— Всё отлично, только вот кто согласится туда идти? Да это в десятках тар отсюда. Такая экспедиция — это дорога в один конец — причём во владения Руга. Только сумасшедший решится на такое. Прости, Корт, не в обиду тебе.

Гадрим потирал заросший жёсткой щетиной подбородок.

— Да уж, теперь идея о перераспределении воды и продовольствия не кажется такой уж плохой. — Уги хмурился.

Уже несколько недель они ломали голову над решением, которое должны предложить народу в ближайшее время. Пока в Утегате всё было спокойно. В городе снова появилась вода, и споры на время стихли. Но в этом затишье Корту уже чудился отдалённый шум надвигающейся бури.

— Рано сдаваться. Мы должны предложить выход, который устроил бы всех. И главное — позволил обойтись без жертв среди народа.

— Хорошо бы такой выход и правда был. Потому что иначе через пару месяцев, когда вода закончится, и люди начнут умирать, нам грозит бунт, — Уги лишь озвучил то, о чём и так всем было известно, но всё же эти слова прозвучали крайне мрачно.

— Я этого не допущу. Мы что-нибудь придумаем, — ответил Корт.

— Отлично. Тогда хорошо бы думать быстрее, потому что вчера я был в хранилище. И оттуда уже выбрано около четверти объёма.

Бурый полог отлетел в сторону, и в комнату просунулась голова молодого атлурга. Его ещё не допускали до внутренних совещаний, но парень рвался в бой, смотря на Корта широко раскрытыми глазами. Кажется, он считал его за некое подобие живого божества. Корт считал, что из молодого атлурга может выйти толк и держал его поближе к себе, на посылках.

Парень с выражением благоговения и ужаса осмотрел комнату с четырьмя атлургами, застывшими над картой. На его лице ясно читалось, что он только что застал сильнейших мира сего, в этот самый момент вершащих историю.

— Что такое, Мерут? — окликнул замершего в дверях парня Корт.

Тот словно очнулся от самого увлекательного в его жизни сна и вытянулся по стойке «смирно».

— Корт, началось.

Святилище Руга — самое обширное место поклонения в Утегате. Все божества имеют свои капища — большего или меньшего размера, часто посещаемые и заброшенные, крупные — на десятки человек, и совсем маленькие — рассчитанные на одновременное присутствие одного-двух атлургов. Но ни одно из них не сравнится с этим.

Святилище Руга имеет круглую форму. Круг — символ непрерывной линии жизни — от рождения к смерти и снова к рождению. На смену одним поколениям приходят другие — таким образом, линия жизни народа длится в веках. Не прекращаясь ни на секунду, она лишь движется по кругу, повторяя саму себя.

Обычно зал пустует, напоминая об истинных владениях Руга — бесконечной пустыне. Только в центре, на массивном алтаре, вырубленном из единого куска красного камня, стоят три чаши, наполненные песком. Рядом лежит кинжал-аслур, полностью сделанный из прозрачного, как капля воды, тергеда, настолько чистого, что через его лезвие можно смотреть насквозь.

Атлург, желающий обратиться к богу, должен взять горсть песка из первой чаши и пересыпать во вторую в знак того, что пески являются главной стихией на планете, и что жизнь народа подчинена их течению. Затем просящий должен порезать ладонь аслуром и капнуть кровью в третью чашу, подтверждая, что вверяет жизнь Ругу.

Сегодня в святилище собралось много атлургов, что бывает только по особым событиям. Корт пробил себе дорогу вперёд и тут же наткнулся на Гвирна, стоящего в первом ряду. Атлург бросил на него безразличный взгляд и коротко кивнул. Корту показалось, Гвирн недоволен его появлением.

Освещение было приглушено. Солнечные лучи рассеянно гладили красный камень алтаря и золотили стены, искрящиеся, словно драгоценные жилы в недрах гор. Сам зал утопал в лёгкой полутьме, лениво струящейся через заполненное атлургами пространство. Только на двух людей, стоящих перед алтарём, падало чуть больше света.

Сегодня совершался обряд Нанесения Знаков. Сегодня народ принимал к себе ещё одного атлурга, который с этого дня станет полноценным членом Утегата.

