыре дня назад в этой самой комнате спросил Галло Ш’Икитари, больше знакомый мне, как Перстни.

А уважаемый Ланс фер Скичира ответил в привычной ему нагловатой манере, вроде как пытаясь шутить, но вроде как бы и нет. После чего стайка казоку-йодда «Диктата Колберга» без лишних слов притащила в его скромное жилище контейнер, в котором покоилась…

Я обнаружил, что уже минуту сижу с отсутствующим взглядом, нацеленным куда-то выше дивана. В глазах девчонки мелькнуло знакомое беспокойство.

Затем она подобралась, уселась на скрещённые ноги, ещё плотнее запахнулась в мой безразмерный халат, и сразу стало понятно, что деловитости данной особе не занимать.

— А ты вообще сам-то кто такой? — спросила она.

Глядела прямо, почти не моргая и с требовательным выжиданием.

Проглотив чуть не сорвавшееся с губ ругательство, я вздрогнул и заставил себя вернуться в реальность. Прокашлялся, будто на светском приёме, и улыбнулся.

— Виноват, исправляюсь. Ты права, давай-ка с самого начала: куо-куо, меня зовут Ланс, и я приветствую тебя в удивительном мире, только что ставшем куда сложнее, чем несколько часов назад.

Она молча слушала, глядя так открыто и… по-хозяйски? В общем, я почувствовал, что краснею. И делаю это тем более явно, чем больше пялюсь на её шею, скулы, лоб и примятые капюшоном волосы.

— Почему я здесь, Ланс? — спросила девушка, наклоняясь и дотягиваясь до стакана с остатками воды. — И что это за место?

— Хотел бы и я это знать…

Глуповато улыбнувшись, по выражению её лица я сообразил, что совсем не помогаю. И всё-таки не удержался, чтобы добавить:

— Не хочу расстраивать, но у меня есть подозрение, что с этого момента в окружающем нас мире всё станет сильно иначе…

Она вздохнула. Попробовала задумчиво пригладить волосы, но с недовольством наткнулась на эластичную ткань. Опустила руку, мимоходом оценив состояние ногтей. Со скучающим видом побарабанила пальцами по краю стакана.

— Если ты думаешь, Ланс, что твои многозначительные паузы и не менее многозначительные… намёки делают ситуацию понятнее, то я вынуждена тебя расстроить.

Я поднялся на ноги.

Мне было неловко. Любоваться ей; понимать, до чего быстро она осваивает нихонинди, ловко арканит инициативу и вынуждает меня теряться.

Она казалась невинной, но совершенно точно не была таковой. Она казалась беззащитной, но можно было спорить на сто тысяч рупий, что уже через пару часов перестанет вызывать такие чувства…

Кивнув, я произнёс со всей серьёзностью, на какую был способен (и старательно скрывая обуревающие чувства):

— Нам понадобится чинга. Много чинги.

И ушёл в пищеблок готовить пару кружек крепчайшего напитка. После чего, стараясь не смотреть на торчащее из-под халата колено (да и в карие глаза, буду честен, тоже), начал рассказывать.

Без «многозначительных пауз», туманных намёков, прибауток, попыток казаться остроумным (хотя очень хотелось), риторических вопросов и слишком сложных слов.

Я рассказал ей про Тиам, насколько его познал.

Про мёртвую пустыню и гигантские заброшенные постройки, про суровые немногословные племена и их загадочные ритуалы. Про Юдайна-Сити, его бурлящие кварталы и районы, их необычное обустройство и социальные лабиринты, многочисленные опасности и щедрые дары (первых оказалось значительно больше). Про бесконечно далёкие отсюда Ченчу-Гар и Аркидополис, о которых и сам знал едва ли больше названий.

Про Двоепервую Стаю и Когане-Но, про малопонятных служителей ещё более малопонятных культов и священных уличных коров. Про искусство и превосходную кухню, про потрясающие достижения инженеров и скоростные фаэтоны, про ракшак и тетронов.