В такой ситуации Оливье и Герберт Уилкокс проявили беспримерную храбрость, объединившись летом 1952 года для постановки фильма “Опера нищего”. Уилкокса подбадривал успех “Весны на Парк-лейн”, скорее легкой музыкальной комедии, нежели мьюзикла, но главным залогом их оптимизма было участие в фильме таких выдающихся талантов, как Питер Брук, режиссер; Кристофер Фрай, сценарист; сэр Артур Блисс, аранжировщик; таких актеров, как Дороти Тьютин, Стенли Холлоуэй, Джордж Девин, Хью Гриффитс и Дафния Андерсон.

Брук еще ни разу не работал в кино, но этим решили пренебречь. Среди театральных режиссеров он был двадцатисемилетним вундеркиндом, и именно его участие привлекало Оливье в этом замысле сильнее всего. Тем парадоксальнее, что на съемках режиссер и исполнитель главной роли редко находили общий язык. Как живо вспоминает Герберт Уилкокс, этот творческий союз был так же неработоспособен, как смесь бензина с водой:

”Ларри, с его огромным знанием театра и кино, и я, продюсер с тридцатипятилетним стажем, стремились совместить экспериментальный подход Питера с нашим опытом и взять все лучшее от обеих сторон. Но Питер все отвергал. Мы с Ларри охотно признавали его тем гением театра, каким он, бесспорно, успел себя зарекомендовать, но не могли убедить его принять наши практические советы, казавшиеся ему придирками. Вся сложность заключалась в том, что Питер был преисполнен чувства собственного превосходства, которым светились его юные, голубые, сверкающие, как надраенные медные пуговицы, глаза, и с этих высот он дерзко и с издевкой поглядывал на все традиционное, при том, что у нас опыт целой жизни, знавшей и успехи, и неудачи, не оставил и следа от того чувства превосходства, которое Ларри или я могли культивировать в самом начале своей карьеры.

Ларри из кожи вон лез, чтобы как-то сработаться; и как он работал! Даже из часа, отведенного на обед, сорок пять минут он занимался вокалом со своим преподавателем-итальянцем. В отличие от большинства звезд Ларри не прибегает к помощи дублеров и все без исключения делает сам — поет (огромную партию), ездит верхом, фехтует. От одной только скачки, когда камеры движутся на автомобилях со скоростью сорока миль в час, большинство звезд голливудских вестернов получило бы инфаркт. Однажды он столько раз поднимался на довольно крутой курган, что у его лошади начался сердечный припадок!

Беда заключалась в том, что Питер безумно хотел сделать самый захватывающий фильм века, но ему не хватало знания специфики кино”.

В начале съемок Оливье был полон энтузиазма, даже произнес приветственную речь перед актерами и техническим персоналом и со смехом вспомнил о том, как тридцать лет назад Уилкокс предложил ему контракт на сто фунтов в неделю. Но веселье быстро иссякло. К октябрю съемки в Шеппертоне намного отставали от графика. Потом наступил кризис. Оливье репетировал сцену дуэли, в ходе которой должен был вскочить на игорный стол. Четыре раза он успешно справился с этой задачей, а на пятый неудачно упал и порвал связку на ноге. В первую минуту, испытывая острую боль и потеряв возможность двигаться, он обругал своего противника за то, что тот якобы сделал выпаде момент его прыжка. Позже, осознав свою ошибку, он послал за этим человеком и извинился перед ним. Травма вывела его из строя на три недели.

Эта задержка, вкупе с разногласиями между Оливье и Бруком, встревожила финансистов. На постановку уже было затрачена четверть миллиона фунтов. Теперь они предлагали сменить либо исполнителя главное роли, либо режиссера. Позднее Уилкокс вспоминал: «"Филм Файненсиз", компания, которая финансировала съемки, потребовала, чтобы я заменил режиссера. Но я отказался, взяв на себя любые дополнительные расходы и освободив их от всяких обязательств. В итоге это обошлось мне лично в 31 тысячу фунтов. Через три недели, когда Ларри поправился, я имел с ним разговор. "Ларри,— сказал я,— мы оба с тобой считаем, что Питер способен сделать нечто действительно замечательное. Давай дадим ему волю". Ларри согласился, и фильм заканчивали уже без споров. Одному богу известно, что мы снесли — золотое или тухлое яйцо. Так или иначе, фильм был готов».

