В июле, вернувшись в Лондон, она выглядела совершенно здоровой. Она даже шутила по поводу своей болезни, хотя глубине души была очень встревожена этими повторяющимися и все более тяжелыми приступами депрессии. В августе она снова появилась в Вест-Энде. Вивьен, в черном платье из органди, выглядела на премьере ослепительно и на последующем позднем приеме была такой же оживленной и общительной, как и прежде. Теперь более, чем когда-либо, она преисполнилась стремления и решимости вернуться на сцену, вновь испытать волнение и торжество, ставшие для нее жизненным эликсиром.

Теренс Рэттиган планировал показать “Спящего принца” в Вест-Энде летом 1953 года, приурочив постановку к коронационным торжествам. Действие пьесы происходило в 1911 году, когда вся европейская знать собралась на коронацию Георга V; сюжет строился вокруг романтического увлечения регента Карпатии кокетливой американской хористкой Элен Дэгенхем. Пьеса была задумана специально для четы Оливье, но потом у автора возникли опасения, что они отнесутся к ней слишком серьезно, и потому он назвал ее “сказкой к случаю” и отказался от мысли пригласить на главные роли короля и королеву театра. Однако Оливье невозможно было разубедить в том, что пьеса идеально подходит для него и мисс Ли. В итоге, несмотря на мрачный скепсис Рэттигана, они все-таки приступили к работе. Драматург предсказывал, что затея кончится катастрофой, а ее участники сложат головы в Тауэре.

Премьера, отложенная из-за болезни мисс Ли, состоялась в Манчестере в сентябре. Все билеты были проданы. Гримерная мисс Ли тонула в белых цветах, и лишь в букете сэра Лоренса белые розы соседствовали с розовыми; когда после спектакля они отправились ужинать в “Мидленд отель”, все посетители переполненного ресторана стоя приветствовали их аплодисментами. Они выражали восхищение актрисе неотразимой красоты и изящества, которая, удержавшись на краю пропасти, вновь победоносно явилась на сцене прежней блистательной и неповторимой звездой.

То же повторилось и в Лондоне, но с еще большим размахом. Премьера в “Фениксе” совпала с сорокалетием Вивьен, и оказанный ей прием превзошел все, что ей доводилось испытать. Букеты и поздравления наводнили театр. Потом, на приеме, устроенном в особняке Рэттигана, гости с Джоном Миллзом во главе пели “С днем рождения”. Наконец появились газеты, в основном с восторженными отзывами. “Мисс Ли — самый неотразимый чертенок из всех, кому удавалось расстроить планы королевской семьи, — писал Сесил Уилсон. — Маленькими шажками семенит она по особняку дипломатического представительства, в широко распахнутых глазах светятся наивность и лукавство, а язык с привычной легкостью справляется с американским акцентом. Это дразнящий тягучий выговор Бланш Дюбуа, вдруг осознавшей, что весь этот психопатический бред всего лишь приснился ей в страшном сне”.

В коммерческом отношении “Спящий принц” оказался блестящей удачей. Он шел восемь месяцев и при желании мог идти целый год. Спектакль посмотрели королева, принц Филипп и принцесса Маргарет. Но для Оливье эта работа не стала значительным актерским достижением. Критики сочли пустяковую роль великого герцога Руритании напрасной тратой сил; казалось весьма правдоподобным, что, идя навстречу более слабому дарованию мисс Ли, он играет не в полную мощь, дабы выступать с ней на равных.

Несомненно, великий герцог Карпатский был совершенно бесцветной личностью, а Оливье несколькими характерными штрихами совсем лишил его обаяния. Однако свидетельства очевидцев полностью опровергают предположение, будто Оливье — и как режиссер, и как исполнитель главной роли — не вкладывал в эту работу всех своих сил. Вопреки мнению критиков Рэттиган полагал, что исполняемой роли не соответствовала мисс Ли, а вот сэр Лоренс играл поистине волшебно. “Волшебство под силу лишь гению, а гениальность — это, несомненно, способность снова и снова выкладываться до конца, и если это определение верно, то Ларри удовлетворяет ему сполна. Требования “всеобъемлющего исполнения” в самом деле всеобъемлющи. Во время репетиций я завороженно наблюдал за тем, как неделю за неделей, постепенно, что-то отбрасывая, что-то оставляя, он усердно выстраивал свой образ из мельчайших деталей… Я полагал, что от огромности его таланта моя хрупкая безделка разлетится вдребезги, но, напротив, она приобрела жесткую форму благодаря спокойному и властному исполнению, которое, сохраняя верность легкомысленному замыслу автора, придало роли глубину, доступную лишь великим актерам”.