Нергут — новый гурнас — был одет в церемониальную одежду: халат песочного цвета с бордовой вязью знаков по рукавам и подолу. Последний раз Корт видел его на Арагоне.

Рядом с ним стояла девушка и протягивала жрецу руки.

Юту было не узнать в длинном церемониальном балахоне. Словно в противоположность одежде гурнаса, он был тёмно-бордовым. Гораздо более богато, нежели халат Нергута, расшитый письменами наури. Балахон был длинным, доставая Юте до пят, и бесформенным, полностью скрывающим её фигуру. Только рукава были неестественно коротки, обнажая предплечья.

На алтаре, перед которым стояли Юта и Нергут, не было привычных чаш и ритуального кинжала. Вместо этого на нём были разложены ножи разного размера и формы, с тончайшими, отточенными как бритва, лезвиями. И ещё стояла чаша, наполненная красной пылью, настолько мелкой, что при малейшем дуновении она взвивалась в воздух бордовым туманом.

Гурнас взял правую руку девушки и повернул внутренней стороной к себе. Затем выбрал один из ножей, — с изогнутым полумесяцем лезвием. Он поднёс его к светлой, кажущейся полупрозрачной коже Юты, и начал быстро и умело водить по ней бритвенно-острым краем.

Капельки крови выступили из свежих ран, будто капли росы на лепестках цветка. Нергут два раза менял ножи, предназначавшиеся для разных узоров и степеней нажатия, и вскоре первый символ наури появился на предплечье Юты. Гурнас чуть повернул ее руку, и тонкая струйка крови, словно красная нитка, протянулась от знака к запястью девушки.

Специальной лопаткой жрец зачерпнул из чаши красной пыли и присыпал символ. Затем начал аккуратно и методично втирать в свежий порез.

Корт помнил, что это больно. Но Юта ничем не выдавала своих ощущений. Она не дрогнула, не пыталась инстинктивно отдёрнуть руку и не изменилась в лице. Она стояла прямо и спокойно, почти равнодушно наблюдая за действиями гурнаса.

Корт почувствовал за Юту странную гордость. В течение нескольких недель после того, как узнал, что она решилась на обряд Нанесения Знаков, он не мог понять причин. Это казалось странным: Юта была слишком самобытной, да и с народом её мало что связывало. Была ли причина в её матери, которая оказалась атлургом? Или же у неё на уме было что-то иное?

Сейчас, глядя на её прямую спину, спокойное выражение лица, уверенный, непоколебимый взгляд, Корт наконец понял, почему она делает это.

Юта уже была атлургом. А обряд Нанесения Знаков — всего лишь символический жест, подтверждающий это. Словно кто-то проводит ручкой по невидимым, но уже существующим на бумаге линиям. Линии её судьбы уже были написаны. Ей оставалось только следовать им.

Закончив втирать красную пыль, гурнас промокнул рану лоскутом ткани. Первый символ был закончен. Оставалось еще около двадцати. Через четыре-пять часов предплечья девушки будут испещрены символами наури. Ритуал закончится, и гурнас впервые назовёт её атлургом.

Корт скрестил на груди руки, готовясь простоять здесь до вечера. Он не смотрел на нож Нергута, скользящий по коже Юты, — только на её лицо.

Когда обряд Нанесения Знаков подошёл к концу, атлурги уже еле стояли на ногах. Обычно первые знаки наносятся ещё ребёнку. Сперва только несколько основных символов. Остальные добавляются позже, по несколько за раз, в течение всей жизни.

Но в случае Юты первые знаки наносились уже взрослому человеку, поэтому их было гораздо больше. Все символы, которые обычно атлург получает в течение жизни, были нанесены Юте за раз.

Но девушка ничем не выказывала усталости. Она стояла с прежним выражением лица. Корт мог только представить, какими усилиями ей даётся это спокойствие и неподвижность.

Прежде чем замотать тканью истерзанные предплечья, Нергут повернул руки Юты к атлургам, чтобы каждый мог увидеть её знаки. Они — то, чем отныне она отличается от других. То, что теперь будет её определять. Эти символы делают Юту частью народа, в то же время выделяя среди прочих атлургов.