После монтажа они с удивлением обнаружили, что картина получилась отличная. Но у Уилкокса все же хватило здравого смысла не считать успех гарантированным. Когда Джек Уорнер предложил Корде, владевшему правом экспортного проката, 700000 долларов за возможность распоряжаться фильмом в Западном полушарии, Уилкокс посоветовал согласиться при условии, что Уорнер покупает "вслепую", не включая в договор пункт, освобождающий его от обязательств после просмотра. Сделка была заключена. Компания Корды получила изрядную прибыль. Но не Уилкокс и не Оливье. Для них это был самый настоящий провал.

И в профессиональной, и в личной жизни Оливье начиналось темная полоса. Когда он работал над "Оперой нищего", на экраны вышла "Сестра Керри", встреченная довольно холодно. Как и мюзикл Оливье, "Керри" оказалась совершенно не кассовым фильмом. В то же время его все сильнее тревожило здоровье Вивьен Ли.

Он отдыхал в Италии после стрессов и споров в павильонах Шеппертона, когда узнал, что она заболела тяжелым нервным истощением после натурных съемок фильма “Слоновья тропа” на Цейлоне. Он немедленно прервал столь необходимые ему каникулы и вылетел к ней.

В феврале 1953 года на Цейлоне было угнетающе влажно. Климат, перенапряжение и бессонница быстро подорвали силы Вивьен. Кризис произошел в марте, когда она собиралась в Голливуд, чтобы окунуться в повседневную съёмочную рутину. После памятной аварийной посадки в Уиллемантике в 1946 году она всегда нервничала перед полетами, а при нынешнем крайнем психическом и физическом истощении перспектива длительного путешествия до Лос-Анджелеса привела ее на грань полного нервного срыва. В назначенный срок она честно явилась на студию. Но работать не смогла. Ею овладела настоящая депрессия. Она потеряла уверенность в себе. Она болезненно боялась встречаться с людьми, время от времени начинала беспричинно плакать на съемочной площадке, а временами бродила с отсутствущим видом, декламируя диалоги Бланш из «Трамвая “Желание”». Дома она испытывала странную потребность подметать, вытирать пыль, опорожнять пепельницы, несмотря на то, что в ее распоряжении было множество слуг. В конце концов помутнение рассудка дошло до того, что она перестала узнавать друзей и начала называть своего партнера Питера Финча “Ларри”. Руководство студии призвало на помощь Дэвида Нивена, одного из немногих ближайших друзей, с которым ей было легко. После разговора с Вивьен он подтвердил, что необходимо приставить к ней врача и сестру и известить мужа.

По приезде сэр Лоренс согласился с врачами, что состояние ее здоровья требовало немедленно прервать работу над фильмом и возвратиться в Англию. На ее роль пригласили Элизабет Тейлор. Для поездки домой Вивьен, чей рассудок омрачился самым печальным образом, предписали непрерывный прием успокоительных и поручили наблюдению двух медицинских сестер. Перелет до Лондона проходил крайне тяжело. В нью-йоркском аэропорту разыгралась тягостная сцена: мисс Ли сопротивлялись, рыдала, спорила с Оливье, Дэнни Кэем, сестрами и стюардессами, которые пытались убедить ее подняться на борт трансатлантического воздушного лайнера. В продолжение всего путешествия муж, мягкий, чуткий, бесконечно терпеливый, не отходил от нее ни на минуту; но его угнетало ощущение собственной беспомощности, и он прекрасно понимал, что в данный момент ей могли помочь только специалисты. Прямо из лондонского аэропорта Вивьен отвезли в частную лечебницу в Суррей, где врачи предписали ей три месяца полного покоя и запретили посещении. Позже ее перевели в “Юниверсити колледж хоспитал”, чтобы поместить под наблюдение не только психиатров, но и специалиста по болезням легких, так как туберкулез, впервые обнаруженный девять лет назад, вновь напомнил о себе.

Лишь в конце апреля Оливье наконец привез Вивьен домой в Нотли. Он всегда жаждал избавиться от загородного дома, но теперь отказался от этой мысли. Дом, стоящий на высоком месте, стал идеальным санаторием, Вивьен собиралась отдохнуть там по крайней мере до начала июля. Быть может, в результате ей удастся достаточно окрепнуть, чтобы вернуться на сцену и сыграть вместе с мужем в новой пьесе Рэттнгана “Спящий принц”. Воспоминания о кошмаре, пережитом в Голливуде спрятались в темных глубинах ее подсознания.