Крихбаум, у которого не было таких надежных индикаторов его эмоционального состояния, специализировался в полной флегматичности. Будучи призван Командиром, он склонился над штурманским столом и рычал на каждого, кто приближался слишком близко, как тигр, охраняющий от покушений кусок мяса. Следствием было то, что никто не мог сказать, над какой картой он работал со своими линейкой и циркулем.

Арио прошел через центральный пост по пути в нос. «Уже наверное час, как мы сменили курс», — закинул он удочку.

«Смышленый парнишка», — согласился Айзенберг. «Ты ничего не упустишь, верно? Им следует перевести тебя в штаб».

Крейсерская скорость. Команда провела еще один час, распятая на дыбе своего собственного тягостного любопытства. И все еще ни слова от Командира.

Следуя в кубрик старшин за своими письменными принадлежностями, я услышал: «Забавный курс…» — «Ну, быть может кают-компания хочет наблюдать, как солнце садится над Бискаем». — «Если ты подумываешь о том, чтобы вставить свой фитиль кой-кому в Сен-Назере, забудь! Я не знаю, что происходит, но ничего хорошего в этом нет».

Тягостное молчание.

Затем я услышал знакомый треск громкой связи.

«Как меня слышите? Нам задали новый порт назначения — Ла Специя, на Средиземном море. Мы получим снабжение в Виго. Как вы возможно знаете, это Испания».

Никаких комментариев, никаких приукрашиваний, никаких слов разъяснения — ничего. Командир произнес: «Это все» и отключился.

Старшины обменялись взглядами, не произнося ни слова. Радемахер уставился на кусок хлеба в своей руке, как будто кто-то вложил ему его. Первым разорвал молчание Френссен.

«Иисус Христос Всемогущий!»

За этим последовало множество разнообразных бранных слов.

Постепенно до всех дошло значение этих слов. Не будет никакого возвращения на базу, которая стала для всех них вторым домом, не будет швартовки с цветами ради восхищенных девушек-радисток и медсестер, прижимающих букеты к своей груди. Рождественский отпуск? Этого, пожалуй, тоже не будет.

Удивление сменилось возмущением. «Из всех — и мы …?» — «Какая наглость!» — «Кто только это придумал?» — «Эй, кто-нибудь, остановите автобус, я выйду!»

Мои глаза остановились на гардемарине. Ульманн сидел на краю койки, уставившись пустым взглядом в пространство. Его безвольно опущенные руки болтались между колен, а его лицо стало совершенно бледным.

«Стармеху это понравится», — произнес Френссен. «У нас почти не осталось топлива и торпед, так что чего уж там… Испания нейтральная страна».

Шоковая тишина все еще царила в носовых отсеках. Грохот жестянки, катавшейся между носовыми торпедными аппаратами, звучал неестественно громко.

«Этого не может быть», — произнес наконец Арио.

«Кто это говорит такое?» — возразил Данлоп. «Никогда не слыхал, что ли, о базовых судах?»

«Да конечно слыхал, но как мы собираемся входить в этот — как там его название?»

«Виго».

«Дерьмо», — произнес Бокштигель. «Дерьмо, дерьмо, дерьмо!»

«Они н-н-наверняка с ума сошли!» — Жиголо стал заикаться от негодования. «Я что имею в виду — посылать нас в Средиземное море!» По отвращению, с которым он произнес последние слова, можно было подумать, что речь идет о выгребной яме.

Турбо был озабочен. «Но мы должны были идти в Сен-Назер. Что они сделают с нашими пожитками?»

«Передадут их нашим ближайшим родственникам», — успокоил его Арио.

«Заткнитесь!» — резко произнес Жиголо. Даже его чувство юмора имело свои пределы.

«Рождество в стране макаронников — кто бы в это поверил?»

«А какая разница? Если нам только дадут отпуск — какая разница, поедем мы на поезде через Францию или Италию?»

«Вверх через Италию», — добавил Хаген.

«Ну хорошо», — произнес Арио примирительным тоном. Можно было почти слышать, как он думает то, что никто не осмеливался произнести вслух: «Давайте-ка сначала попадем туда…»

«А что такого скверного в Гибралтаре?» — потихоньку спросил Викарий.