Странным образом второстепенная работа Оливье в “Спящем принце” нагляднее иллюстрирует все величие его игры, чем некоторые из основополагающих ролей, где мощь и изощренность производят слишком ошеломляющее впечатление, чтобы рассуждать. Питер Баркуорт, игравший лакея и дублировавший Джереми Спенсера в роли герцогского сына, вспоминает высказывание Оливье: «“Зрители не подозревают, какое немыслимое усилие необходимо для того, чтобы заставить “ожить” легкую пьесу вроде этой. Они понятия не имеют, как часто приходится брать роль приступом”.

Никогда не забуду первых репетиций под руководством Оливье… Позже он пригласил меня к себе в гримерную и сказал: “Знаешь, если говорить об игре, то на спектакле надо постараться начисто забыть о технической стороне дела. Есть только веши, которые я стараюсь держать в голове. Расслабляй ноги. И всегда набирай больше воздуха, чем тебе надо. Об этом я помню всегда. Все остальные вопросы техники я заставляю себя забыть”.

Оливье, единственный из известных мне режиссеров, сидел на сцене у рампы — за письменным столом! Потом мне часто снился один и тот же сон. Я стоял на сцене в полном одиночестве, не зная текста — классический кошмар, — а партер, амфитеатр и галерка были заставлены письменными столами. И за каждым сидел Лоренс Оливье!»

Вызвавшая столь пренебрежительное отношение роль в "Спящем принце" была единственным сценическим созданием Оливье между 1951 и 1955 годами. Но он не провел эти годы в праздности. Помимо главной роли в “Опере нищего”, он записал для Эн-Би-Си большую серию получасовых радиопередач под общим названием “Лоренс Оливье представляет” и показал две пьесы: ”В ожидании Джиллиана” в “Сент-Джеймсе” и “Знакомьтесь с человеком” в “Дюк-оф-Йоркс-тиэтр”. Как всегда, он активно принимал участие в благотворительных представлениях, в том числе в “Палладиуме”, где вместе с Джеком Бьюкененов исполнил изысканный шафл. Наконец, на зиму 1954 года пришлось главное событие, единственное поистине великое достижение тех лет, — съемки “Ричарда III".

Но третий фильм шекспировского цикла Оливье вышел на экран лишь в декабре 1955 года, а пока его судили по сделанному в пятидесятые годы: двум “Клеопатрам”, “Спящему принцу” и фильмам “Керри” и “Опера нищего” — работам, которые никак не могли способствовать укреплению его актерской репутации. Приговор самых суровых рецензентов гласил, что в его послевоенном творчестве наступил период упадка.

Благосклонность критики вернулась к Оливье, когда в апреле 1955 года под шум рекламы он вновь появился в театре, где, никому не ведомый, добился триумфа тридцать три года назад, — Мемориальном Шекспировском театре в Стратфорде-на-Эвоне. Вместе с Вивьен Ли он должен был играть в “Двенадцатой ночи”, “Тите Андронике” и “Макбете”. Их колоссальная известность еще до открытия сезона гарантировала полные сборы. Теперешний Оливье был отнюдь не на вершине славы, а, по выражению некоторых сгущавших краски критиков, вступал в борьбу за возвращение звания первого актера мира. И для мисс Ли стратфордский сезон был не менее серьезным испытанием. Она еще не играла на этой сцене, и ей предстояли совершенно новые роли (Виола, Лавиния и леди Макбет).

Вычурная и, пожалуй, чересчур слащавая "Двенадцатая ночь” в постановке Джона Гилгуда едва ли послужила эффектным началом для долгожданного возвращения на сцену королей театра. Несмотря на весьма опытный состав, включавший Анджелу Бэддли (Мария), Алана Уэбба (сэр Тоби Белч) и Майкла Деннисона (сэр Эндрю), спектаклю на удивление не хватало веселья, и, возможно, отчасти это происходило из-за Мальволио в трактовке Оливье. С присущей ему выдумкой он наделил своего комического персонажа кудряшками, густыми, высоко поднятыми бровями, острым носом, легкой походкой и слегка гнусавыми, хныкающими интонациями холуя, но — из сочувствия — сгладил его заносчивость. В этом еще раз проявился его редкий дар проникать в потаенные глубины характера и умение по-новому взглянуть на хорошо знакомого героя. “Он просто живой Мальволио, — писал Дж. К. Трюмн. — Он заставляет нас вспомнить прошлое этого человека и задуматься о его будущем”. Но, по мнению ряда критиков, образ этого пастельного Мальволио был выверен с такой точностью, что утрачивал непосредственность и комизм, а в результате несколько не соответствовал сюжету.