Из одного из гамаков показалась голова и по ее лбу выразительно постучали пальцем. «Ну что за общество!» — произнес голос с нижней койки. «Этот придурок жив, а Бисмарк должен был умереть».

«Никакого понятия о географии, вот в чем его проблема. В чем дело, приятель, тебя что ли не было в классе, когда изучали Гибралтар? Этот пролив тесный, как щелка девственницы. Любую подлодку, которая хочет проскользнуть через него, лучше смазать вазелином».

Какое-то время никто не произносил ни слова.

«Было такое дело», — наконец произнес Хаген.

«Какое еще дело?»

«Застрял во время этого дела. Это случилось однажды с моим приятелем. Как чертовы тиски это было, так он сказал».

«Да ты шутишь!»

«Провалиться мне на месте».

«И что же он сделал?»

«А он ничего не мог поделать. Пришлось послать за лекарем. Он сделал девице укол…»

Турбо, всегда славившийся пристрастием к точности, был разочарован. «Как ты сможешь позвать лекаря, когда ты наполовину внутри?»

Тотчас же Гибралтар потерял всю свою ужасность.

«Прояви свою инициативу. Наверное, можно закричать».

«Ну да, конечно, или подождать, пока разовьется гангрена».

Командир был в центральном посту.

«Вступай в ряды ВМФ…»[37], — сказал я.

«… и увидишь весь свет — я знаю, очень смешно», — ответил он сердито. Он повернулся и загадочно уставился на меня, пожевывая свою холодную трубку. Мы стояли так некоторое время, как две статуи. Затем он сделал приглашающий жест, и я присоединился к нему на рундуке для карт.

«Наверное, они называют это обеспечение маршрутов снабжения. Африка скоро будет гореть огнем, а нам предназначена роль пожарных. Забавная идея, посылать подводные лодки в Средиземку, когда у нас недостаточно их в Атлантике».

Я попробовал выразить некоторый сарказм. «Жаль, что сейчас не разгар купального сезона. Командующий мог бы получше спланировать время для этого похода».

«А я сомневаюсь, что это идея Командующего. Он всегда дрался зубами и ногтями, чтобы предотвратить задвижение нас на периферию. Нам нужна каждая боеспособная подлодка. Зачем же еще построили лодки проекта VII–C, как не для битвы в Атлантике?»

Всего несколько часов назад лодка U-A была аристократом глубин — самодостаточным, уверенным в себе боевым кораблем. Теперь же она стала всего лишь пешкой в руках стратегов. Посредством дистанционного управления ее нос был теперь направлен в сторону Испании. Наше плановое возвращение на базу, и все что с этим было связано, превратилось в ничто.

«Не повезло бедняге Стармеху», — начал он снова, более задумчиво. «Дело в его жене — она должна родить со дня на день. Он все ведь рассчитал. Даже длительный патруль не лишил бы его шанса быть в отпуске в нужное время, но он не рассчитывал на последние события. У них ведь даже квартиры нет больше — разбомбили, во время последнего патруля. Она переехала к своим родителям в Рендсбург. Теперь он беспокоится — как бы с ней чего не случилось. Я его понимаю. Его жена не на сто процентов здоровая — в последний раз она чуть не умерла. Ребенок не выжил».

Командир никогда не обсуждал частную жизнь других — это было не в его стиле. Я удивлялся, почему он вдруг стал столь несдержан.

Через час после ужина я знал причину. Я как раз протискивался мимо, когда он поднял голову от донесения о походе, сказал: «Подождите минутку» и пригласил меня с свой закуток.

«Я списываю вас на берег в Виго — Вас и Стармеха. Стармех должен перейти на береговую работу после этого похода. Это официально подтверждено».

«Но…»

«Избавьте меня от героизма. Я все еще работаю над радиограммой. Так или иначе, Вы и Стармех должны будете быть проведены через Испанию — замаскированными под цыган, если потребуется».

«Но…»

«Никаких но. Двоим это удастся лучше, чем одному. Я все обдумал. У нас там агенты — они о вас позаботятся».